– Как это вы без ворот живёте?

– Были раньше ворота, – ответил Поркоп. – А этой зимой разобрали. Времена пришли очень недобрые. Много чужих людей стало вокруг шататься.

Маркел промолчал. Поркоп повёл его к хоромине. Там возле крыльца стояли отыры. Когда Маркел с Поркопом подошли к крыльцу, отыры перед ними расступились. Поркоп сказал снять шапку, Маркел снял, и они стали подниматься по крыльцу. На крыльце, как и при частоколе, ступеней не было, а были только неглубокие зарубки в брёвнах. Зимой, подумал Маркел, сюда не очень-то взойдёшь, а у них тут почти всегда зима.

Поднявшись по крыльцу, они прошли через сени, где всё было увешено и устелено шкурами, поднялись на второй этаж, опять же по зарубкам, и вошли в просторную светлицу, пол в которой был почти весь застелен толстой белой кошмой, на которой в самом почётном месте, возле чувала, сидел, скрестив ноги по-татарски, пелымский князь Аблегирим и, усмехаясь, смотрел на Маркела. Маркел поклонился. Аблегирим похлопал по кошме рядом с собой. Маркел ещё раз поклонился, прошёл и сел рядом с Аблегиримом. Аблегирим молчал и наблюдал за тем, как по кошме ходят босые челядины и расставляют закуски и выпивку. Закусок было много, самых разных, а вот посуда была только деревянная.

– Чего смотришь? – спросил Аблегирим, усмехаясь. – Голодный?

Маркел на всякий случай промолчал. Аблегирим окликнул одного из челядинов, тот взял ближайшую тарелочку (правильнее, деревянную дощечку) и подал её Маркелу. На тарелочке лежали мелко порезанные кусочки сырого мяса.

– Ешь, ешь, не бойся, – сказал Аблегирим.

Маркел взял один кусочек и начал жевать, а потом скорее проглотил.

– Вот хорошо! – сказал Аблегирим. – Теперь будешь быстрый как олень. Я каждый день это ем. А ваш Ермак не ел! И не убежал от татар. Вот так-то!

И сделал знак челядину. Тот убрал эту тарелочку, подал другую. Маркел взял самый маленький кусочек и проглотил, не жуя. Аблегирим усмехнулся, сказал:

– Теперь ты будешь говорить только правду, как ворон. Иначе умрёшь!

Маркел мысленно перекрестился. Аблегирим отпустил челядина, повернулся к дверям и трижды хлопнул в ладоши. В светлицу начали входить отыры и рассаживаться вдоль кошмы. Среди отыров был и хорошо знакомый Маркелу старый вогул. Когда отыры расселись, в светлицу стали входить простые воины, так называемые ляки, и они уже не садились, а так и оставались стоять вдоль стен, на голом полу. Вместе с ляками вошёл Поркоп, и остановился прямо за спиной у Маркела.

И почти сразу же один из отыров начал быстро-быстро говорить по-вогульски, все остальные это подхватили, а потом запели. А кто-то стал бить в бубен и выкрикивать. Потом, по знаку Аблегирима, отыры замолчали, разобрали берестяные ковшики и выпили. Маркел тоже выпил. Выпивка была некрепкая и пахла мёдом. Поставив ковшики, все начали закусывать. Маркел увидел вяленое мясо, забрал его себе и начал есть. А увидел лепёшки – и стал есть лепешки. Но вдруг вспомнил слова про правду и про ворона, и сразу разогнулся от кошмы, и ничего уже не ел – не мог. Конечно, думал он, княжьи слова – это, скорей всего, обычные бесовские хитрости, но всё равно лучше не гневить Бога и ничего нечистого не брать. Подумав так, Маркел перекрестился.

А когда всем, по аблегиримову велению, опять налили, Маркел только пригубил, а остальное, будто ненароком, вылил. Аблегирим это заметил, но смолчал, только сверкнул глазами.

Время шло, отыры начали всё больше и больше хмелеть, общий разговор становился всё громче и путаней, Маркел покусывал лепёшку, а когда наливали, он каждый раз отпивал по глоточку, не больше. Но хмель всё равно стал понемногу забирать и забирать его! Аблегирим это заметил, тихо засмеялся и махнул рукой. Тут же забренчала, задудела, заныла татарская музыка, в светлицу вбежали девки в просторных рубахах, с длинными распущенными волосами, и начали плясать, ловко прыгая между закусками. Маркел широко раскрыл глаза.

– Ха! – радостно воскликнул Аблегирим. – Я у Кучума пировал. Я знаю, как вы веселитесь! Смотри, чердын!

Маркел смотрел. Девки плясали очень ловко. Аблегирим опять заговорил:

– Какая тебе больше нравится? Скажи, подарю! Не понравится, завтра вернёшь, возьмёшь другую. У меня их много. Выбирай!

Маркел молчал, смотрел на девок, думал: ага, так и скажу, я, думаешь, не знаю, что это только колдовство и вид один, а никого здесь нет, Параска говорила же… Или, может, Параска врала, а на самом деле…

Но дальше он додумать не успел, потому что Аблегирим вдруг громко хлопнул в ладоши, музыка сразу смолкла, девки убежали, и в светлице стало совсем тихо. Аблегирим повернулся к Маркелу и мрачно сказал:

– Обидел ты меня, чердын. Да вы, чердыны, все такие злые, только и думаете нас обидеть. Но мы вам не поддадимся!

И он опять повернулся к двери, поднял руку, щёлкнул пальцами – и снова заиграла музыка, но уже не быстрая, а скучная и заунывная. Ляки налили в ковшики, отыры выпили. Маркел тоже выпил, и теперь уже до дна. Аблегирим смотрел перед собой в кошму, молчал. Маркел ждал, что будет дальше.

А дальше было то же самое – ляки налили, отыры выпили и ещё сильнее зашумели. А кое-кто из них уже даже начал размахивать руками, вскакивать. А кто сидя задремал. А кто совсем привалился к стене. Ляки опять налили, отыры опять выпили.

Аблегирим не пил. Сидел как истукан. Потом вдруг, повернувшись к Маркелу, сказал:

– Приходил к нам сюда Ермак, постоял три дня внизу, пострелял из пищалей. А наверх не полез! Я выходил на стену, приглашал его. Но он всё равно не полез. Мало уже было у него людей, и он мне говорил: дай мне своих людей, дай мне припасов, и я уйду от тебя. А я отвечал: а зачем тебе уходить? Стой здесь! Я буду сверху на тебя смотреть, мне будет радостно. Но он ещё день постоял и ушёл. И убили его! И это правильно! Зачем он ходил в медвежьей шубе? Он что, Консыг-ойка, чтобы так рядиться? И за это его и убили, за шубу.

– Так шуба у него была медвежья? – спросил Маркел.

Аблегирим кивнул.

– А пансырь на нём был какой?

– Пансырь железный, красивый, – с видимой завистью ответил Аблегирим. – Мой человек в него стрелял и попал, но стрела отскочила. А хорошая был стрела, заговорённая! Ермак смеялся, хвастался, что этот пансырь ничем не пробить, его ваш главный князь ему пожаловал. И так оно после и было, никто не смог тот Ермаков пансырь пробить, такой он был крепкий. Так Ермак в том пансыре и утопился.

– Как утопился?

– А как люди топятся? Пошёл на дно и пузыри пустил, и всё. А его ляки разбежались. Татары шибко радовались, три дня на берегу плясали, ждали, когда Ермак всплывёт. Но он не всплыл. Его Аутья-отыр съел. Про Аутью знаешь?

Маркел молчал. Аблегирим продолжил:

– Аутья-отыр – младший брат Конгсыг-ойки, Конгсыг-ойка в лесу живёт, Аутья-отыр в воде, во всех реках. Вот он Ермака и сожрал. Вот как бывает с теми, кто чужую шубу носит! Ваш Ермак, он что, медведь? Или он Конгсыг-ойка?

Маркел ничего не ответил. Аблегирим щёлкнул пальцами. Поркоп наклонился и налил Маркелу в ковшик. На этот раз питьё было мутное, Маркел не решался его пить.

– Пей, пей! – сказал Аблегирим. – Тогда много чего нового узнаешь!

Маркел выпил. Воняло грибами. Его что, отравить хотят, что ли, подумал Маркел. А Аблегирим, усмехнувшись, продолжил:

– Вот сейчас мы с тобой поговорим! Сейчас это будет славно! – И спросил: – А теперь прямо скажи: куда едешь? И зачем?

И Маркел, сам того не ожидая, вдруг ответил:

– Еду в Кашлык. Мне велено узнать, убит Ермак на самом деле или нет.

– Убит, убит! – радостно ответил Аблегирим и даже рукой показал, как убит. – Это все у нас тут знают. А что ещё тебе велено?

– Велено найти две царские вещицы, которые он Ермаку пожаловал: саблю и пансырь. Где эти вещицы?

– Как где? – переспросил Аблегирим. – У татар, где ещё. Это мы ничего не берём, а только убиваем, а татарин нет, татарин может не убить, а заберёт всё! А я, если бы убил, ещё бы Ермаково сердце съел. Это мне много силы дало бы!