Снаружи завывал ветер.

– Полагаю, ты слышала о Кое, – сказал Эдо, когда служанка снова наполнила его чашу вином, а потом вернулась на свое место у двери и села на пятки.

– Да. До Мейляна дошли новости. А ты слышал о столице?

– Как вырезали чилтейцев? Да.

Я откашлялась и выдавила новую порцию слов:

– Насколько я понимаю, левантийский император перебрался в Когахейру.

Все равно что тихо ступать по пещере, боясь разбудить спящего медведя.

– Да, думаю, и это правда.

– В таком случае, должна признать, я удивлена, что ты давно не получал сообщений от отца.

– У него мало причин общаться со мной, разве что передавать приказы управляющему. – Прозвучала ли в его словах горечь? Эдо никогда не был близок с отцом. – А я всего лишь присматриваю за этим. – Он раскинул руки, имея в виду замок. – Чтобы великий замок Кьёсио не рухнул в море.

Леденящий страх усилился – что-то явно было не так.

– Эдо, я…

Я взглянула на служанку у выхода. Матушка однажды сказала, что лучший шпион – это тот, на которого никто не обращает внимания. Слишком много слуг получают жалованье из карманов нескольких хозяев, а я слишком долго жила под внимательными взглядами придворных, чтобы доверять кому-либо.

Эдо как будто прочитал мои мысли, потому что он откашлялся и подал девушке знак.

– Принеси чаю. Ее величество не в восторге от вина.

Девушка встала, поклонилась и пробормотала, пятясь из комнаты:

– Да, господин.

Двери как таковой не было, и закрывать ее не пришлось, послышались затихающие шаги по коридору. Как только служанка удалилась достаточно далеко, Эдо посмотрел на меня полными страха глазами, и во рту у меня пересохло.

– В чем дело? – выдохнула я так тихо, что слова едва были слышны сквозь рев бури.

– Мой отец тебе не союзник, как ты считаешь, – прошептал Эдо над краем чаши с вином. – Ты не задумывалась, почему он не прискакал тебе на помощь? Почему так припозднился с ответом на призыв министра Мансина привести армию? Он…

Эдо осекся. В коридоре уже слышались шаги в обратном направлении. Эдо не был настолько глуп, чтобы повернуться в ту сторону, но, посмотрев ему за спину, я увидела нового слугу с ведерком углей. Он беззвучно переходил от одной жаровни к другой, не спеша помешивая угли и добавляя новые из почерневшего ведерка.

Эдо не смотрел на слугу, только прикладывался к чаше с вином после каждого съеденного куска, ему даже пришлось лично наполнять чашу. Прежде чем слуга закончил, вернулась девушка с чаем, и я простилась с возможностью поговорить с Эдо без посторонних ушей.

Меня терзали слова Эдо. Я снова и снова гадала, что имел в виду император Кин, когда просил меня напомнить светлейшему Бахайну, на чьей он стороне. Не имея других вариантов, мне пришлось приехать в Сян, пусть и с опаской, однако в надежде, что человек, который так ненавидит чилтейцев, никогда не заключит с ними союз.

Так и не получив ответов, я чувствовала, как плотнее сжимается вокруг меня клетка.

Эдо влил в себя остатки вина, и служанка снова наполнила его чашу, медленно и грациозно, как всегда. Мне пришлось прикусить язык, чтобы не приказать ей уйти. Она бы подчинилась, но ее место просто занял бы другой слуга.

Наконец она снова села у двери, потупив взгляд. Слуга с углем ушел, я убрала тарелки с центра стола и опрокинула пиалу с рисом. Ножом размазала еще дымящийся рис по поверхности. «Кто?» – написала я, острием ножа вырезав слово в рисе.

Эдо взял свой нож, огляделся, разгладил рис и написал: «Левантийцы».

Я предполагала, что он напишет «Дзай», или что светлейший Бахайн действует в собственных интересах, но его союз с левантийцами выглядел гораздо более пугающим. А раз он не пришел нам на помощь, это значит, что уже давно заключил соглашение, и чилтейцев в Мейляне перерезали не оттого, что левантийцы просто воспользовались возможностью. Когда я осознала, насколько плохо представляла себе положение, у меня перехватило дыхание.

Мне так хотелось высказаться откровенно, рассказать Эдо обо всем, но я сжала губы и взяла нож.

«Западня?»

Он кивнул.

Я больше не могла есть и трясущимися руками взяла чашку с чаем, пытаясь успокоиться от ее тепла и привычного ритуала – сдувания пара. Эдо смотрел на рис с другой стороны стола, как будто мог выжечь на нем слова одним взглядом. Сидящая у двери служанка застыла как статуя.

– Нынешний сезон дождей на редкость суров, – сказала я, с гордостью отметив, что мой голос не дрожит, в отличие от рук.

Светская болтовня хорошо мне удавалась после жизни при дворе, и, похоже, она оторвала Эдо от его грез.

– Да, – согласился он. – Но я прежде ни разу не проводил сезон дождей у моря. Возможно, здесь всегда так. Замок хорошо противостоит непогоде.

– Да. Удивительно, что дождь не заливает через открытые балконы.

Эдо нахмурился, глядя скорее сквозь меня, чем на меня.

– Да! – воскликнул он спустя некоторое время и начал собирать рис горстями обратно в пиалу. – Чудесно, правда? Это все благодаря навесам. Пусть замок и выглядит как чудо природы, но его строили очень умные люди. Видишь, под каким углом падает дождь? Проклятье, это трудно объяснить без рисунка. – Он повернул голову. – Принеси бумагу и чернила. Они лежат на письменном столе.

Служанка встала, поклонилась и пошла за бумагой и чернилами. Когда она повернулась к нам спиной, Эдо смахнул остатки риса со стола. Чичи понюхала их и слизала с циновки.

Когда служанка поставила на стол кисть и чернила, которые неплохо было бы разбавить водой, Эдо отодвинул свою чашу. Он плеснул в чернила вина и не торопясь помешал, пока девушка не удалилась на свое место у двери.

А потом начал писать.

– Так вот, если дождь падает под таким углом, – говорил он, пока с кончика кисти стекали кровавые слова, – а так часто бывает на побережье из-за ветров, тогда… – Он замолчал, как будто что-то рисует, но продолжал писать, судорожно и хаотично. – Если разместить балконы вот здесь и устроить над ними небольшие крыши вот здесь… – Он снова умолк, его кисть дошла до конца строки и остановилась, дрожа над страницей. – И тогда дождь будет попадать только на балкон, но не проникать внутрь. В этом конце комнаты приходится чаще менять циновки, но лишь потому, что мы сами заносим сырость внутрь.

Он передвинул записку через стол и начал зарисовывать на другом листе то, о чем только что рассказал. Я не смотрела на рисунок, лишь на неровные строчки.

«Отец хочет сесть на трон. Он заключил союз с левантийцами, чтобы избавиться от чилтейцев и нанести Кисии рану. Потом он женится на тебе и избавится от них. Я должен отвезти тебя в Когахейру, а если я этого не сделаю, то сделают солдаты. Иди в свою комнату. Ночью я приду за тобой и выпущу на лодке, которую держу наготове».

– Такие балконы есть по всему замку, – продолжил Эдо, и слова накатывали на меня, будто на незнакомом языке.

Брак. Насколько далеко зашел этот заговор? И как давно задуман?

– Некоторые из них – естественные образования, но большинство вытесаны из камня, я всегда диву даюсь, почему они не падают. Но такого ни разу не случалось за всю историю замка. По крайней мере, этого нет в летописях семьи Той, прожившей здесь сотни лет, пока оба наследника старого герцога не погибли во время налета пиратов.

Эдо резко рассмеялся, и я оторвала взгляд от листка, дрожащего в моей ладони как осиновый лист.

– Герцог Сяна, – сказал он. – Наполовину награда, наполовину наказание, так всегда говорил отец. Неудивительно, что старый герцог пытался спрыгнуть с балкона.

Я скомкала поспешно написанное предупреждение и сунула его в рукав.

– Уверена, ваш отец прекрасно справится с задачей, лорд Эдо, – сказала я, пытаясь выбросить из головы мысль, что меня силком выдадут замуж.

Неудивительно, что Эдо вел себя так чопорно и отстраненно. Думать об отце одно и узнать, что на самом деле он совершенно другой, – тяжело, и это бремя добавилось к его горю, и без того гнетущему. Я же испытывала лишь гнев и отвращение к тому, с какой готовностью два жаждущих власти человека пытались завладеть моим телом и моим именем, лишив меня свободы ради собственных амбиций. Однажды я уже отказалась от этой судьбы. Я откажусь от нее снова.