Она сделала глоток «Кальвадоса», и тот скользнул по языку волной тепла.

— Надеюсь, что тебе нравится.

Констанс кивнула. Она уже чувствовала приятное действие вина, которое она обычно не любила. Ей нужно было быть с ним осторожнее.

— Констанс, сначала я хочу сказать тебе, насколько я доволен твоей работой. Ты оказалась собранной и надежной.

Она почувствовала воодушевление от этого неожиданного комплимента, даже его ударение на слово «собранная» показалось пустяком.

— Спасибо.

— Ты также постаралась прислушиваться к моим предупреждениям: не заниматься самодеятельностью и не блуждать вдали от гостиницы после наступления темноты. Я ценю это, — он сделал паузу. — Это расследование становится весьма специфическим. Мы попали в неразбериху улик и доказательств, и достигли точки, когда мы должны остановиться и разделить перепутанные нити. С этой целью я хотел бы обсудить то, что мы уже узнали: вспомнить, так сказать. И еще хотел бы сообщить тебе о моих последних открытиях.

— Пожалуйста, я тебя слушаю.

— На данный момент у нас имеются два спутанных клубка: скелет в подвале, который, я уверен, связан с исчезновением парохода «Замок Пембрук», и потерянная колония ведьм. Начнем со скелета. Здорового, сорокалетнего афро-европейского мужчину подвергли пыткам и замуровали в подвале дома смотрителя маяка. Почему? Могла быть только одна причина: он владел информацией. Но вот основной вопрос: какой именно?

Он прервался.

А дальше заговорила Констанс:

— Леди Харвелл получила 9500 фунтов страховой выплаты за потерю груза. Может быть, это как-то связано со случившимся?

Пендергаст поднял длинный тонкий палец.

— Точно! В 1884 году такая сумма была огромной, и сегодня была бы эквивалентна миллионам долларов. Записи «Ллойда» хранятся под надежной охраной, как в Форт-Ноксе, но можно догадаться, что груз был деньгами, слитками или ценностями в какой-либо другой форме. Вот, вероятно, почему, моя дорогая Констанс, этот человек подвергся пыткам: чтобы выдать местонахождение ценностей, хранящихся на борту корабля.

— Это кажется поспешным выводом.

— Только до тех пор, пока ты не узнаешь, кем был этот мужчина, а именно джентльменом по имени Уорринер А. Либби.

— Ты узнал имя этого человека?

— Конечно. Пендергаст выглядел необычайно довольным собой.

— Уорринер А. Либби был капитаном «Замка Пембрук». Ему было сорок лет, он родился на Барбадосе, а рос в Лондоне и Нью-Йорке, его отец был африканцем, а… мать — если использовать прискорбную манеру произношения того времени — мулаткой. В свое время он был уважаемым и процветающим морским капитаном.

— Весьма впечатляюще, — заметила Констанс.

— Человек, которому, несомненно, будет известно все о местонахождении чего-либо ценного на борту корабля, это капитан. Его было легко идентифицировать. Я узнал возраст и расовые характеристики нашего скелета. Они совпали. Все довольно просто, — он сделал глоток «Кальвадоса». — Так или иначе, если Либби подвергся пыткам, отказываясь выдать местонахождение ценностей, перевозимых на корабле, это говорит нам кое о чем важном: корабль не затерялся в море. В противном случае ценности затонули бы вместе с ним.

— Значит, корабль нашел убежище в гавани Эксмута?

— Нет. Гавань для него слишком мелкая. Это был трехсотфутовый пароход с восемнадцатифутовой осадкой.

— И что же с ним случилось?

— Я считаю, что он был затоплен у берегов Эксмута, где так много коварных песчаных отмелей и скал.

— Секундочку. Был затоплен… умышленно?

Пендергаст кивнул.

— Да. Умышленно.

— Кем?

— Несколькими горожанами.

— Но как могли горожане умудриться затопить корабль, находящийся в море?

— Вступить в сговор со смотрителем маяка. Это хорошо известный трюк. Погасить маяк и развести огонь на пляже, в месте, специально рассчитанном так, чтобы направить судно на скалы. Случись тут такое, горожане разграбили бы корабль и забрали весь груз, который бы выбросило на берег. Если бы корабль сел на мель до того, как разбился, мародеры, скорее всего, успели бы не только заполучить весь груз, но также забрать и деньги — если бы они точно знали, где именно они были спрятаны. В те дни на кораблях, на которых перевозились слитки или монеты, всегда были секретные отсеки именно для хранения подобных вещей.

— Так что же случалось с оставшимися в живых?

— На самом деле, это самый мрачный вопрос.

Наступила пауза, прежде чем Констанс заговорила снова.

— Если ты считаешь, что крушение было преднамеренным, то я могу себе это представить, потому что Эксмут в 1884-ом голодал: тогда случился неурожай, и люди находились в отчаянии. Проходящий корабль, скорее всего, перевозивший ценности, мог оказаться слишком большим соблазном, чтобы ему мог сопротивляться голодающий город. Мародеры пытали капитана и замуровали его, чтобы обнаружить местонахождение сокровищ на борту корабля.

— Браво, Констанс.

— Но зачем возвращаться через сто тридцать лет, чтобы забрать скелет капитана? Может, потомок кого-то из участников того заговора, забрав его, пытался скрыть старое преступление?

— Вряд ли. Не было никакого риска, что этот скелет обнаружат.

— Так зачем же рисковать и забирать его?

— Вот именно, зачем?

Краткая тишина окутала комнату до того, как Пендергаст продолжил.

— МакКул дважды посещал Эксмут. Он приезжает — скелет крадут, он возвращается — и его убивают. МакКул, должно быть, проговорился о чем-то во время своего первого визита — о чем-то, о чем узнали по очереди несколько горожан, знавших о зверствах, случившихся с «Замком Пембрук». Это и спровоцировало кражу скелета. Когда МакКул вернулся, его убили, чтобы запечатать ему рот и не допустить разглашения его открытия. Когда мы вычислим, что именно выяснил МакКул — тогда мы точно узнаем, зачем был украден скелет.

Пендергаст замолчал. Огонь потрескивал. Констанс не могла подавить чувство радости от того, что помогает Пендергасту продолжать его дедуктивную работу. Она сделала еще глоток «Кальвадоса».

Агент продолжил.

— Перейдем ко второму запутанному клубку этого дела: Печатям Тибейна. Ты дала мне список тех, кто обращался к записям Саттера в Историческом обществе, и он оказался весьма интересным.

— В каком смысле?

— Там было двадцать четыре имени. Двадцать три из них я подтвердил, как принадлежащие реальным людям, практически все из них оказались викканами. Затем появилось имя, которое не фигурировало ни в одном списке членов Викканства. Оно и звучало как-то фальшиво.

— В самом деле?

— Мистер Уильям Джонсон. Слишком обыкновенное, чтобы быть подлинным, тебе так не кажется?

— А ты не находишь, что для этого утверждения недостаточно доказательств?

— За исключением того, что, когда я связался с твоей подругой, миссис Джоб и расширил твою же забавную историю, добавив деталь о матери, ищущей свою дочь, отвернувшуюся от верования амишей, я смог узнать, что наш Уильям Джонсон попал на видеозапись. С помощью незначительного мягкого убеждения миссис Джоб отправила мне по электронной почте изображение этого мужчины.

— И что?

— Это оказался Дана Данвуди, наш покойный адвокат.

— Боже. Тебе пришлось потрудиться, — Констанс приостановилась. — Когда он успел посетить библиотеку?

— Три недели назад.

— Он не мог знать о скрытой камере видеонаблюдения, — произнесла Констанс, больше для себя, чем для Пендергаста. Затем она взглянула на агента ФБР. — Но какая связь между ним, историком и этой потерянной колонией ведьм?

— Этого я не могу сказать. А пока, Констанс, позволь мне показать тебе это, — из своего портмоне Пендергаст достал пачку фотографий и карту. — Подойди сюда, если хочешь.

Констанс поднялась со стула и села рядом с ним на кровать, смотря через его плечо. В комнате стало теплее, и она почувствовала, как в шее усилился кровоток. Она уловила слабый запах его бальзама после бритья «Флорис № 89», и заставила себя сосредоточиться на фотографии.