– Хочешь сказать, что фермент… выборочно включал в свою структуру определенные радиоизотопы? – уточнил он.

– Именно.

– Но это же просто смешно, – твердо заявил профессор. Его тон не оставлял места для возражений.

Хант лишь пожал плечами:

– Похоже, что таковы факты. Просто посмотри на цифры.

– Но такой процесс просто не мог сложиться в природе, – продолжал настаивать Данчеккер.

– Знаю, но все-таки сложился.

– Чисто химические процессы не могут отличить радиоактивные изотопы от обычных, – раздраженно заметил Данчеккер. – Но именно такие процессы отвечают за образование ферментов. Они не способны отбирать радиоизотопы, которые будут использоваться для ферментного синтеза.

Хант отчасти ожидал, что первой реакцией Данчеккера станет абсолютное и бескомпромиссное отрицание гипотезы, которую он только что высказал вслух. Проработав с ним бок о бок больше двух лет, Хант уже привык к склонности Криса всякий раз инстинктивно прятаться за баррикадой общепринятых воззрений при встрече с чуждой его взглядам идеей. Но Виктор знал, что, как только у Данчеккера появлялась возможность как следует поразмыслить над вопросом, его способность выдавать инновационные идеи оказывалась ничуть не хуже, чем у окружавших его ученых младшего поколения. Поэтому Хант решил на мгновение промолчать: он рассеянно барабанил пальцами по столу, беззаботно насвистывая нестройную мелодию.

Данчеккер ждал и, судя по его виду, с каждой секундой злился все больше и больше.

– Химические процессы не умеют отличать радиоизотопы, – наконец повторил он. – Следовательно, получить фермент способом, который ты только что описал, просто невозможно. И даже если бы и было возможно, такой процесс не преследовал бы никакой цели. С химической точки зрения фермент будет вести себя одинаково – неважно, есть в нем радиоактивные изотопы или нет. То, что ты говоришь, противоречит здравому смыслу!

Хант вздохнул и усталым жестом указал на экран.

– Крис, об этом говорю не я, – напомнил он профессору. – А сами данные. Таковы факты – вот их и проверь. – Хант подался вперед и склонил голову набок. На его лице изобразилась хмурая гримаса, будто Виктора внезапно посетила какая-то мысль. – Что ты там минуту назад говорил о людях, которые подгоняют факты под собственные убеждения?

В возрасте одиннадцати лет Виктор Хант покинул бедлам родного дома в лондонском Ист-Энде и переехал к дяде и тете в Вустер. В семействе Хантов его дядя был сродни белой вороне: он работал инженером-проектировщиком в располагавшейся неподалеку лаборатории одного из ведущих производителей компьютерной техники, и именно под его терпеливым руководством мальчик впервые познакомился с захватывающим и таинственным миром электроники.

Спустя какое-то время юный Виктор впервые испытал на практике свое новообретенное увлечение законами формальной логики и методами проектирования логических схем. Он сам разработал и смонтировал специализированный процессор, который по любой дате, начиная с принятия в 1582 году григорианского календаря, выдавал соответствующий ей день недели в виде числа от 1 до 7. Когда, затаив дыхание от предвкушения, он в первый раз включил устройство, система не ожила. Оказалось, что он перепутал выводы одного из электролитических конденсаторов и попросту закоротил источник питания.

Этот случай научил его двум вещам: во-первых, многие проблемы можно решить малой кровью, если кто-нибудь сумеет взглянуть на них под нужным углом, а во-вторых, восторг от победы в конце концов с лихвой окупает все усилия. Помимо прочего, это укрепило его интуитивное представление о том, что единственный способ доказать или опровергнуть неплохую с виду идею – это найти способ проверить ее на практике. По мере того как дальнейшая карьера вела его от электроники к математической физике, а затем – нуклонике, эти базовые установки стали основой его неизменной ментальной конституции. За прошедшие с тех пор без малого тридцать лет Виктор не утратил ни капли пристрастия к последним минутам напряженного ожидания – когда подготовка к важному эксперименту позади и действо идет к своей кульминации.

То же самое чувство он испытывал прямо сейчас, наблюдая, как Винсент Каризан вносит последние правки в настройки усилителя. Этим утром центром притяжения в главной лаборатории электроники на базе «Копёр» стал один из агрегатов с корабля ганимейцев. По форме он напоминал цилиндр размером с бочку для нефти и, судя по всему, выполнял некую сравнительно простую функцию, учитывая небольшое количество входов и выходов; скорее всего, это был не компонент более крупной и сложной системы, а самодостаточное устройство.

Его назначение, впрочем, оставалось тайной. Инженеры базы «Копёр» пришли к выводу, что разъемы предназначались для подачи энергии внутрь устройства. Проанализировав изоляционные материалы, схемы фиксации напряжения, а также защитные и сглаживающие контуры, они определили характер источника питания, для работы с которым была предназначена инопланетная штуковина. Это дало им возможность смонтировать нужную цепь трансформаторов и частотных преобразователей. Сегодня был тот самый день, когда они решили включить устройство и выяснить, что произойдет.

Помимо Ханта и капитана, в лаборатории находились еще двое инженеров, задачей которых было наблюдение за измерительными приборами, смонтированными специально для этого эксперимента. Заметив удовлетворенный кивок Каризана, Фрэнк Тауэрс отошел от панели усилителя и спросил:

– Контроль перегрузок готов?

– Ага, – отозвался Каризан. – Попробуй-ка его коротнуть.

Тауэрс щелкнул переключателем на другой панели. С резким секундным лязгом где-то в шкафу позади нее сработал автомат, разомкнувший цепь.

Сэм Маллен, стоявший у приборной панели в боковой части комнаты, бегло взглянул на показания одного из дисплеев.

– Аварийное размыкание работает исправно, – объявил он.

– Раскороти его и увеличь напряжение, – велел Тауэрсу Каризан; тот поменял на панели пару настроек, затем снова щелкнул переключателем и перевел взгляд на Маллена.

– Ограничитель на пятидесяти, – сообщил Маллен. – Верно?

– Верно, – отозвался Тауэрс.

Каризан взглянул на Ханта:

– Все готово, Вик. Мы сделаем первый прогон с ограничителями силы тока, но, что бы ни произошло, наше оборудование это не затронет. Последний шанс передумать; после ставки приниматься не будут.

– Я до сих пор думаю, что оно играет музыку. – Хант широко улыбнулся. – Это электрошарманка. Поддайте ей тока.

– Компьютеры? – Каризан взглянул одним глазом на Маллена.

– Работают. По всем каналам данных – норма.

– Ну что ж, ладно, – сказал Каризан, потирая ладони. – А теперь гвоздь программы. На этот раз под напряжением, Фрэнк, первая фаза по графику.

Когда Тауэрс сбросил настройки и снова переключил главный рубильник, в лаборатории воцарилась напряженная тишина. Показания цифровых дисплеев, встроенных в его приборную панель, моментально изменились.

– Напряжение есть, – подтвердил он. – Устройство потребляет мощность. Ток на максимуме с учетом ограничителей. Похоже, ему нужно больше.

Глаза участников эксперимента переключились на Маллена, который напряженно изучал выходные данные на компьютерных мониторах. Тот покачал головой, не оглядываясь по сторонам.

– Я против. С задержкой на отпадание может неслабо полыхнуть.

Акселерометры, закрепленные на ганимейском устройстве, которое было прикручено к стальной удерживающей раме с резиновыми амортизаторами вибраций, не засекли внутри него никаких механических движений. Чувствительные микрофоны, установленные на его корпусе, не зафиксировали никаких шумов – ни в слышимом, ни в ультразвуковом диапазоне. Тот же результат выдали сенсоры тепла, детекторы излучения, электромагнитные зонды, магнитометры, сцинтилляционные счетчики и самые разнообразные антенны. Тауэрс пытался менять частоту источника питания в пределах всего испытательного диапазона, но вскоре стало ясно, что на исход эксперимента это никак не повлияет. Хант подошел к Маллену и молча изучил вывод компьютерной программы.