На следующий день пришло письмо от Тома. Французы угрожали войной. Вероятно, флот будет задействован для охраны Канала. Именно это им сейчас и нужно.
Екатерина ответила — попросила его сообщать ей все новости.
Я буду тревожиться, пока не получу вестей от Вас. Пусть милому моему сердцу и любящему супругу живется лучше, чем мне самой.
Екатерина отдала письмо Елизавете, чтобы та вручила его ожидавшему вестнику, которого отправили на кухню подкрепиться. Потом, быстро настрочив письмо королю, спустилась по лестнице, надеясь, что гонец еще не уехал, а после этого хотела отправиться на ежедневную прогулку.
Вестника Екатерина нагнала, когда он уже шел по дорожке на конюшню.
— Ваша милость! — изумленно проговорил тот и поклонился.
— У меня есть еще одно письмо, которое нужно доставить, — сказала Екатерина.
Она увидела в руках у мужчины свое письмо к Тому и заметила на нем рядом с печатью какие-то слова, написанные, похоже, рукой Елизаветы.
— Могу я взглянуть? — сказала Екатерина.
Гонец с бесстрастным лицом подал ей письмо.
Да, это рука Елизаветы. Она написала на латыни: «Ты, не трогай меня». Но слова эти были зачеркнуты, а под ними стояли другие: «Не позволяй ему трогать меня».
— Благодарю вас, — сказала Екатерина, вернула оба письма гонцу и пошла своей дорогой.
Ее терзали беспокойные мысли о том, что должны были означать эти слова. Хотела ли Елизавета показать, что утренние игры Тома были ей неприятны? Но зачем писать фразу, а потом заменять ее на такую же, но как будто обращенную к другому лицу? Ей на ум пришла история, как Том заявил, что видел Елизавету в галерее с каким-то мужчиной. Был ли вообще этот мужчина?
Екатерина села на каменную скамью и попыталась разобраться. Все указывало на очевидное объяснение: Елизавета не хотела, чтобы Том приходил к ней в спальню. Крошечный, но назойливый огонек сомнения угас, когда Екатерина прочла быстрый ответ Тома на ее письмо, которое, по его словам, оживило его дух. Он хвалил ее за терпение с «его пареньком» — так Том называл ребенка, когда тот возился у нее в утробе.
Я верю, что, если Господь дарует ему жизнь такую же долгую, как у его отца, он отомстит за те неправды, которым сейчас не можем противостоять ни Вы, ни я. Молюсь, чтобы Господь вывел нас из этих трудностей.
Том еще раз поговорил с братом и так надавил на него, рассказывал он позже, что Нэд потерял уверенность в своей правоте и сказал: если будет установлено, что украшения по закону принадлежат Екатерине, она получит их или денежное возмещение. Том понимал, что Екатерина не это хотела бы услышать, но хорошие новости у него тоже имелись. Французская угроза не помешает ему поехать с ней в Садели и остаться там до рождения малыша, а Нэду он сообщил, что отправляется в Глостершир 13 июня, и будь что будет.
Супруг советовал ей соблюдать диету и побольше двигаться:
Вы должны держать нашего маленького негодника в форме, чтобы он не доставил Вам проблем при рождении, но выполз наружу, будто мышь из норки. Засим я желаю своей дражайшей и горячо любимой супруге здравия и благоденствия.
Подписался он так: «Ваш верный и любящий муж».
Екатерина улыбалась, читая письмо; все ее сомнения развеялись. Она благодарила Господа за то, что Он послал ей такого супруга. Только позже в глубине ночи ей вдруг пришло на ум, отчего Том решил подписаться как «верный муж». «Это всего лишь фигура речи», — сказала она себе, поворачиваясь на другой бок и собираясь уснуть.
Том вернулся в Ханворт за два дня до намеченного отъезда в Садели. Он звонко поцеловал Екатерину, и она испытала один из удивительных моментов чистого счастья. Она с восторгом ждала грядущего путешествия, и ей не терпелось увидеть, какие улучшения произвел в замке Том. А где-то в начале сентября, меньше чем через три месяца, она будет держать на руках ребенка. Ужин в тот вечер прошел очень весело. Даже серьезная леди Джейн, недавно прибывшая из Сеймур-Плейса, оживленно болтала, радостно предвкушая их жизнь в новой резиденции.
В последнее время Екатерина завела себе привычку проводить вечера в гостиной, положив ноги на пуфик. Лиззи и Мэри Оделл составляли ей компанию. Елизавета отсутствовала, а Том, которого Екатерина хотела видеть рядом, отдавал последние распоряжения управляющему. Это было досадно; вечер выдался на редкость приятный, просто великолепный для прогулки по итальянскому саду. Что ж, она прогуляется одна. Екатерина любила сидеть у танцующего фонтана и слушать плеск воды. Это ее успокаивало.
Она прошла туда, петляя по лабиринту садовых «комнат», выгороженных высокими боскетами. Екатерина удивлялась, как случалось с ней часто в последнее время, тому, что совсем не боится родов. От других женщин она слышала ужасные истории, но чувствовала себя совершенно спокойной и была уверена, что с ней ничего плохого не случится.
Вдруг рядом хрустнула ветка под чьей-то ногой, и этот звук оборвал течение ее мыслей. Кто там? Потом послышался девичий смех. Вероятно, у кого-то из слуг тайное свидание, хотя сюда позволялось заходить только садовникам. Может, это как раз один из них? Раздраженная тем, что ее уединение нарушено, Екатерина прошла через арку в изгороди, готовая сделать выговор.
Когда она увидела их вместе, то решила, что глаза обманывают ее. Елизавета была в объятиях Тома, и он целовал ее. Екатерина остановилась и мгновение смотрела на них, потом обрела дар речи.
— И чем это вы тут занимаетесь?! — крикнула она; злость и обида закипели в ней.
Они мигом оторвались друг от друга и обернулись, потрясенные.
— Идите домой, Елизавета! — строго приказала Екатерина.
— Но, матушка… — Елизавета была напугана. Щеки ее пылали.
— Не надо мне ваших «матушек». Просто уйдите. Я поговорю со своим мужем наедине.
Елизавета ускользнула.
Том с мольбой взглянул на Екатерину, как человек, которого ударили в живот.
— Кейт, я могу объяснить…
— Разумеется, можете. Разве не так всегда говорят мужчины?
Она начала испытывать последствия перенесенного шока: головокружение волной накрыло ее, ноги подкашивались. Екатерина пошатнулась, и Том сделал движение к ней, желая поддержать, но она оттолкнула его.
— Не прикасайтесь ко мне. Я не хочу, чтобы вы дотрагивались до меня. — Екатерина, покачиваясь, прошла в соседний боскет, где стояла деревянная скамейка, и, вся дрожа, опустилась на нее. Том плелся за ней по пятам.
— Кейт, простите. Я потерял голову.
— Вам помогут ее потерять, если вы не остережетесь. Вы разве не понимаете, кто она? Вторая в очереди на престол, и компрометировать ее — это, вероятно, государственная измена. Мы для нее in loco parentis[170], Том, и в ответе за то, чтобы репутация нашей приемной дочери была безупречной, мы должны беречь ее, а не подвергать опасности, как сделали вы. Не говоря уже о том уроне, который вы нанесли нашим отношениям!
Печаль нарастала в ней и грозила накрыть с головой. Екатерина начала всхлипывать, не зная, что делать с собою и как справиться с горем.
Том встал на колени:
— Кейт, успокойтесь. Подумайте о ребенке.
— Вы не думали, когда соблазняли нашу падчерицу! — прошипела Екатерина.
— Соблазнял? Она дочь своей матери и может быть такой кокеткой!
Екатерина накинулась на него:
— Вы обвиняете четырнадцатилетнего ребенка в своем неблаговидном поведении?!
— Она не ребенок, Кейт. Она стара, как эти холмы. Родилась мудрой.
— О, будьте наконец мужчиной и возьмите ответственность на себя! — Тут Екатерина разрыдалась. — Я была счастлива, так счастлива. Как вы могли сотворить такое с нами?
— Кейт, простите, я виноват, — сказал он, кладя руки ей на плечи, но она яростно скинула их. — Это никогда не заходило дальше поцелуев, и то только сегодня, — сказал ей Том.
— И я должна в это поверить?