— В этом я не сомневаюсь, — согласилась Екатерина, — и продолжу поддерживать его в учебе. Елизавете тоже пойдет на пользу приезд Чика. Она демонстрирует чудеса в обучении. Ее беглость в латыни просто замечательна.

— И в других языках, — добавил Генрих. — Камеристка ее покоев Бланш Парри даже учит ее говорить по-уэльски.

— Я была поражена, узнав, что она учит еще и итальянский, — припомнила Екатерина. — И классических авторов знает не хуже, чем Писание. У вас есть основания гордиться ею. Умом она пошла в вас.

— Ее мать тоже была образованна, — ворчливо проговорил Генрих, удивив Екатерину, так как никогда не упоминал Анну Болейн.

— Я слышала, она была большим другом Евангелия.

— Была, — кивнул король. — И очень упорствовала в своих взглядах. — («Ей не приходилось бороться с Гардинером», — подумала Екатерина.) — Да, я горжусь Елизаветой, — продолжил король, возвращаясь к прежней теме. — Не проходит и дня без того, чтобы она не написала чего-нибудь для развлечения. Я тоже пытаюсь сочинять, когда дела позволяют. Что ж, думаю, Эдуарду в мое отсутствие скучать не придется. Берегите его ради меня.

— Не сомневайтесь, — заверила его Екатерина. — Он дорог мне, как родной сын.

Во время краткой церемонии в зале Совета Генрих официально назначил Екатерину регентом и вручил ей доверенность, облекающую ее суверенной властью.

— Ваша главная задача — набирать людей для защиты королевства в случае вторжения французов, — сказал он ей. — Мои мировые судьи будут информировать вас, сколько дееспособных мужчин они могут снарядить и какое при них будет оружие. Новобранцы должны быть готовы в течение часа занять позиции на побережье и зажечь сигнальные огни, чтобы дать знать о приближении врагов. Кроме того, я велел судьям обеспечивать соблюдение закона и порядка в своих округах. Пусть следят, чтобы не происходило никаких незаконных сборищ, мятежей и беспорядков. Раз в месяц они будут докладывать вам и Совету о состоянии дел в стране и о том, какие судебные процессы ведутся.

— Я сделаю все, что смогу, для сохранения королевства вашей милости в порядке и поддержу милорда Леннокса, когда тот отправится на Север, — поклялась Екатерина.

— Вы можете получать деньги из казны по своему желанию, и для повышения ваших собственных доходов я дарую вам поместья Уимблдон, Мортлейк, Ханворт и Челси.

— Ваше величество! — Екатерина не могла скрыть удовольствия от перспективы стать владелицей своего любимого Ханворта и прочих прекрасных имений, особенно дворца в Челси. — Ваше величество чрезвычайно добры и милостивы ко мне, — сказала она, делая реверанс и понимая, что глаза советников прикованы к ним.

Когда они с Генрихом останутся наедине, Екатерина отблагодарит его как следует. Он говорил ей, что в 1513-м, уезжая воевать во Францию, оставил первую королеву Екатерину беременной. Как было бы здорово, если бы он и ей сделал ребенка!

— Я составил завещание, — сказал Генрих, когда они той ночью лежали в постели после весьма успешного соития, которое дало Екатерине причины надеяться. Ей не хотелось думать о завещаниях и смерти, уж лучше представлять себя матерью принца. Но Генрих проявил настойчивость и все-таки отвлек ее от мечтаний. — Оно отражает акт о престолонаследии и подчеркивает мои планы относительно регентства, если я погибну на поле боя.

— Не дай Боже! — воскликнула Екатерина.

Король привлек ее к себе:

— Я должен предусмотреть все, Кейт, и мне нужно, чтобы в случае, если Эдуард вступит на престол прежде, чем достигнет совершеннолетия, королевством управлял человек, который любит его и поставит интересы юного короля и страны выше всего остального. — Генрих многозначительно взглянул на Екатерину.

Она испугалась. Неужели он это о ней? Король знал, что она любит Эдуарда, и доверил ей королевство на время своего отбытия во Францию.

— И кого вы наметили?

— Я еще размышляю, — ответил он.

Екатерина задумалась: не является ли ее регентство проверкой, как она справится и сможет ли управлять страной впоследствии, когда придет время.

В середине июля во главе огромной кавалькады они отправились в Дувр, где собрался флот. По пути их приветствовали радостными криками: война была популярна среди подданных короля, знати и простонародья. Генрих находился в приподнятом настроении. Нога беспокоила его меньше, к нему даже как будто вернулся юношеский задор, что он снова доказал в спальне, а когда надел доспехи, то и вовсе приобрел вид довольно грозный. Король был в своей стихии; ему не терпелось, как в молодые годы, торжествовать на поле брани.

Екатерина написала молитву, взывая к Господу, чтобы Тот сохранил короля и даровал ему победу. Генрих был так этому рад, что приказал читать ее во всех церквах, пока он в отъезде. Когда они стояли на пристани в тени огромного военного корабля, который доставит короля во Францию, архиепископ Кранмер декламировал слова Екатерины собравшемуся народу:

— О Всемогущий Владыка и Повелитель войск, который распоряжается войной и миром, наше дело правое, мы покорно просим Тебя склонить сердца наших врагов к желанию мира, дабы не пролилась христианская кровь. А если нет, даруй нам, о Господь, во славу Твою обретение победы с малым кровопролитием и ущербом для невинных, чтобы, когда война завершится, могли мы всем сердцем и разумом соединиться в дружбе и согласии и восхвалять Тебя, живущего и правящего миром, без конца. Аминь.

Пока Кранмер взывал ко Всевышнему, Екатерина заметила среди многочисленной свиты короля Тома Сеймура. Значит, он тоже едет во Францию. Она вознесла безмолвную молитву к Господу, прося Его сберечь Тома.

Молебен завершился. У короля и королевы на глазах стояли слезы. Генрих взял руку Екатерины, поцеловал ее и поклонился:

— Да хранит вас Господь, мадам. Пусть нашей следующей встрече сопутствует триумф.

Екатерине не хотелось, чтобы он уезжал. Ей вдруг стало страшно за него. Она полюбила Генриха и боялась потерять его, хотя и знала, что в этом случае ее будет ждать Том.

— Да благословит и защитит Господь вашу милость, — произнесла Екатерина достаточно громко, чтобы ее услышали в толпе. — Возвращайтесь к нам целым и невредимым!

Король взошел на борт, а Екатерина долго стояла на пристани и провожала взглядом корабли, торжественно выходившие из гавани, чтобы пересечь Канал. День был ясный, море — синее и спокойное; вдалеке виднелся французский берег — логово врага. В голове Екатерины промелькнула мысль: увидит ли она еще когда-нибудь Генриха?

Вернувшись в Уайтхолл, она с головой ушла в дела, важные и незначительные. Это дало ей понять, какой огромный груз забот нес на своих плечах Генрих. Новость о его благополучном прибытии в Кале обрадовала ее, но свободного времени, чтобы скучать по нему, было немного, так как совсем скоро Екатерина погрузилась в хлопоты о снабжении и финансировании армии. Она испытывала глубокую благодарность советникам за их помощь и усердный труд. Каковы бы ни были их убеждения, они работали не покладая рук вместе с ней, считаясь с ее мнением; все делалось так, как ей было угодно.

Екатерина сознавала, какая тяжелая ответственность лежит на ней. Она понимала, что должна проявить себя, а потому каждый день присутствовала на заседаниях Совета. По завершении встреч с советниками принимала донесения, послов и доверенных лиц, издавала воззвания. Наступило лето, погода становилась все жарче, а вместе с теплом вернулась и чума, так что Екатерине пришлось вводить меры для защиты от нее. Нужно было заниматься сотней разных дел, помимо охраны Англии от вторжения французов и наблюдения за ситуацией в Шотландии, где распоряжался граф Шрусбери.

Каждый день Екатерина радовалась моменту, когда наконец можно было повалиться в постель, — так утомляли ее новые обязанности, — и благодарила Господа, что еще один день прошел относительно спокойно.