Хант долго разглядывал застывшие на экране символы, обдумывая смысл, который мог скрываться за словами ЗОРАКа. Древняя архитектура, выработанная сотни миллионов лет тому назад далекими предками позвоночных, решила насущную проблему, но не смогла предвидеть долгосрочных последствий. Человек же в ходе естественного отбора смог каким-то образом избавиться от механизма самоиммунизации. В результате он стал более уязвимым для окружающей среды, но в то же время проложил путь к развитию незаурядного интеллекта, который рано или поздно должен был с лихвой компенсировать изначальный недостаток.

Главная интрига, конечно же, заключалась в вопросе: как и когда это удалось человеку? Ответ, предложенный исследователями из Утрехта, сводился к следующему: в процессе вынужденного исхода его предков на Минерву, т. е. за период от двадцати пяти миллионов до пятидесяти тысяч лет тому назад. За двадцать пять миллионов лет до настоящих событий туда перевезли множество самых обычных форм земной жизни; но лишь одна из них спустя эту бездну времени вернулась назад – та, которую «обычной» уже никак не назовешь. Ей стал Homo sapiens в лице лунарианцев – самый грозный противник, когда-либо вступавший в борьбу за жизнь на обеих планетах. Пока земные антропоиды шарили в сумраке полуосознанного существования, он уже покорил Минерву, а затем, уничтожив планету, вернулся на Землю, чтобы овладеть своей древней родиной, и без всякой жалости начисто выкосил всю свою далекую родню.

Данчеккер предположил, что в изолированной на Минерве популяции человеческих предков некогда возникла особо агрессивная мутация. Последние данные указывали, где именно она появилась, но даже не пытались объяснить, почему это произошло. С другой стороны, мутации происходили случайным образом; для поиска конкретной причины попросту не было оснований.

В эту же теорию прекрасно вписывался и очевидный факт зарождения ганимейского разума. Строение сухопутных животных Минервы обеспечивало изоляцию кровеносной системы от системы выведения токсинов. Поэтому, когда на планете назрела потребность в более крупном мозге, у эволюции уже была проторена дорожка для создания нервного центра, который мог потреблять больше крови, не перенасыщаясь токсинами, – для этого достаточно было увеличить плотность одной сети сосудов, а плотность другой оставить без изменений. Высшая нервная деятельность могла развиваться безо всяких помех. Разум ганимейцев был естественным и логическим следствием минервианской эволюции. У земной же эволюции подобного исхода не прослеживалось; человеку удалось каким-то образом перехитрить систему.

– Что ж, – наконец произнес Хант. – Это и правда любопытно. Но почему ты решил, что этого не должно было произойти? Мутации – дело случая. Одна из них вполне могла спровоцировать эти изменения еще на Минерве, у предков лунарианцев, а значит, и людей. Довольно очевидное объяснение. Что с ним не так?

– Я знал, что ты так скажешь, – заметил ЗОРАК, умудрившись внушить Ханту, что машина безмерно довольна собой. – Это первая же реакция и довольно очевидная.

– И… что же с ней не так?

– Это бы не сработало. Ты утверждаешь, что где-то в начале эволюционной линии минервианских приматов должна была возникнуть мутация, которая отключила систему самоиммунизации.

– Именно так, – согласился Хант.

– Но в этой гипотезе есть одно слабое место, – сообщил ЗОРАК. – Видишь ли, я провел обширные расчеты на основе дополнительных данных с «Ю-5» – данных, которые описывают генетические коды в хромосомах позвоночных. У всех видов животных коды, контролирующие развитие процесса самоиммунизации у растущего эмбриона, содержат также и коды, которые отвечают за поглощение избытков CO₂. Другими словами, в случае отключения механизма самоиммунизации они бы потеряли и устойчивость к атмосфере с высоким содержанием углекислого газа…

– А на Минерве как раз происходил рост концентрации CO₂, – добавил Хант, догадавшись, к чему клонит ЗОРАК.

– Именно. Если бы описанная тобой мутация действительно появилась, то затронутые ей виды просто не смогли бы выжить на Минерве. Следовательно, у предков лунарианцев такой мутации быть не могло. В противном случае они бы вымерли. А значит, не было бы ни лунарианцев, ни тебя самого.

– И все-таки я здесь, – без нужды, но с неким чувством удовлетворения заметил Хант.

– Знаю, но тебя здесь быть не должно, и в этом как раз и заключается мой вопрос, – подытожил ЗОРАК.

Хант загасил сигарету и снова погрузился в размышления.

– А что насчет того странного фермента, о котором все время толкует Крис Данчеккер? Он ведь нашел его у всех олигоценовых животных, сохранившихся на корабле – здесь, подо льдом. Один из его вариантов обнаружили и в теле Чарли. Как думаешь, здесь может быть какая-то связь? Может, вещества в окружающей среде Минервы вступили в какую-нибудь сложную реакцию, и проблема решилась сама по себе, а в процессе как раз и появился тот самый фермент. Это бы объяснило, почему его нет у современных земных животных; ведь их предки никогда не были на Минерве. Возможно, по той же причине его нет и у современного человека – он слишком долго находился на Земле, вне контакта со средой, которая поспособствовала его появлению. Как тебе такая гипотеза?

– Ее невозможно подтвердить, – констатировал ЗОРАК. – На данный момент по этому ферменту слишком мало данных. Гипотеза крайне умозрительная. Кроме того, она никак не объясняет другой факт.

– О, и какой же?

– Продукты радиоактивного распада. С какой стати ферменты, обнаруженные у олигоценовых животных, должны состоять из радиоактивных изотопов, в то время как ферменты, найденные в теле Чарли, – нет?

– Даже не знаю, – признался Хант. – Звучит как какая-то бессмыслица. К тому же сам я не биолог. Позже я поговорю об этом с Крисом. – После этого он решил сменить тему. – ЗОРАК, насчет всех этих формул, которые ты рассчитал.

– Да?

– Почему ты решил за это взяться? В смысле… ты иногда занимаешься такими вещами спонтанно… по собственной инициативе?

– Нет. Об этом меня попросила Шилохин и еще несколько ганимейских ученых.

– Не знаешь зачем?

– Просто рутинная работа. Они проводят исследования, а эти расчеты имеют к ним некоторое отношение.

– Что за исследования? – поинтересовался Хант.

– Они касаются как раз того, о чем мы только что говорили. Вопрос, который я предложил тебе несколько минут тому назад, изначально задал не я; его сформулировали ганимейцы. Они всерьез заинтересованы этой темой. Им любопытно узнать, как человечество умудрилось появиться на свет, если все доступные данные указывают на то, что это невозможно, а все их модели предсказывают, что, даже если бы это и произошло, люди бы непременно уничтожили самих себя.

Хант был заинтригован тем, что ганимейцы так глубоко взялись за изучение его расы – особенно если учесть, что в своих выводах они, судя по всему, продвинулись гораздо дальше, чем команда КСООН. Помимо прочего, он был поражен готовностью ЗОРАКА делиться сведениями, которые вполне могли считаться конфиденциальной информацией.

– Я удивлен, что ты можешь говорить об этом без каких-либо ограничений, – заметил он.

– Почему же?

Вопрос застал Ханта врасплох.

– Ну, даже не знаю, – ответил он. – Полагаю, что на Земле такая информация была бы доступна только уполномоченным лицам… уж точно не всем, кто мог бы ей заинтересоваться. Думаю… я просто решил, что с ганимейцами будет точно так же.

– Тот факт, что земляне – неврастеники, не означает, что ганимейцы должны все держать в секрете, – отрезал ЗОРАК.

Хант широко улыбнулся и медленно покачал головой.

– Похоже, я сам напросился, – со вздохом заключил он.

Первая и самая насущная из вставших перед ганимейцами задач – а именно, приведение в порядок их космического корабля – пришла к успешному завершению. Как результат, основной точкой приложения их деятельности стала база «Копёр», где инопланетяне продолжили активно работать над достижением второй по важности цели – разобраться в компьютерной системе корабля, потерпевшего крушение на Ганимеде. Вопрос о том, мигрировала ли ганимейская раса к другой звезде и если да, то к какой именно, по-прежнему оставался открытым. Существовал немалый шанс, что эта информация только и ждала, пока ее отыщут, и до сих пор была зарыта где-то в глубине молекулярных схем и банков памяти, составлявших компьютерный комплекс корабля, который был построен уже после того, как на эти вопросы появился ответ. Не исключено, что и сам корабль был частью той самой межзвездной миграции.