Уилл познакомил ее с несколькими своими приятелями, юными джентльменами, столь же остро желавшими продвижения по службе, как он сам, а сестра представила некоторым леди, служившим королеве. Даже юная и весьма миловидная герцогиня Саффолк снизошла до дружеского внимания к Кэтрин. Это была элегантная женщина с широко расставленными глазами и вздернутым носом. Наполовину испанка, она выделялась своей яркой южной красотой: ее мать была любимой придворной дамой Екатерины Арагонской.

Анна восхищалась герцогиней Саффолк, которая намного уступала в возрасте своему мужу, и без умолку рассказывала о ней Кэтрин. Сперва герцогиня была помолвлена с сыном герцога, но, когда умерла первая жена Саффолка, сестра короля Мария, он сам женился на Кэтрин Уиллоуби, как звалась тогда нынешняя герцогиня. Ей было всего четырнадцать. Теперь, в двадцать один год, она превратилась в энергичную леди, жизнерадостную и остроумную. Под броской наружностью Кэтрин различала образованную и набожную натуру, совершенно лишенную ханжества или напускной серьезности. Любому человеку хватало десяти минут в обществе герцогини Саффолк, чтобы подпасть под обаяние ее жизнелюбия.

В сочувственном отношении к реформам Кэтрин рискнула признаться одной только Анне.

— Вот мы и сделаем из вас проповедницу! — отшутилась та.

Они были одни в ее комнате, но Кэтрин все равно вздрогнула.

— Ш-ш-ш!

Анна пожала плечами:

— Никто нас не услышит. Тут очень толстые стены. Ты знаешь, что миледи Саффолк разделяет нашу увлеченность реформами?

— Я задавалась этим вопросом.

Теперь уже на шепот перешла Анна.

— Думаю, ей нравится новая религия.

— Тогда пусть лучше поостережется, — заметила Кэтрин, вовсе не удивленная откровением сестры.

Однажды во время прогулки по саду Кэтрин встретилась с королем. Он приближался к ней по дорожке, тяжело опираясь на палку, в окружении смеющихся придворных, которые, казалось, подхватывали и обсуждали каждое его слово. Кэтрин видела портреты короля и знала, что он крупный мужчина с широкой грудью и величественной наружностью, но оказалась неготовой к реальности. Король был очень толстым — в его дублет с легкостью поместились бы двое мужчин — и выглядел старым. В рыжих волосах проглядывала седина, и он сильно хромал при ходьбе. Кэтрин заметила повязки из бинтов под его белыми рейтузами. К счастью, она увидела короля раньше, чем он ее, а потому успела собраться и изобразить на лице благоговейный восторг, приседая вместе с Анной в глубоком реверансе.

— Миссис Герберт! — воскликнул король. — Какое милое зрелище и украшение для этого прекрасного сада! А кто эта леди с вами?

Когда он сделал Кэтрин знак подняться, она внутренне трепетала.

— Ваше величество, позвольте представить вам мою сестру, леди Латимер.

Король наверняка вспомнит, кто ее муж. От этой мысли Кэтрин задрожала.

Он окинул ее оценивающим взглядом пронзительных голубых глаз:

— Латимер… э-э-э? Ваш муж сослужил нам хорошую службу на Севере, мадам, и, насколько мне известно, вы тоже дали достойный отпор мятежникам! Добро пожаловать, мы вам рады. — Он отвесил ей изысканный легкий поклон.

— Ваше величество очень добры, — ответила Кэтрин, переполненная благодарностью оттого, что услышала из уст короля похвалу Джону.

— Я оставлю вас, леди, чтобы наилучшим образом использовать эту не по сезону прекрасную погоду, — сказал он и пошел дальше, а Кэтрин с Анной снова присели в реверансах.

— Можешь вздохнуть свободно, — сказала Анна, когда король удалился из пределов слышимости.

— Да! — отозвалась Кэтрин. — Скорее бы передать Джону слова короля. Для него это будет невероятным утешением.

Они присели на тенистую скамью у реки. Рядом никого не было, но Кэтрин все равно понизила голос:

— Его величество нездоров. Как жаль его, и он мне понравился.

— Люди любят короля, — сказала Анна. — Все благодаря его обаянию и дружелюбию — он находит общий язык со всеми. Это заставляет забывать, на что он способен. И все же иногда я думаю, что, если бы жизнь была к нему добрее, если бы у него раньше родился наследник, если бы папа не отказал ему в разводе, если бы Анна Болейн не изменила ему и если бы люди не восстали против него… ну, думаю, тогда он был бы другим человеком.

Ветер бросил на лицо Кэтрин выбившуюся из-под капора прядь волос. Она заправила ее обратно.

— Я восхищаюсь тем, что он реформирует Церковь. Порвать с Римом — это был смелый поступок.

— Но и правильный. Папство разлагается и поощряет суеверия.

— Верно. Я полностью за реформы, но иногда мне кажется, что от реформаторства до протестантизма — всего один маленький шаг. Но шаг этот очень важен с точки зрения закона.

Анна встретилась с ней взглядом:

— Я его сделала.

Кэтрин с разинутым ртом уставилась на сестру.

Та улыбнулась ей:

— Да, сделала. И Герберт тоже. — Называть мужа по фамилии — это было желание самой Анны. — И Уилл. Но, дорогая сестра, никому ни слова.

Кэтрин уже знала, что Уилл — ярый реформист, как и дядя Уильям, и давно размышляла, не собираются ли они стать последователями идей Лютера.

— Мои уста запечатаны, — сказала она.

— Думаю, ты тоже хочешь сделать этот шаг, — продолжила Анна, искательно вглядываясь в лицо сестры.

Кэтрин понизила голос:

— В сердце своем, думаю, я уже сделала его. Знаю, это опасный шаг, и Джон ужаснется, но я давно чувствую влечение к этому.

Анна пожала ее руку:

— Я так рада за тебя, сестрица. Настали печальные времена, когда люди не могут следовать голосу своей совести, но Богу известны тайны наших сердец. Только по вере будут судить нас. Однажды, надеюсь, мы получим свободу молиться открыто.

Широкая улыбка осветила лицо Джона, когда Кэтрин передала ему слова короля. Казалось, будто солнце вышло из-за туч.

— Все эти прошения, ожидание в галереях дворца, отчаянные попытки получить заверение в добром отношении ни к чему не привели, а вы случайно сталкиваетесь с ним и немедленно получаете все это, — скороговоркой произнес он. — Кейт, вы чудо!

— Рада, что оказалась вам полезной, — ответила она, а Джон заключил ее в объятия и поцеловал.

— Мм… это приятно. Теперь вы можете успокоиться и получать удовольствие от жизни. Нам есть за что благодарить Всевышнего.

— Вот именно! — согласился он. — Но больше всего я благодарен Господу за вас!

Трудно было исповедовать новую веру втайне. Кэтрин приходилось на людях следовать прежним религиозным обрядам, так как она сильно боялась репрессий, если выдаст свои истинные убеждения. На мессах, когда брала хлеб и вино, думала о них как о символах жертвы Христовой, а не о Его Реальном Присутствии в них. Много времени проводила в уединенных молитвах, в одиночестве читала книги о Божественных предметах, полагая, что путь к спасению лежит через установление молитвенных отношений с Господом. Ей нравилась идея о возможности сближения с Ним без посредничества священника, и она была навечно благодарна королю за распоряжение иметь в каждой церкви экземпляр Библии в переводе на английский, чтобы все могли читать Писание. Кэтрин купила себе эту книгу у торговца во дворе собора Святого Павла и очень дорожила ею. Иметь собственную копию Слова Божьего — разве это не чудо! Джон тоже приобрел Новый Завет, так как теперь даже он полагал, что всем следует читать Писание.

Головокружительное ощущение — самой толковать Библию, вместо того чтобы слепо принимать на веру учения Церкви Рима. Писания были ключом к общению с Богом и достижению Небес, и в них можно найти ориентиры, по которым измеряются все правила морали.

Кэтрин хотелось бы убрать статуи святых, которые Джон расставил в доме, но она не осмеливалась. С некоторых пор Кэтрин перестала искать заступничества у Девы Марии и святых. В каком месте Библии советуют так поступать?

Да, это было трудно — держаться своей веры и хранить молчание. Но поступать иначе — слишком опасно, и Кэтрин слеплена не из того теста, что святые мученики. Однако она была счастлива и чувствовала, что духовные искания привели ее на верный путь.