— Вы, должно быть, имели в виду двадцать градусов по Цельсию, — подмигнул ей Диоген. — Как я вам завидую — вы можете жить там круглый год. Мой автомобиль.

Он открыл для нее дверь, обошел машину, дождался, когда носильщик закроет багажник, и уселся сам.

— На самом деле живу я там не круглый год. Обычно в это время я в Луксоре — работаю на раскопках в Долине Царей. Но сейчас, в связи с неблагоприятной обстановкой на Среднем Востоке, у меня возникли проблемы.

Диоген плавно отъехал от тротуара и влился в поток машин, следовавших к выходу из аэропорта.

— Египтолог, — сказал он. — Как интересно. Я и сам провел некоторое время в Египте. Был младшим сотрудником в экспедиции фон Херцгарда.

— Не в той ли, что искала в Сомали алмазные копи царицы Хатшепсут? В той, где Херцгард был найден обезглавленным?

— В той самой.

— Как увлекательно! Мне бы хотелось побольше узнать об этом.

— «Увлекательно» — вы, пожалуй, употребили точное слово.

— Верно ли, что Херцгард отыскал копи Хатшепсут, после чего его и убили?

Диоген тихо рассмеялся.

— Я в этом сомневаюсь. Вы же знаете, как распространяются подобные слухи. Царица Хатшепсут интересует меня куда больше, чем эти мифические копи. Она — единственная женщина-фараон. Да вы о ней сами все знаете.

— Удивительная женщина.

— Она предъявила свои права на власть, заявив, что ее мать спала с богом Амоном. Как гласит знаменитый текст? «Амон увидел царицу, спящую в своих покоях. Приятный аромат, исходивший от него, обнаружил его присутствие, и она пробудилась. Амон предстал перед ней во всем своем божественном великолепии. Царица заплакала от радости при виде его силы и красоты и отдалась ему».

Виола была заинтригована. Диоген, похоже, не меньший эрудит, чем его брат.

— Расскажите мне, Виола, что за работу вы ведете в Долине Царей?

— Мы раскапываем могилы царских писцов.

— А сокровища находите — золото или, что еще лучше, драгоценные камни?

— Нет, их там нет. Разграбили еще в древности. Мы ищем таблички с текстами.

— Что за чудесная профессия — египтология! Похоже, мой брат предпочитает интересных женщин.

— Сказать по правде, я едва знаю вашего брата.

— На этой неделе все изменится. Не сомневаюсь.

— С нетерпением жду этого. — Она чуть смущенно рассмеялась. — Все еще не верю, что я уже здесь. Моя поездка — такой… каприз. Это загадка, а загадки я люблю.

— Алоиз — тоже. Чувствуется, что вы созданы друг для друга.

Виола почувствовала, что краснеет, и быстро переменила тему.

— Знаете ли вы, над каким делом он сейчас работает?

— Сейчас у него самое трудное дело за всю карьеру. К счастью, оно почти окончено. Сегодня наступит развязка, и он будет свободен. Это дело о серийном убийце, человеке воистину безумном. Тот по разнообразным темным причинам возненавидел Алоиза. Он убивает людей и дразнит брата тем, что он неспособен его поймать.

— Как ужасно.

— Да. Брат вынужден был уйти в подполье. Ему выгодно, чтобы все считали его убитым, а сам он тем временем занимается расследованием.

— Я тоже думала, что он погиб. Мне сообщил об этом лейтенант Д'Агоста.

— Только я знал правду. И помог ему после того итальянского приключения, поставил на ноги. Спас ему жизнь, если на то пошло.

— Я рада, что у него такой брат, как вы.

— У Алоиза мало по-настоящему верных друзей. Он очень старомоден, немного замкнут. Я постарался быть ему не только братом, но и другом. И рад, что он нашел вас. Я очень беспокоился о нем после ужасного несчастного случая с его женой в Танзании.

Жена? Танзания? Виоле страшно захотелось расспросить, что же случилось. Но она сдержалась и не спросила: Алоиз когда-нибудь сам ей расскажет. В Виоле сильно было свойственное англичанам нежелание копаться в частной жизни другого человека.

— Нельзя сказать, что он меня «нашел». Мы с ним только-только подружились.

Диоген обратил на нее свои странные, разноцветные глаза и улыбнулся.

— Уверен, что мой брат в вас влюбился.

На этот раз Виола страшно покраснела. Ее охватили смешанные чувства — волнение, смущение и стыд за собственную глупость. «Вот еще! — подумала она. — Как он может влюбиться в меня после единственной встречи?»

— Мне кажется, что и вы в него влюблены.

Виола постаралась беззаботно рассмеяться, но внутри у нее все дрожало.

— Не рановато ли для такого вывода? — с трудом проговорила она.

— Хотя мы с Алоизом очень похожи, я, в отличие от него, всегда говорю напрямую. Извините, если я вас смутил.

— Ничего страшного.

Заснеженная автострада Лонг-Айленда убегала в темноту. Было около часа ночи, и машин на дороге было мало. Снег падал хлопьями, налипая на ветровое стекло.

— Алоиз всегда был замкнутым. Я никогда не знал, о чем он думает, даже в детстве.

— Да, похоже, своих чувств он не выдает.

— Так и есть. Мотивы своих поступков он не открывает. Я, например, всегда считал, что он посвятил себя публичной деятельности, чтобы все позабыли о паршивой овце в роду Пендергастов.

— В самом деле?

Любопытство Виолы снова было задето.

Диоген весело рассмеялся.

— Да. Взять хотя бы нашу двоюродную бабушку Корнелию. Живет недалеко отсюда, в доме для умалишенных преступников.

Любопытство перешло в изумление.

— Умалишенные преступники?

— Верно. В каждом семействе имеется своя паршивая овца.

Виола подумала о своем прадедушке.

— Да, согласна.

— В некоторых семьях их больше одной.

Виола кивнула, заметила, что Диоген смотрит на нее и опустила глаза.

— Думаю, такие персонажи прибавляют семейству интереса, остроты. Лучше, чтобы ваш прадед был убийцей, чем торговцем.

— Уникальная точка зрения.

Диоген, оказывается, не без странностей, но разговаривать с ним интересно.

— А у вас в роду были преступники? — спросил Диоген. — Если вы простите мое любопытство.

— Спрашивайте, не возражаю. Нет, преступников не было, но у меня был предок, знаменитый скрипач-виртуоз. Он жил в девятнадцатом веке. Этот человек сошел с ума и замерз в лачуге пастуха в Доломитовых Альпах.

— Ну, так и есть. Я был уверен, что у вас имеются достойные внимания предки. А скучных бухгалтеров или коммивояжеров в вашем роду не было?

— Во всяком случае, я об этом не слышала.

— А вот в нашем роду был коммивояжер — он сильно поспособствовал благосостоянию Пендергастов.

— В самом деле?

— Да. Он создал шарлатанское снадобье и назвал его эликсиром Иезекииля. Продавал его из своей повозки.

Виола рассмеялась.

— Какое странное название для лекарства!

— Название смешное. Правда, состояло снадобье из смертельной комбинации — кокаина, ацетанилида и нескольких довольно опасных растительных алкалоидов. Испробовавшие этого зелья пристрастились к нему, тысячи людей погибли, в том числе и собственная жена коммивояжера.

Виола уже не смеялась. Ей сделалось не по себе.

— Понимаю.

— Конечно, никто тогда не знал об опасности такого лекарства, как кокаин. Но нельзя винить в этом праотца Иезекииля.

— Нет, конечно, нет.

Они замолчали. Легкий снег продолжал падать, хлопья вылетали из темноты, фары на мгновение освещали их, и снежинки исчезали.

— Как думаете, есть такая вещь, как ген преступности? — спросил Диоген.

— Нет, — ответила Виола. — Я считаю, что это нонсенс.

— А я иногда задумываюсь. Уж очень много преступников было в нашем роду. Взять хотя бы дядю Антуана, одного из по-настоящему крупных убийц девятнадцатого века. Убил и замучил почти сотню молодых людей из исправительной колонии.

— Какой ужас, — пробормотала Виола.

Чувство неловкости усилилось.

Диоген весело рассмеялся.

— Англичане отправляли своих преступников в колонии — в Джорджию и Австралию. Они думали, что избавят англосаксонскую расу от криминала, но чем больше преступников они высылали, тем выше становился в стране уровень преступности.