— Да? — бросил Уилсон, отрывая взгляд от экрана.

— Мне очень не хотелось бы беспокоить вас еще раз, но, насколько я помню, Вокс и Олмстед, планируя создание Центрального парка, предусматривали сооружение подземных каналов с целью осушения существовавших в том месте болот. Не мог бы я взглянуть на их схемы?

— Эти идеи были отметены комиссией, — поджал губы Уилсон. — И все схемы потеряны. Ужасная трагедия. — Он повернулся к экрану в надежде, что противный тип все поймет.

— Понимаю, — ответил посетитель, не обращая внимания на столь прозрачный намек. — В таком случае не могли бы вы мне сказать, каким образом были осушены болота?

Уилсон безнадежно откинулся на спинку кресла.

— А я-то полагал, что это всем известно. Для осушения был использован старый акведук на Восемьдесят шестой улице.

— Существуют ли схемы проведения операции?

— Да, — ответил Уилсон.

— Не мог бы я взглянуть на них?

Уилсон вздохнул, поднялся с кресла и прошел через тяжелую дверь в хранилище. Там, как всегда, царил полнейший беспорядок. Помещение было просторным, но в то же время вызывало клаустрофобию. Металлические стеллажи, заполненные картами и заплесневелыми синьками, тянулись ввысь на два этажа, теряясь в полумраке. Уилсон принялся изучать номера на ветхом списке, чуть ли не физически ощущая, как на его лысый череп оседает пыль. В носу начинало свербеть. Наконец, он определил местонахождение нужных карт, взял их в охапку и потащил в тесный читальный зал.

«И почему только все посетители требуют самые тяжелые карты?» — удивлялся он про себя, выходя из хранилища.

— Вот они. — Уилсон опустил свой груз на стойку из черного дерева. Надоедливый тип взял карты, перенес их на свой стол и начал просматривать, делая заметки и рисуя схемы в блокноте с кожаным переплетом.

«А у парня водятся деньжата, — с кислой миной подумал Уилсон. — Ни один профессор не может позволить себе иметь такой блокнот».

Наконец-то в картографическом зале воцарилась благословенная тишина, и он смог немного поработать. Уилсон принес со своего стола несколько пожелтевших фотографий и начал вносить изменения в главу, посвященную свойственным клану резным образам.

Через несколько минут Уилсон почувствовал, что посетитель снова стоит у него за спиной, и молча поднял глаза.

Указав кивком на одну из фотографий, где изображался камень с вырезанным на нем абстрактным животным и частью человеческой фигуры, вооруженной копьем с кремневым наконечником, посетитель проговорил:

— Мне кажется, что этот фетиш, который вы определили как пуму, на самом деле является медведем гризли.

Уилсон уставился на бледное улыбающееся лицо. «А это что еще за шутка?» — подумал он, но вслух произнес:

— Кашинг, обнаруживший этот фетиш в 1883 году, совершенно определенно классифицировал его как принадлежащий «клану пумы». Вы можете проверить это в его трудах. — «Все в наши дни мнят себя экспертами», — мысленно проворчал он.

— Это фетиш гризли, — стоял на своем посетитель. — В спину зверя направлено копье. На фетише пумы всегда изображается стрела.

— Не затруднитесь ли объяснить, в чем вы видите разницу? — выпрямился Уилсон.

— Пуму убивают с помощью лука и стрелы. Чтобы убить гризли, необходимо копье.

Уилсон не знал, что сказать.

— Кашинг тоже мог ошибаться, — с мягкой улыбкой добавил посетитель.

Уилсон сложил листки рукописи в стопку и отодвинул их в сторону.

— По правде говоря, я склонен больше доверять Кашингу, нежели… — Не закончив фразу, он сурово произнес: — Библиотека закрывается через час.

— В таком случае не мог бы я взглянуть на карту газопровода Верхнего Вест-Сайда? Геологическое исследование проводилось в 1956 году.

— Какую именно? — поджал губы Уилсон.

— Все, если не возражаете.

Это уже совсем выходило за рамки.

— Прошу прощения, — скрипуче проговорил Уилсон, — но это будет против правил. Посетителям выдается одновременно не более десяти карт одной серии. — Он победно глянул на назойливого типа.

Назойливый тип, однако, не обратил на его слова никакого внимания. Казалось, он полностью погружен в собственные мысли. Вернувшись к реальности, он внимательно посмотрел на библиотекаря и произнес, указывая на карточку с именем, приколотую к его груди:

— Роберт Уилсон… Теперь я вспомнил, откуда я знаю ваше имя.

— Вы слышали мое имя? — неуверенно спросил Уилсон.

— Ну конечно. Разве не вы сделали в прошлом году блестящий доклад о резьбе по камню? Это было в Виндоу-Рок на конференции по изучению племени навахо.

— Да, я там выступал, — кивнул Уилсон.

— Я так и думал. Я не мог присутствовать, но стенограммы читал. Мне самому довелось частным образом исследовать религиозные мотивы в резьбе по камню. — Посетитель немного помолчал, а затем добавил: — Естественно, не столь глубоко и серьезно, как вам.

Уилсон откашлялся.

— Полагаю, что трудно сохранить инкогнито, посвятив тридцать лет жизни подобным исследованиям. — Он опустил глаза, являя собой воплощенную скромность.

— Для меня знакомство с вами — большая честь, — улыбнулся посетитель. — Моя фамилия Пендергаст.

Уилсон протянул руку для пожатия, и его неприятно поразила вялость ладони посетителя. Сам он очень гордился твердостью своей руки.

— Приятно видеть, что вы не оставляете своих исследований, — продолжал Пендергаст. — У нас, увы, царит глубокое невежество во всем, что касается культуры юго-западной части страны.

— Совершенно верно, — радостно подхватил Уилсон. Сердце его наполнилось гордостью. Никто никогда не проявлял ни малейшего интереса к его работе, не говоря уж о том, чтобы обсуждать ее со знанием дела… Этот Пендергаст, бесспорно, заблуждается относительно индейских фетишей, тем не менее…

— Я с наслаждением обсудил бы с вами все проблемы, — сказал Пендергаст, — но боюсь, что я и без этого отнял у вас слишком много времени.

— Что вы, что вы! Какие пустяки! — покраснел Уилсон. — Так что вы хотели видеть? Геологическое исследование пятьдесят шестого года?

Пендергаст утвердительно кивнул и застенчиво добавил:

— Меня очень интересует еще один вопрос. Сдается мне, что в двадцатых годах, во время подготовки к строительству скоростной подземной дороги, был снят план всех существующих тоннелей. Я не ошибся?

— Но в этой серии шестьдесят карт, — упавшим тоном произнес Уилсон.

— Понимаю. Это будет против правил, — опечалился Пендергаст.

И тут лицо Уилсона озарилось улыбкой.

— Я никому об этом не скажу, если вы того не пожелаете! — Библиотекарь сам был в восторге от своей отчаянной храбрости. — И не беспокойтесь о времени закрытия. Я задержусь, чтобы поработать над монографией. Ведь правила пишутся для того, чтобы их нарушать. Не так ли?

Десять минут спустя он возник из темноты хранилища, толкая перед собой по стоптанным доскам пола перегруженную картами тележку.

С митбек вошел в напоминающий пещеру вестибюль клуба «Четыре времени года», оставив позади вонь и шум Парк-авеню. Хорошо выверенным шагом он приблизился к квадратному бару в центре помещения. Здесь Смитбек сиживал много раз, с завистью глядя на картину Пикассо и на видневшиеся за ней врата недоступного для него рая. На сей раз, однако, он не стал задерживаться у бара, а сразу подошел к метрдотелю. Небрежно брошенного имени оказалось достаточно для того, чтобы он, Смитбек, получил возможность неторопливо прошествовать по коридору мечты к укрытому в глубине здания эксклюзивному ресторану.

Все столики были заняты, но в огромном «Зале с бассейном» царили покой и тишина. Смитбек шагал мимо капитанов индустрии, гигантов издательского дела и каучуковых баронов в направлении одного из самых привилегированных столов рядом с фонтаном. Там уже сидела миссис Вишер.

— Мистер Смитбек, — кивнула она. — Благодарю вас за то, что вы нашли время прийти. Присаживайтесь, пожалуйста.

Смитбек, украдкой оглядевшись по сторонам, занял указанный ему стул. Ленч, судя по всему, предстоял очень необычный, и Смитбек надеялся, что сумеет насладиться им до конца. Дело в том, что он только начал писать очередную убойную статью, а сдать ее надо было не позже шести вечера.