— Тебе нужно было поговорить с кем-нибудь, так почему не со мной? И я всегда рада видеть тебя, даже если ты просто придешь и немного покричишь. Джон только что уехал на Север. Его снова вызвали на военную службу в приграничье. Лишь бы там было не так сыро, как здесь. Для него это будет весьма неприятно. В любом случае я рада, что ты пришел, так как получила печальные вести от Анны. Она потеряла ребенка.

— О нет! — воскликнул потрясенный Уилл. — Это и правда печально. А тут еще я жалуюсь на свои беды.

— У меня сердце надрывается, — сказала Кэтрин, роняя всегда готовые пролиться слезы. — Но у нее есть хотя бы один сын в утешение.

Уилл обнял ее:

— Жизнь у Анны сложилась лучше, чем у нас, Кейт.

Кэтрин сморщилась.

— Не надо об этом. Я бы многое отдала за то, чтобы иметь ребенка, но Господу угодно лишить меня этого благословения.

— Ты пока не одолела перевал, — напомнил ей Уилл. — У тебя еще много времени.

— Я неустанно твержу себе это. Ну ладно, хватит о грустном. Ты останешься на ужин?

Дожди шли беспрерывно. Кэтрин скучала по Джону, но в его отсутствие ей легче было практиковать свою религию и не соблюдать католические обряды. Он писал, что здоров, а это было чудом, учитывая, в каких условиях ему приходилось нести службу — по большей части на холоде и в сырости. Домой Джон собирался вернуться в августе, закончив все дела. Кэтрин казалось, что его отлучка длится нестерпимо долго. Она постоянно беспокоилась, что ее мужа все время испытывает на прочность дурная погода.

Повсюду, даже на лондонских рынках, не хватало продуктов. Урожай погиб. К сентябрю дожди сменились не по сезону холодным ветрами; ощущение было, что наступила зима. Некоторое время от Джона не приходило никаких вестей. Кэтрин со дня на день ждала его возвращения и начала тревожиться. Он уже должен быть дома.

Когда Джон наконец появился на пороге, а произошло это в конце первой недели сентября, Кэтрин готова была расплакаться от облегчения и умилялась, пока не увидела лицо мужа — серое, постаревшее, изможденное. Джон был сам на себя не похож.

— Где вы были?! — воскликнула она, взяв его за плечи и заглядывая ему в глаза. — Я ужасно беспокоилась.

— Дороги залило, любимая, — устало ответил он, — и я не мог отправить вам письмо. Его доставили бы после моего приезда. — Джон закашлялся.

— Вы больны! — в ужасе проговорила Кэтрин. — Сядьте у огня. Я приготовлю вам поссет.

Когда она вернулась с дымившимся в кружке напитком, Джон опять зашелся кашлем. Он с благодарностью принял у нее питье и стал потихоньку его прихлебывать, но отказался от маленьких пирожных, которые Кэтрин приготовила, надеясь на его возвращение.

— Я не голоден, любимая, а вот поссет — это то, что мне нужно. Ей-богу, там на границе стоял леденящий холод.

— Здесь тоже было нежарко. Как хорошо, что вы дома!

— Да, хорошо быть дома, Кейт, — слабым голосом проговорил Джон, что вполне соответствовало его изнуренному виду.

— Давно вы кашляете? — с тревогой спросила Кэтрин.

— Я немного кашлял по пути на Север. Потом стало хуже.

— Должно быть, виновата погода. Никому не пойдет на пользу все время торчать под дождем и на ветру. Несколько дней в тепле сотворят с вами чудо.

— Да, любимая, — сказал Джон, сделал глоток поссета и поставил кружку на пол у очага. — Как дела здесь?

— Уиллу дали разрешение жить отдельно от жены, Джек и Маргарет в порядке. Они скоро будут дома, пошли за покупками на Чипсайд, и мальчик Анны растет хорошо. Самой ей наскучило в Эвасе.

— Овцы — не такая стимулирующая компания, как придворные, — усмехнулся Джон.

— Вы заезжали в Снейп?

— Да. Уолтер шлет вам поклон. — Он зевнул.

— Хотите отдохнуть перед ужином? — спросила Кэтрин и вдруг заметила, что Джон уже спит.

Она нежно приподняла голову мужа и подложила под нее подушку. Грустно было видеть его совсем разбитым. Как глупо, что он пустился в путь больным, но, вероятно, ему так же сильно хотелось вернуться домой, как ей самой — дождаться его возвращения. Ну что ж, теперь он в самом лучшем месте. Она будет ухаживать за ним и поднимет его на ноги. Для начала приготовит лекарство от кашля. Кэтрин оставила мужа дремать в кресле и пошла на винокурню. Через некоторое время она услышала, что вернулись Джек с Маргарет, и поспешила встретить их, предупредив, чтобы они отложили встречу с отцом, пока он не проснется.

Лекарство из трав ничуть не помогло. Джон продолжал кашлять и через три дня; самочувствие его не улучшалось. Утро он проводил в постели и ел очень мало.

— Пожалуйста, съешьте немного супа, ради меня, — упрашивала его Кэтрин.

— Перестаньте суетиться, женщина, — ворчал он, но проглатывал несколько ложек.

Маргарет сильно расстроилась, увидев отца таким больным.

— Нужно дать ему время, — попыталась утешить ее Кэтрин. — Через неделю ему станет лучше. — Чтобы как-то отвлечь свою падчерицу, она заказала им обеим новые платья, себе — алое, а Маргарет — желтое. В семнадцать лет та выглядела уже вполне женщиной, красивой и очень стройной, но при этом не утратила жизнерадостности. Она обожала отца и с удовольствием часами читала ему книги, пока он сидел в кресле у очага.

Джек, казалось, не так сильно переживал. Он стал вести себя лучше и помогал управлять поместьями Латимеров в Мидленде, поэтому нечасто бывал в Лондоне. Как и прежде, он мало считался с окружающими, и Кэтрин подозревала, что юноше не терпится вставить ноги в отцовские башмаки. Они несколько раз обсуждали с Джеком, не обосноваться ли ему в Снейпе, чтобы управлять северными владениями, но в конец концов он отверг эту идею. «Нет, — думала Кэтрин, — парень хочет быть здесь, когда настанет момент. Ну так он не настанет. Я вы́хожу вашего отца, чего бы мне это ни стоило!»

Однако недели шли, и Кэтрин начала терять уверенность; она даже поймала себя на том, что стала более осмотрительной в общении с Джеком, понимая, что вскоре тот может стать здесь хозяином. Нет! Кэтрин отбросила эту мысль, но тем не менее нужно было смотреть правде в глаза: Джон сдавал. Наступила зима с жестокими морозами; кашель его становился все более резким, и больной начал терять в весе. Кэтрин тревожили землистый цвет лица и обильное ночное потоотделение. Это был не просто кашель, который обычно проходит под воздействием лекарств и отдыха, а нечто другое, — с ужасом поняла Кэтрин, — и гораздо более зловещее.

За врачом послал сам Джон.

— Я знаю, лучше мне не станет, любимая, — сказал он, с трудом поднявшись с постели однажды снежным декабрьским утром.

— Не вставайте, вам нужен покой, — уговаривала мужа Кэтрин.

— Если я лягу, то уже не поднимусь, — пробормотал Джон, с невероятными усилиями натягивая на себя рейтузы.

— Не говорите так, — молила она.

Джон проигнорировал ее просьбу.

— Вы будете хорошо обеспечены, когда я уйду, любимая, и Маргарет тоже. Я составил завещание.

— Мы вас никуда не отпустим, — живо проговорила Кэтрин.

Доктор в длинной черной мантии и шапочке поднес мензурку к лившемуся из окна тусклому свету.

— Хм, — промычал он.

«Он не знает, чем болен Джон», — подумала Кэтрин, раздраженная тем, что врач все хмыкает и мямлит.

Приложив ухо к груди больного, потом снова пощупав его пульс, доктор спросил:

— Есть у вас боли в груди?

— Да, — ответил Джон.

— А кровь выхаркиваете при кашле?

— Нет.

— Это хорошо. Что ж, я пущу вам кровь, чтобы привести в равновесие гуморы тела. И вам станет лучше.

Кэтрин с сомнением относилась к кровопусканию — Джон и без того был плох, — но доверилась мудрости доктора, и больному поставили пиявок, которые занялись своим делом.

Визиты Кэтрин ко двору прекратились. Вся ее жизнь умещалась в пространстве четырех стен этого дома. А надежды сосредоточились на Джоне. Она любила его. Это чувство никогда не превращалось в страсть, но Кэтрин получала удовольствие от непринужденных отношений с мужем, и он относился к ней как к равной, что было приятно. Если она его потеряет, то окажется брошенной на волю волн, эмоционально и физически, так как не видела себя желанной в доме Джека. Между ней и пасынком установилось перемирие, не больше, и Кэтрин знала, что его уважение к ней идет не от сердца. Что касается Маргарет, лучше было не думать о том, какое тяжелое впечатление произведет на нее смерть Джона.