— Расскажите мне еще о его внешности, — попросил Холмс. — Все, что сможете вспомнить. Прошу вас, не упустите ни малейшей детали.

— Он был крайне неопрятен. Одет в тряпье, волосы непричесаны. Глаза красные. Зубы почернели.

— Почернели, вы говорите? — прервал его Холмс с неожиданным интересом. — Черные — в смысле гнилые?

— Нет, они скорее были темные, однородно темные, но при слабом свете казались черными. И он постоянно был пьян, хотя ума не приложу, где он брал деньги на выпивку.

— Почему вы решили, что он был пьян?

— Обычные симптомы алкоголизма: несвязная речь, дрожащие руки, шаткая походка.

— А бутылок в этой хижине лесорубов вы не видели?

— Нет.

— Когда вы с ним говорили, вы ощущали запах спиртного в его дыхании?

— Нет. Но за время службы я достаточно повидал алкоголиков, и симптомы мне хорошо известны, мистер Холмс. Тут не может быть никаких сомнений.

— Отлично. Продолжайте, пожалуйста.

Констебль с видимым облегчением вернулся к своему рассказу.

— Город, должен сказать, был сильно настроен против него. Настолько сильно, что я уже собирался прогнать его отсюда, но тут волк сделал за меня эту работу. На следующее утро после моего с ним разговора его нашли на опушке леса, тело его было ужасным образом изувечено и разодрано, на руках и ногах отметины зубов.

— Понятно, — кивнул Холмс. — А вторая жертва?

В этот момент, должен признаться, я чуть было не возразил против отхода от главного. Холмс задавал констеблю абсолютно тривиальные вопросы, а о самом важном не спрашивал. Например, кто нашел тело. Но я сдержался, и констебль Фрейзер продолжил.

— Это произошло две недели спустя, — сказал констебль. — Жертвой стал приезжий натуралист из Оксфорда — он интересовался рыжей белкой.

— Его нашли в том же месте, где и первого?

— Неподалеку. Чуть ближе к болоту.

— А почему вы думаете, что оба человека пали жертвой одного и того же зверя?

— По виду ранений, сэр. Второе нападение было еще более свирепым. На этот раз человека… частично съели.

— Как прореагировал город на второе убийство.

— Было много разговоров. Разговоров и страха. К делу проявил интерес сэр Персиваль. А его сын, который недавно вернулся из Индийской кампании, стал по вечерам выходить в лес с ружьем. Он исполнен решимости убить зверя. Я открыл собственное расследование.

— Вы хотите сказать, что сделали это после второго убийства?

— Прошу прощения, мистер Холмс, но открывать дело после первого случая не имело смысла. Ну вы понимаете: избавились от старого бродяги — и слава богу. Но на этот раз жертвой стал уважаемый гражданин, и мы явно столкнулись со случаем людоедства. Если волк убил двоих, то он будет убивать снова… если сможет.

— Вы допрашивали свидетелей?

— Да.

— Их истории согласуются?

Констебль кивнул:

— Этого волка видели после второго убийства — он бежал к лесу. Жуткая зверюга.

— А с какого расстояния его видели?

— В отдалении, вечером, но при свете луны. Достаточно близко, чтобы разглядеть, что шерсть на его голове белоснежная.

Холмс задумался на минуту.

— Что сказал доктор, который участвовал в расследовании?

— Как я уже упоминал, он отметил среди прочего, что, хотя обе жертвы были сильно искалечены, вторую частично съели.

— Но на первой обнаружилось лишь несколько как бы пробных следов от звериных клыков. — Холмс обратился ко мне: — Вам известно, Ватсон, что звери именно так и становятся людоедами? Так было и со львами из Тсаво, которых мы с вами обсуждали.

Я кивнул:

— Возможно, его охотничья территория находится в глубине леса, а холодная и долгая зима заставила его искать пропитание вблизи цивилизации.

Холмс снова обратился к констеблю:

— У вас есть еще какие-нибудь наблюдения?

— К сожалению, мистер Холмс, скорее, недостаток наблюдений.

— Прошу вас, поясните.

— Понимаете, это странно. — На лице констебля Фрейзера отразилось замешательство. — У моей семьи ферма на краю леса, и я пять-шесть раз, когда появлялась возможность, заходил в лес поискать следы этого животного. Можно было бы предположить, что найти такого громадного зверя не составит труда. Но я нашел всего несколько следов, оставленных зверем после второго убийства. Следопыт я плохой, но могу поклясться, что двигалось это животное как-то необычно.

— Необычно? — переспросил Холмс. — Что вы имеете в виду?

— Следов очень мало. Словно это не зверь, а призрак, он приходит и уходит, не попадаясь на глаза. Вот почему я вечером отправляюсь на поиски свежих следов.

При этих словах Холмс подался вперед на своем стуле:

— Позвольте дать вам совет, констебль. Я прошу вас немедленно прекратить поиски. Больше никаких вечерних прогулок по лесу.

Констебль нахмурился:

— Но у меня есть определенные обязанности, мистер Холмс. И потом, если кому и грозит опасность, то это молодому мистеру Асперну. Он каждый вечер выходит на поиски.

— Послушайте меня, — твердо произнес Холмс. — Это полная глупость. Асперну никакая опасность не грозит. Но с вами, констебль, дело другое. Я вас предупреждаю: будьте осторожны.

Это резкое заявление и замечание, что страхи мисс Селкирк за своего жениха необоснованны, поразили меня. Но Холмс больше ничего не добавил, вопросов у него тоже больше не было (он только еще раз остерег констебля от хождения по лесу), и наш разговор — по крайней мере, на этот раз — закончился.

Было воскресенье, и нам пришлось ограничить наше расследование разговорами с жителями Хексема. Прежде всего Холмс нашел двух свидетелей, но им почти нечего было добавить к тому, что нам уже рассказал мистер Фрейзер: они оба видели большого волка, даже очень большого, который спешил в направлении болота, шерсть на его голове в свете луны была серебристо-белого цвета. Никто из них не пытался преследовать волка, напротив, подчиняясь здравому смыслу, они со всех ног поспешили домой.

После этого мы отправились в «Плуг», где Холмс принялся выяснять мнение постояльцев о волке и убийствах. Все, с кем мы говорили, были крайне взволнованы этими случаями. Некоторые, прикладываясь к пиву, говорили о своем намерении не сегодня завтра отправиться на охоту и покончить с волком-убийцей. Большинство готовы были удовольствоваться действиями молодого Асперна и выражали восхищение его смелостью.

Имелось только два особых мнения. Одно высказал местный бакалейщик, твердо державшийся убеждения, что в этих убийствах виновата стая одичавших собак, обитающая в дебрях Килдерского леса. Другое мнение высказал сам владелец паба, который сообщил нам, что второй погибший, несчастный натуралист из Оксфорда, узнав про первое убийство, категорически утверждал: животное, совершившее это, никакой не волк.

— Не волк? — резко переспросил Холмс. — И каким же знаниям, позвольте узнать, обязаны мы столь безапелляционному суждению?

— Не могу вам точно сказать, сэр. Он просто заявил, что, по его мнению, волков в Англии больше нет.

— Я бы не назвал это научным аргументом, — вставил я.

Холмс посмотрел на владельца паба проницательным взглядом:

— И какое же именно животное наш добрый натуралист поселил в Килдерский лес?

— Этого я не могу вас сказать, сэр. Он не делал никаких предположений.

С этими словами владелец паба принялся протирать стаканы.

Если не считать разговора с констеблем, то день, можно сказать, прошел без толку. Холмс был неразговорчив за обедом и рано удалился в свой номер с недовольным выражением на лице.

На следующий день рано утром, едва рассвело, меня разбудил беспорядочный хор голосов под окном. Я посмотрел на часы — было всего лишь начало седьмого. Быстро одевшись, я спустился по лестнице. На Хай-стрит собралась небольшая толпа, люди оживленно разговаривали и жестикулировали. Холмс уже был среди них, а увидев, что я выхожу из гостиницы, он быстро направился ко мне.

— Мы должны поспешить, — сказал он. — Волка видели еще раз.