– Не знаю, была ли в нем надобность. Ты и сама оказалась весьма… – «смертоносна» выскочило в уме, но вместо этого Эладора сумела произнести «умелой». – Ножом тебя поранило, а пуля не взяла?

Та пожала плечами:

– Кто-то из святых умеет телепортироваться, у кого-то есть огненные мечи. А за мной присматривает город с навязчивым комплексом мученика. Я вроде как могу… перекладывать на него свои повреждения, но для этого требуется сосредоточиться. Мы и другое умеем. Эти гниды дешево отделались. Будь мы на пару ярусов выше, я бы раздавила их стенами. – Она обдумала свои слова и добавила: – Наверно. С каждым разом мне все труднее, или это слабеет он. – Карильон подняла на Эладору подавленный взгляд. – Все повторяется, снова и снова. Опять Шпат и его камень. Опять мы с Сильвой – как она гонялась за мной по кухне с деревянным половником, так будет гонять меня по городу с пламенным мечом.

– Некоторые круги разомкнулись, – подсказала Эладора. – Ты не сбежала. Было, эм… мнение, что сбежишь, но ты осталась и стараешься, ну, по-своему, помогать Новому городу.

Кари размяла раненую руку.

– Это не всецело моя заслуга. У меня есть друг со стойкой гражданской позицией.

– Вообще-то, – немного застенчиво произнесла Эладора, – за этим я тебя и искала. Как я уже говорила, я на службе у промышленных либералов господина Келкина и готовлюсь к предстоящим выборам.

– И что?

– Учитывая твое уникальное понимание изнанки Нового города, я надеялась, что ты посодействуешь с отбором представителей партии. Мы привлекаем на свою сторону вожаков и ставленников из поселившихся здесь сообществ, эти группы людей…

– Ты пришла ко мне за советом по агитации?

– Я подумала, что у тебя есть для этого бесценная возможность.

– Отвали нахер, – резко перебила Кари.

А потом повторила, громко и с недоверием и явно обращаясь к потолку над головой:

– Нахер. Я сказала – нет.

Она вновь повернулась к Эладоре и опустошенным голосом проговорила:

– О, нижние боги. Он заинтересовался. Захотел помочь.

Эладоре было бы легче, будь здесь часовня, статуя или какого угодно рода воплощение, нежели вещать чистому воздуху.

– Э-э, господин Иджсон, я знаю, что некогда у вашего отца с господином Келкином имелись значительные разногласия.

– Келкин казнил его батю, а так ты права – разногласия были значительные, – вставила Кари.

– Однако обстоятельства поменялись для всех нас, и я уверена, мы найдем с вами общий язык и области взаимного интереса.

Здание слегка завибрировало, словно под ним проносился поезд или задрожала земля. Кари обхватила голову руками.

– Ого. Боги, да ты его неплохо расшевелила. Я же говорила, он мыслит не так, как мы. Не разобрать, что он сейчас говорит, – мне надо выйти в город и пособирать с разных улиц куски его мыслей. – Она пересекла комнату, нашла в ворохе одежды затасканный плащ. – Спасибочки, – кисло добавила она. – А то мне нечем заняться, кроме как за каким-то хером шляться и пытаться не напороться на убийц.

– Я твоя должница, – сказала Эладора.

– Поспи, пока меня не будет. Раз иду, то заодно выясню, кто этот гнойный хайитянский трупак и зачем выставлять, будто я его убила.

Эладора встала.

– Пока ты не ушла… Ты сказала, люди ковыряются в Новом городе ради каких-то остатков от Кризиса. Что они ищут?

Кари ощерилась на нее:

– Не нужно тебе этого знать, Эл.

– Конечно нужно. Это важно. Расскажи мне.

Лицо родственницы зло омрачилось.

– Но ведь на самом деле рассказывать-то я буду не тебе? Я буду рассказывать Келкину, Крысу и всем остальным. Нахер. Забудь. И жди здесь. – Стена от прикосновения раскрылась, поглотила ее и затворилась за спиной.

Эладора осталась одна в комнате-ловушке без выхода.

Из Нового города шпион выбирался под маской Алика. На этой маске он изображал беспокойство и переживание, пока спускался через странное пограничье, где Новый город переходил в Старый. Район Дола Блестки – здесь колдовские сооружения перемежались с постройками, возведенными человечьими руками. Каменные сталактиты цеплялись к фасадам таверн и книжных лавок наподобие неких ангельских трутовиков.

Возле одного трактира гомонила студенческая братия, восседая на изящной витой лестнице, что воспаряла с трактирного двора в пустое небо. Вон там девять месяцев назад каменный язык приподнял в воздух целую аптеку, чтобы Помойное Чудо могло на ее прежнем месте разбить пляшущий фонтанчик. Толпа смеялась над кукольным представлением: Келкин лупил палкой бывшего первого министра, Дроупа, пока тот не лопнул дождем золотых монет. Игрушечное насилие в двух минутах ходьбы от улиц, где взаправду умирают люди.

И пока он шел по улицам, люди вокруг него менялись под стать небесам.

Выше, в Новом городе, народ, как осенние листья, – разноцветные, кружат на ветру, не похожи один на другого, все опали с умирающих древ с того берега моря.

На Долу Блестки, поблизости от университета, мешковатые накидки студентов – это темные тучи бороздят небо.

А здесь, у жилья Эладоры, словно искрился алмазный закат. В преддверии скорого Фестиваля Цветов молодой творческий люд Дола Блестки сверкал пышными нарядами и улыбками радости.

Его собственная одежда – тускло-серая, неприметная – странно напомнила ему птицу на ветру, одинокого летуна под разными небесами. Прежде ему не нравились птицы.

Квартира Эладоры на втором этаже невысокого дома на площади Мужества. Ранее он уже вел наблюдение за этим домом. Видел, как приходила и уходила она, а также другие старшие чиновники из промышленных либералов. Выжидал, пока появится способ проникнуть внутрь. Сейчас его пальцы ощупывали этот способ в кармане.

Еще до того, как Эладора врезала заклинанием по нападавшему, шпион догадался об охранных чарах на ее жилье. Партия этим наверняка озаботилась. В наше время, когда колдовство изучают в университетах и массово штампуют на оружейных заводах, важных людей и информацию необходимо защищать от сверхъестественных посягательств. Подобрать отмычку – дело банальное, незамеченным пройти сквозь охранные чары – вот это задача.

На лестнице близ дверей пусто. На площадке еще одна квартира, но шпион не услышал внутри никого. Он присел и легонько дунул на Эладорин замок; узоры колдовских печатей засветились в ответ синим светом. Некоторые обережные чары взрывают нарушителей. Сомнительно, что Эладора применит настолько убийственные меры противодействия, но заклятие обязательно поднимет тревогу, а может, и запечатлит его образ.

Окровавленный носовой платок – вот его ключ. Усилием воли он способен изобразить духовную личность того, кому принадлежит кровь. Словно изготовить дубликат ключа, вставив оригинал в бесформенную тьму своей души. Он замотал платком пальцы и приложил их к печатям, пока другая рука действовала отмычками.

Просто, аж до расстройства.

Шпион вошел в жилище. Неслышно закрыл за собой дверь. Невидим, в самом сердце города Гвердона.

Лемюэль заставил Тереванта молчать, пока они не убрались от Нового города подальше. Неужели боялся, что Святая Карательница подслушает их шепот? Что девчонка-демон, о которой рассказал жрец, внезапно материализуется перед ними в клубах дыма и огненными лезвиями порешит обоих? Теревант молча ждал, сжимая раненую руку испачканными пальцами, пока поезд нес их на север. Только проехав площадь Мужества, помощник изъявил желание заговорить.

– Вы должны написать рапорт. В стихотворной форме, если хотите. – Доложить о сошедших с ума святых. Дело начинало казаться раскрытым – Ванту просто не повезло. Никакого мирового заговора.

В любом другом городе Теревант не стал бы дальше и думать. Он навидался блаженных в Паравосе. Божественный перст выдергивал обычных смертных из их повседневной жизни, а потом возвращал обратно – сдвинутыми в уме. В Эскалинде были свои святые безумцы, они убивали, смеясь. Но в Гвердоне все должно быть иначе. Иным должен быть и он сам. Прежний Теревант ухватился бы за легкую разгадку, подсунутую Лемюэлем – признал смерть Ванта жестокой прихотью богов и свернул расследование, но на этот раз он собирался поступить верно. Он хотел показать Лис, что умеет действовать правильно.