– Из Москвы я, из Разбойного приказа. Где хозяин?

– А, это! – растерянно сказал детина. – Так ведь сегодня пятница!

– Веди! – грозно велел Маркел. – Кому сказали!

Детина развернулся и повел. Нож он так и держал за спиной, а так как Маркел шел за ним следом, то он этот нож хорошо рассмотрел – нож был мясной, рабочий. А они тем временем поднялись в горку, прошли мимо ледника и повернули прямо к стоялой избе. Там дверь была открыта и оттуда были слышны голоса.

– Как его звать? – спросил Маркел.

– Евлампий Павлов сын Шатунов, – ответил детина, не останавливаясь и даже не поворачивая головы.

После чего они поднялись по крыльцу и первым в дверь вошел детина, а уже за ним Маркел. Там, в стоялой избе, то есть в самом кабаке на его ближней черной половине, тогда было непривычно пусто, потому что только возле стойки, по ту и эту ее стороны, стояли двое: там целовальник, как сразу подумал Маркел (и, как после оказалось, не ошибся), а здесь, с этой, – сам кабацкий голова Евлампий, человек невысокий, но ловкий и крепкий, и это сразу чуялось. Увидев чужака, Евлампий сделал вид, что удивился, и спросил:

– Ты кого это привел, Григорий?

– А это из Москвы! – сказал детина (а его звали Григорий), а про Разбойный приказ не сказал, побоялся.

Маркел сам сказал:

– Мы из Разбойного, стряпчий я тамошний, вот что.

– Из Разбойного? – переспросил Евлампий. – А мы разве чего наразбойничали?

– Я пока что этого не знаю, – ответил Маркел. – Но хочу узнать! – И уже только после этого достал и показал овчинку.

– Ага! – сказал Евлампий. – Ну, если такое дело! – И повернулся к целовальнику и приказал: – Петя, сбегай за горячим, а то, чую, разговор будет небыстрый.

– Нет, – сказал Маркел, – горячего не надо. Нынче пятница.

– А мы постного! – сказал Евлампий. И еще раз сказал: – Петя!

Петя куда-то нырнул и пропал. А Евлампий, опять повернувшись к Маркелу, продолжил:

– И чего это мы здесь, на подлой половине? Идем в белую!

– Нет-нет, – строго сказал Маркел. – Мы люди простые, к холе непривычные. И мы на службе!

После чего повернулся и отступил, и сел к общему столу на край, и указал рукой, куда (то есть напротив него) нужно сесть Евлампию. Евлампий скучно усмехнулся, но вслух спорить не стал и сел там, где ему указали. Маркел, глядя на него, сказал:

– Евлампий Павлов Шатунов, так правильно?

– Так, – сказал Евлампий.

– Давно здесь?

– Пятый год.

– Ага! – сказал Маркел. – Вот славно! Значит, всех здесь знаешь. Как облупленных.

– Ну, не лупил, а знаю, – уклончиво, но в то же время с гордостью сказал Евлампий.

– А Ваську Спиридонова? – спросил Маркел.

– Какого Спиридонова? – спросил Евлампий.

– А московского приказчика, – сказал Маркел, – который здесь посошных нанимал. Небось, прямо за этим столом! Наливал им и записывал! И еще наливал! И еще раз записывал! Так было?!

– Ну, я не этого знаю, – уже совсем скучным голосом сказал Евлампий.

– Да как ты этого не знаешь? – еще пока просто спросил Маркел. – Он же у тебя здесь сколько просидел? Может, недели три!

– Я не считал, – сказал Евлампий.

– Ага, – сказал Маркел уже сердитым голосом. – Ага!

– Да, не считал, – сказал Евлампий уже тоже не так скучно. – Потому что знаешь, сколько у меня здесь народу по скоромным дням сиживает? Может, пол-Углича, вот как! Разве за всеми уследишь?

– Конечно нет! – сказал Маркел. – Куда там! – Тут он как раз увидел подходившего Петра с миской закуски и грозно сказал ему: – Неси обратно! – А Евлампию сказал: – Ну, ладно! – и снял шапку, положил ее на стол, после чего сказал усталым голосом: – Жаль мне тебя, дурака, ох, как жаль! А никуда теперь не деться! Потому что служба!

– Что служба? – настороженно спросил Евлампий.

Маркел на это молча осмотрелся. Евлампий поднял руку и махнул. Петр и Григорий сразу вышли, и даже закрыли дверь. Стало темнее. Маркел сказал:

– Ты напрасно Ваську выгораживал. Ваське и так веры нет. Кто не знает, кто он такой и кто такие посошные, и кто же это будет их слушать! Важно другое: то, что ты меня не послушал, Евлампий, и это уже беда. Твоя беда, конечно, не моя. Я приехал и уехал, и у меня таких Евлампиев ты знаешь сколько? До самой Сибири! А за корчемство знаешь, что бывает? А если не знаешь, так Ефрем напомнит. Мы же с собой Ефрема привезли! Ефрема видел?

– Видел, – сказал Евлампий, – как не видеть. Но я не только это видел. И я еще не только видел, но и слышал, кто тебе сказал, что я корчемствую.

– Кто?! – быстро спросил Маркел.

– Авдотья Власова, вот кто! – также быстро ответил Евлампий.

И замолчал, но продолжал смотреть очень сердито. Зато Маркел, наоборот, заулыбался и сказал:

– Э, нет! Мне Авдотья про тебя ни слова не сказала. А сказала она только вот что. – И тут уже и Маркел замолчал, подождал немного, а потом продолжил: – Она сказала только вот что: что ее Влас тогда пришел домой крепко пьяный, а время было еще раннее. Вот я и подумал, – еще дальше продолжил Маркел, – что где ему еще было напиться, если не в корчме!? Государев же кабак, пока обедня не закончится, всегда закрыт. Так или нет?

– Так, – сказал Евлампий.

– А где Влас тогда напился? – опять быстро спросил Маркел. Евлампий промолчал. Маркел покачал головой и сказал: – Эх, ты! Ничего ты не знаешь! Васька Спиридонов сколько здесь сидел, может, две недели, а ты его не видел. Но это ладно Спиридонов. А вот теперь еще! У вас люди пьют невесть где невесть что, несут мимо тебя деньги, а ты здесь кто? А ты казна, ты царский интерес, а мимо тебя идет царю поруха, а ты опять не знаешь! Если, конечно, сам тайно не гонишь, вот я чего очень боюсь, Евлампий!

Вот что тогда сказал Маркел! Евлампий помолчал, потом сказал:

– Не я это! Вот крест! – и поднял руку и перекрестился.

– Что не ты? – спросил Маркел.

– У меня, – с жаром сказал Евлампий, – всё чисто! У меня всё записано, у меня на всё счет: и сколько мне чего привезли, и сколько было заплачено, сколько поставил, сколько выгнал. Вот хоть сейчас давай смотреть! Вот только Петра позову!

– Э! – сказал Маркел и усмехнулся. – Без этого никак! Это мы всё обязательно сделаем: и книги просмотрим, и шнуровку, не вынимались ли листы и не вставлялись ли, не вырезались ли, и нет ли где подчисток. Подчисток не было?!

– Христос с тобой! – сказал Евлампий. – Что ты такое говоришь?!

– То что буду делать, то и говорю, – сказал Маркел. – А тебе чего пугаться? У тебя всё чисто, сам же говорил! И в подвалах тоже чисто, и мы и их проверим, не завалялось ли чего. И вес ли выдержан, и стопы ли по мере.

– Э! – весело сказал Евлампий. – Это хоть сейчас!

– Нет, – строго сказал Маркел. – Это уже завтра. Сегодня же нельзя, сегодня постный день, сегодня грех! – и подморгнул.

– Завтра так завтра! – радостно сказал Евлампий. – Завтра мы тебя, боярин, еще в воротах встретим!

– Но это завтра! – уже опять строго сказал Маркел. – А сегодня ты пока повспоминай, может, чего и вспомнишь.

– Чего вспомню? – настороженно спросил Евлампий.

– Я этого пока не знаю, – так же строго продолжал Маркел. – А ты пока вспоминай, вспоминай! Тут же у вас вон что случилось! Государева братца убили! Или он, может, сам убился, но ведь беда какая! Может, ты про это чего слышал? Люди же у тебя здесь собираются всякие, много чего видавшие. Но человек же как устроен! Он, пока трезв, молчит, а зато как чарочку пропустит, а за ней другую – так, глядишь, и скажет что-нибудь. Или молчат?

– Молчат! – сказал Евлампий. – Я просто сам своим ушам не верю, а молчат!

– Так, может, у тебя что с ушами случилось? – как будто бы участливо спросил Маркел. И тут же так же предложил: – Может привести тебе кого их прочистить? Вот у нас есть Ефрем, могу его.

– Нет, – сказал Евлампий и поморщился. Потом сказал: – А что тут говорить! Люди очень оробели, просто удивительно! А как было им не робеть! Пятнадцать человек убили! А после еще и ведьму.