Фон Менк присел на край стола, пристально глядя на репортера.
— Вы бывали у Мертвого моря, мистер Гарриман?
— Не могу похвастаться.
— А я был там несколько раз. Впервые — когда обнаружил некую природную связь между датами гибели Атлантиды и Гоморры. Теперь Мертвое море — это выжженная пустыня. Рыба не водится в воде, где процент соли больше, чем в океане, на берегах растет лишь самая скудная растительность, покрытая толстой соляной коркой. А дальше, ближе к Тель-ас-Саидии, куда многие ученые помещают Содом, соляную поверхность покрывают шарики чистой серы. Она не ромбовидная, как в обычных природных геотермальных источниках, а скорее моноклинная: белая, исключительно чистая, будто прошла длительную термическую обработку. На Земле такая сера больше нигде не встречается. Содом и Гоморру уничтожил вовсе не естественный геологический процесс. Но что именно — остается загадкой.
Фон Менк придвинул к себе лист и под предыдущими датами написал:
3243
1239
2004
— Две тысячи четвертый год, мистер Гарриман. Вместе эти даты образуют золотое сечение. Немного математики: три тысячи двести сорок третий год до нашей эры — или пять тысяч двести сорок шесть лет назад — укладывается в золотое сечение. Тысяча двести тридцать девятый год до нашей эры — три тысячи двести сорок три года назад — снова золотое сечение. Следующая дата: две тысячи четвертый год нашей эры — именно столько лет разделяет две предыдущие катастрофы. Совпадение?
Гарриман уставился на цифры. «Он понимает, что говорит?»
Дикие вычисления казались чистым бредом, но в спокойных глазах ученого светилось лишь смирение.
— Годами, мистер Гарриман, я искал доказательство того, что не прав. Я надеялся, что даты неверны, что в них закралась ошибка. Однако каждое новое открытие подтверждало мою правоту.
Из другого шкафа фон Менк вытащил лист белого картона с нарисованной на нем большой спиралью, один в один повторявшей рисунок камер наутилуса. В самой крайней внешней точке надпись красным карандашом сообщала: «3243 г. до н. э. — Санторини/Атлантида». Через две трети завитка краснела вторая надпись: «1239 г. до н. э. — Содом и Гоморра». Далее по всей спирали шли десятки дат и отметок меньшего размера, проставленных черным карандашом:
79 г. н. э. — извержение Везувия уничтожает Помпеи/Геркуланум и Стабии.
426 г. н. э. — падение Рима, город разграблен и разрушен варварами.
1321 г. н. э. — эпидемия чумы в Венеции, погибает две трети населения.
1665 г. н. э. — Великий лондонский пожар.
В самом центре, там, где спираль замыкалась в большую черную точку, стояла третья красная отметка:
2004 г. н. э. — ???
— Как видите, — утвердив рисунок на столе, сказал фон Менк, — я отметил много других катастроф. Они в точности накладываются на логарифмическую спираль и все до единой подчиняются правилу золотого сечения. Как бы я ни вычислял даты, в конце всегда выходил две тысячи четвертый год. Всегда. Так что же общего между этими природными катаклизмами? Все они выпали на долю важнейших мировых городов, городов, отличавшихся богатством, мощью, развитием технологий и духовным небрежением.
Из оловянной кружки фон Менк достал карандаш.
— Дожидаясь две тысячи четвертого года, я надеялся, что ошибся, что это лишь совпадение… Увы, сейчас надежды на то, что природа верит в совпадения, не осталось. Всем правит порядок, мистер Гарриман. Так же, как мы занимаем экологическую нишу, мы занимаем нишу моральную. Стоит виду истощить свою нишу, природа это исправляет, она очищается. Иногда — ценой уничтожения вида. Но то в природе. Что же случается, когда вид истощает моральную нишу?
Ластиком на конце карандаша фон Менк стер вопросительные знаки в последней красной отметке:
2004 г. н. э. —
— Каждый раз у катастрофы были предвестники. События небольшого, казалось бы, значения. Часто погибали морально нездоровые люди — в точности, как потом и вся цивилизация. Так происходило и в Помпеях перед извержением Везувия, и в Лондоне накануне пожара, и в Венеции незадолго до эпидемии. Теперь, мистер Гарриман, понимаете, почему Джереми Гроув и Найджел Катфорт сами по себе ничего не значат? А если быть до конца точным, значат их ненависть к религии и морали, отречение от благопристойности и вопиющая неумеренность. Как таковые, эти двое — модели жадности, похоти, материализма и жестокости нашего времени и особенно Нью-Йорка. Смерти Гроува и Катфорта — лишь предвестники.
Фон Менк разжал пальцы, и список плавно упал на стол.
— Вы увлекаетесь поэзией, мистер Гарриман?
— Нет. По крайней мере после окончания колледжа.
— Но может, вы помните поэму Йейтса «Второе пришествие»?
Анархия пожрать готова мир…
И в нерешительности лучшие из нас
Томятся. Худшие страстям
Губительным дают собою править
[69].
Фон Менк наклонился ближе.
— Мы живем во времена нравственного нигилизма, слепого поклонения технике, отказа от духовной составляющей нашей жизни. Телевидение, кино, компьютеры, видеоигры, Интернет, искусственный интеллект — вот боги нашего времени. Нами руководят морально ущемленные, бесстыдные лицемеры, которые притворяются благочестивыми, а на деле лишены духовности. В наше время университетские ученые и нобелевские лауреаты принижают нравственность, презирают религию и кладут себя на алтарь науки. Стало модно поносить церковь. Радио шокирует нас, выдавая шутки, замешенные на ненависти и вульгарности, а телевидение развлекает «Реалити секс-шоу» и «Фактором страха для звезд». Бесчинствует терроризм, смертники врезаются на самолетах в дома, а страны шантажируют друг друга ядерным оружием.
В комнате воцарилась тишина, лишь тихонько попискивал диктофон. Наконец фон Менк продолжил:
— Древние верили, что природу составляют четыре элемента: земля, воздух, огонь и вода. Кто-то говорил о наводнениях, кто-то — о землетрясениях или мощных ураганах, другие — о дьяволе. Когда Атлантида предала свою моральную нишу, ее поглотила вода. Конец Содому и Гоморре принес огонь. Чума пришла в Венецию по воздуху. Катастрофы, как и золотое сечение, следуют циклическим закономерностям. Я показал это в схемах.
Доктор достал вторую диаграмму — сложную, исчерченную линиями, таблицами, исписанную числами. Центральная пентаграмма заключала в себе подпись:
2004 г. н. э. — Нью-Йорк — Огонь
— Вы полагаете, что Нью-Йорк сгорит?
— Только не так, как можно себе представить. Город поглотит огонь внутренний — как Гроува и Катфорта.
— И этого можно избежать, если люди вернутся к Богу?
— Слишком поздно. — Фон Менк покачал головой. — Прошу заметить, мистер Гарриман, я не употребляю слова «Бог». То, о чем я говорю, — не обязательно Бог, а некая сила природы: моральный закон Вселенной, такой же постоянный, как и любой из законов физики. Мы создали дисбаланс, который должен быть исправлен — в две тысячи четвертом году. — Ученый постучал пальцем по стопке таблиц. — Великое событие. Его предсказывали Нострадамус и Эдгар Кейси, о нем говорится в «Откровении».
Гарриман кивнул. Все прозвучало так сильно, что по спине побежали мурашки. Но не «утка» ли это?
— Доктор фон Менк, вы проделали титанический труд.
— Увлечение поглотило меня. Более пятнадцати лет я ждал две тысячи четвертого года, помня о значении даты.
— Вы уверены на все сто, или это только теория?
— Отвечу так: завтра я покидаю Нью-Йорк.
— Покидаете?
— Уезжаю на Галапагосские острова.
— Почему именно туда?
— Как писал Дарвин, Галапагосы знамениты своей изолированностью. — Фон Менк указал на диктофон. — На этот раз я не собираюсь снимать документальный фильм. История целиком ваша, мистер Гарриман.