Он повернулся к ней:

— Если со мной что-нибудь случится, помните, я умер за веру. Но говорите всем, кто бы ни спросил, что я не по своей воле был вовлечен в этот мятеж, а был заставлен угрозами, против своего желания и вопреки голосу разума.

— Нельзя ли побыстрее? — буркнул черноволосый.

Джон пошел наверх. Паломники даже отправили вместе с ним одного из своих — проследить, как бы он не сбежал. Кэтрин с каменным лицом ждала на крыльце, твердо решив сохранить достоинство. Внутри у нее все клокотало и царило полное смятение; она была убеждена, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Наконец Джон спустился, взял ее руку, поцеловал и сказал:

— Следите за Снейпом и детьми ради меня. Да благословит и укрепит вас Господь!

— И вас тоже, — отозвалась Кэтрин и прильнула к нему на прощание. — Возвращайтесь ко мне поскорее. И прошу вас, не рискуйте.

Она чувствовала, что в этом может на него полагаться: Джон частенько неодобрительно отзывался о молодых людях, склонных к геройству.

Позвав детей вниз, Кэтрин стояла вместе с ними на крыльце и смотрела, как ее супруг уезжает вместе с мятежниками. Она пыталась унять разбушевавшиеся в сердце ужасные предчувствия и сжимала кулаки, чтобы сохранить контроль над эмоциями. Увидит ли она еще когда-нибудь своего Джона? Рядом с ней неудержимо рыдала Маргарет.

Через несколько часов гонец доставил письмо из Торнтон-Бриджа, и Кэтрин заплакала. Кэт умерла. Уильям был безутешен, а как же иначе, если он потерял супругу, прожив с ней всего одиннадцать месяцев. Девушка, помолвленная с сыном Кэт Уолтером, повесилась, никто не знал почему, и вся радость от нового брака обернулась глубокой печалью. Бедняжка Кэт не смогла бороться с лихорадкой и умерла.

Кэтрин просто не верилось. Она встала на колени в часовне и молилась так, как давно уже этого не делала. Церковь учила, что самоубийцы совершают смертный грех и никогда не попадут на Небо, но Кэтрин нравилось думать, что милостивый Господь навечно соединит двух этих несчастных женщин.

Ужасно было не знать, где Джон и что происходит. Через несколько дней Кэтрин отважилась поехать в Рипон, вдруг удастся что-нибудь разузнать там. Но никто не мог ей ничего сказать.

Она написала отцу Катберту, сообщила ему о случившемся и попросила держать ухо востро, не появятся ли какие-нибудь известия о Джоне. Ответ привезли только через неделю, но и в нем не было никаких сведений, потому что отец Катберт затворился в своем замке Норем далеко на севере из страха, что мятежники заставят и его присоединиться к ним. Отец Катберт писал:

Король посылал меня на юг, но я рискнул вызвать его неудовольствие и принял решение остаться здесь. Он явно не представляет, какова ситуация в Дареме и Йоркшире.

Кэтрин начала уже терять рассудок от беспокойства, когда — наконец-то! — получила письмо от Джона. Его отвезли в замок Понтефракт, который Роберт Аск и лорд Дарси сделали своей штаб-квартирой. Последний, в отличие от Джона, очевидно, не испытывал сомнений по поводу участия в мятеже. Под его орлиным взором Джон и его братья, которых паломники тоже забрали с собой, принесли Клятву достойных людей.

От меня требуют, чтобы я стал одним из вожаков их восстания. У меня не было выбора, так как в случае отказа они грозили убить меня. Я открыто заявил, что не поддерживал и не поднимал этого мятежа. Я хочу, чтобы все знали: меня принудили к участию в нем.

Дальше он сообщал, что в Понтефракте собралось порядка сорока тысяч мятежников и ему поручили возглавить людей из Ричмондшира и Дарема.

Мы должны идти в Лондон, чтобы подать прошение королю. Предводители мятежников рассчитывают, что его величество прогонит своих дурных советников и откажется от реформ. Бедные, наивные глупцы! Но я молюсь, чтобы нам удалось добиться своих целей, потому как неудача будет фатальной. Да смилостивится Господь над всеми нами!

«Эти люди безумны или глупы? — мысленно задавалась вопросом Кэтрин. — Они что, не знают короля? Неужели и правда собрались бороться с человеком, который не покорился папе и основал собственную Церковь? С тем, кто отправил на плаху сэра Томаса Мора и праведного епископа Фишера за отказ дать клятву о признании его верховным главой созданной им Церкви? Этот монарх явно не проявит снисхождения к тем, кто противится его желаниям. Они, должно быть, просто потеряли разум».

Через неделю Кэтрин получила тревожное письмо от дяди Уильяма:

При дворе известно, что Ваш супруг примкнул к мятежникам. О нем и других лордах, которые с ним заодно, говорят как об изменниках. Его королевское величество намерен мстить; он говорит, что не позволит подданным диктовать ему условия. Он послал на Север герцога Норфолка с армией. Уилл там. Сопротивление будет сломлено.

Худший ночной кошмар Кэтрин обращался в реальность. Она не могла унять дрожи. У нее не было сомнений, что Джона сочтут предателем и его ждет участь обвиненных в измене. Кэтрин никогда не видела, как казнят изменников — ее вообще тошнило от казней, — а вот Уилл видел и, хотя не вдавался в кровавые подробности, сказал достаточно, чтобы она смогла с содроганием представить ощущение удушья, которое возникает у человека, повешенного, но вынутого из петли полумертвым; мучительную боль, когда нож врезается в живот, внутренности вываливаются из тела и, если это мужчина… Боже правый, только бы этого не случилось с Джоном, милым Джоном, который был таким хорошим мужем и отцом и вовсе не собирался никого предавать.

Кэтрин бродила по замку как призрак, страшась прибытия вестника или, хуже того, вооруженных людей. Если мертвые могли возвращаться в мир живых, ее дух когда-нибудь вернется в эти комнаты и будет блуждать по залам, заламывая руки, как делала сейчас она.

Неужели ее тоже арестуют, посчитав сообщницей? Уолтер заявит о ее невиновности, но поверят ли ему? Только этой мыслью о заступничестве управляющего Кэтрин и утешалась, чтобы сохранять видимость спокойствия ради Маргарет, которая сильно скучала по отцу и беспокоилась за него. Джек вернулся в свое привычное состояние обиженного недовольства всем и вся, но Кэтрин понимала, что причина этого — тревога. Джеку было шестнадцать, почти мужчина. Слава Богу, мятежники не забрали с собой и его!

Кэтрин кипела ненавистью к паломникам и к вере, которую они защищали. Разве Христос одобрил бы их поведение — угрозы, отказ понять, что Его путь — это не путь насилия? Предполагалось, что протест будет мирным, но пока происходившее меньше всего напоминало ненасильственное сопротивление. Кэтрин все сильнее проникалась убеждением о необходимости реформирования религии. К чему защищать старый порядок, прогнивший до самого основания? Начало было положено, и прекрасно. Зачем переводить часы назад?

Она искала убежища в молитвах и своем Часослове. Господь, наверное, устал от ее назойливых просьб. Как бы ей хотелось самой читать Библию на английском. Ее знания латыни хватало для понимания службы в церкви, но как же все эти бедные безграмотные люди, для которых слова священника на мессе — это просто набор звуков, не имеющих никакого смысла? Для них религия действительно была тайной! И тем не менее мятежники стремились отстоять свое право на невежество. Это непостижимо!

Когда пришло еще одно письмо от Джона, у Кэтрин едва не подкосились колени от облегчения. Больше всего муж хотел знать, в порядке ли она и дети. Сам он здоров. Мятежники поручили ему вести переговоры с герцогом Норфолком в Донкастере.

Я с ним немного знаком и считал его солдафоном, почти начисто лишенным сострадания, но он понял, что я действовал против своей воли, так как по завершении переговоров с глазу на глаз сказал, что заступится за меня перед королем. По правде, я плохо представлял интересы мятежников, поскольку слишком хорошо понимал, что армия герцога стоит лагерем под Понтефрактом. Однако герцог был настроен миролюбиво. Обещал, что король рассмотрит требования паломников и независимо от того, будут они выполнены или нет, мы все получим прощение, так как его величество знает, что наша тревога идет от сердца, и хочет избежать кровопролития. Таким образом мы заключили соглашение, и мастер Аск велел всем расходиться по домам. Скоро я буду с вами. А до тех пор да хранит вас Господь!