– Вот, – сказал Дуос, указывая на ничем не примечательное место на полу. – Держите его здесь.

Унуса потащили вперед, и он едва не споткнулся о свои цепи.

– Что ты делаешь? – сказала я, хотя это страх Кайсы заставил слова сорваться с моих губ.

– Заканчиваю начатое, – ответил Дуос, и солдат ударил Унуса по ногам сзади, так что тот с хрустом колен рухнул на пол.

Кайса прорвалась вперед и заставила нас вскочить на ноги.

– Ты пока не можешь приносить его в жертву!

– Не могу? А я думал, ты лучше знаешь Пророчество, Кайса.

Текст и смысл предания она изучила куда глубже, чем я, но теперь с трудом извлекала фрагменты из памяти. Супруга с двумя голосами, принести себя в жертву и убить лжесвященника… кажется, все должно быть сделано в таком порядке?

Дуос щелкнул языком.

– В данном случае – не обязательно, хотя безопаснее было бы соблюсти тот порядок, в котором все перечислено. Но теперь, когда Дишива удрала, будет правильнее выполнить то, что уже в моей власти, пока не случилось что-то еще. Поэтому…

Он извлек из-под одежды короткий нож и поднял его к свету. Блеснуло острие и, как в драме на театральных подмостках, солдат сдернул мешок с головы Унуса.

Волосы у него поднялись копной на макушку, а потом постепенно опали и повисли вокруг раскрасневшегося лица, рот исказила болезненная гримаса. Наклонившись к нему, Дуос что-то зашептал, слишком тихо, чтобы расслышать, хотя Унуса корежило от его слов.

– Каким облегчением будет наконец избавиться от тебя, – выпрямляясь, произнес Дуос. – Этакая заноза в боку, но необходимая до самого конца.

Во дворе собиралось все больше кисианцев в дорогих одеяниях, гомон их болтовни нарастал, но Яконо пока не появился.

«Вот дерьмо!» – прошипела я, когда Кайса зашагала к двум Лео, отчего охранникам пришлось преградить нам дорогу.

– Ты совершаешь ошибку, делая это сейчас, – дрожащим голосом произнесла она. – Ошибку, которая, подобно утрате Септума, разрушит все.

– Я знаю, что делаю, – отрезал Дуос. – Я Вельд Возрожденный. Я построю святую империю, которая распространится за пределы Чилтея, заявит права на наши прежние земли и вернет то, что принадлежит Богу. Держите крепче, – добавил он солдатам, сжимавшим Унуса.

Оружия у меня не было, и между нами и Дуосом стояли охранники, но если Яконо не появится прямо сейчас, то выбора не осталось. Я в последний раз оглянулась и поняла, что по-прежнему одна.

«Ты не одна, – сказала Кайса. – Совсем не одна».

Я вспомнила, как умирала в теле Ханы, и к горлу подступил ком. Да, со мной был Яконо, но в душе я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем в тот момент. Что ж, по крайней мере, в этот раз мы с Кайсой умрем вместе.

Прошмыгнув мимо стражи, я бросилась к Дуосу. Как я и ожидала, в последний момент он отскочил, а его клинок для жертвоприношения прочертил алую полосу у меня на руке. Я опять метнулась к нему, и он рассмеялся.

– Что, Кассандра, хочешь поиграть? Поглядим, ошибался ли мой отец насчет твоего мастерства.

Ухмыляясь, он сделал выпад, блеснул клинок. Видя, как он доволен своей игрой, солдаты держались от нас в стороне, однако нож глубоко вонзился мне в руку. Извернувшись, я выдернула его у Дуоса и метнула через святилище. Из моей раны хлынула кровь, но остановиться и унять ее означало позволить Дуосу подобрать клинок. Позволить ему убить Унуса. Победить.

Я опять попробовала перейти в атаку, но, читая мысли, он предвидел каждый выпад и каждый удар. Скорость не имела значения, как и навыки. Я с таким же успехом могла бросаться на стену. Стену с твердыми кулаками и умеющую работать ногами, стену, знающую наши уязвимые места и раны. Пока мы удар за ударом метались по полу святилища, Унус неподвижно стоял на коленях. Вероятно, он чувствовал каждый миг наслаждения, которое испытывал его брат, медленно убивая нас.

– Даже если убьешь меня, думаешь, это что-то изменит, Кассандра? – засмеялся Дуос. – Твоя драгоценная Мико уже мертва. И тебе ее никак не спасти.

Я в десятый раз поднялась с камней, ноги и руки уже отказывались подчиняться, а во рту ощущался железный и горячий вкус крови.

– Люди постоянно твердят, что она мертва, – пробормотала я, с трудом выговаривая слова. – Люди болтают, а она продолжает разочаровывать их.

Я вложила все силы, весь порыв в безумный, хоть уже и бессильный удар, даже не надеясь сразить Дуоса.

Он ударил меня ногой в живот, отчего мы, обдирая кожу, проехались по камням.

– Может быть и так, но даже если она доберется сюда, ей не жить, твоя жертва будет напрасной. Лучше ей умереть в бою, чем, проделав долгий путь, быть казненной здесь за измену.

– Нет! – Слово вырвалось из горла как рык. Я отказывалась смириться, отказывалась сдаваться. – Я не дам ему это сделать. И тебе не дам.

Я с трудом встала и опять поплелась к нему, ослабевшая, на подкашивающихся ногах, но теперь это уже не имело значения. Боль – ничто в сравнении с пустотой в моем сердце и в жизни. Может быть, и стоит умереть в муках, когда есть за что или за кого умирать.

И я снова пошла в атаку, ощущая себя скорее куском мяса, чем человеком. Дуос знал, куда я ударю, был готов встретить нас, и мы с ним сцепились.

Я мельком увидела одного из солдат Дуоса, он шатался, прикрыв глаза и сжимая руками голову. Зазвенели цепи, и послышались шаркающие шаги. И от резкого удара Дуоса ногой по колену я с криком рухнула.

– Не давайте ему влезать к вам в головы, идиоты! – взревел Дуос. – Верните его сейчас же, или сами окажетесь на этом жертвеннике!

Стражники бросились вслед за Унусом, и пол под нашей щекой затрясся от топота бегущих ног. Несмотря на монотонную боль, я почувствовала слабое удовлетворение от того, что Унус сбежал, хотя и понимала: это ненадолго. Ему некуда идти, он безоружен, а дворец теперь превратился в гнездо всевозможных врагов.

Ухватив за волосы так, что ожгло кожу, Дуос приподнял с камней нашу голову.

– Как печально, – произнес он. – Вы отдали за него жизнь, а ему не хватило порядочности даже попытаться помочь спасти вашу, – он прищелкнул языком. – Но он не уйдет далеко, как и Дишива. – Дуос вцепился в мою челюсть, и мне показалось, что вот-вот сломает ее. – Все вы обречены умереть.

Мико

– Стройся!

Выкрик капитана Кирена вывел меня из ступора, и я сдернула Хацукой. Развернув лошадь, я прицелилась и выстрелила, как только в нашу сторону полетел первый залп стрел.

– Стройся! Защитить ее величество!

Казалось, будто моя охрана повсюду и нигде, а враги со всех сторон. Все, что мне осталось, – положиться на чутье и выпускать стрелы одну за другой, пока клинки не оказались слишком близко. Один порезал круп моей лошади, и я с трудом помешала ей броситься на моих же солдат. Я выхватила меч. С каждым ударом по кисианскому солдату я надеялась, что это враги и я веду праведную битву, расплескивая кровь. Шеи, лица, руки, головы – я укладывала врагов всеми способами, а вокруг всё громче звучала смерть. Крики боли и ужаса, визг лошади, которую порезали прямо под седоком – я словно снова сражалась у Рисяна, только против меня выступила собственная армия.

– Их слишком много! – где-то совсем рядом прокричал капитан Кирен, хотя я не видела его в водовороте лошадей и солдат. – Бегите, ваше величество! Бегите!

Я могла бы пустить лошадь галопом и ускакать через поля, даже увернуться от стрел, но после такого побега вряд ли сумела бы вернуть трон, разве что погибну в бою и стану мученицей, мертвым грузом повиснув на шее Мансина.

– Ваше величество!

– Я никуда не убегу, капитан, – рявкнула я, почувствовав вкус горячей и горькой крови, брызнувшей в лицо. – Это моя империя, будь она проклята, даже если придется за нее погибнуть!

Развернув непокорную лошадь, я взмахнула непослушной рукой. Меч отяжелел от крови кисианцев, которые не должны были умирать, а теперь попусту растратили жизни ради власти Мансина.