Шпат решился попробовать. Первая попытка – удручающий провал. Душа сорвалась, опрокинув его в закоулки воспоминаний, самосознание разлетелось, как разбитая ваза. Он вспоминал, как четырехлетним притопал в набитый бумагами кабинет Иджа, отрывая отца от работы. Идж ласково, но твердо выставил его и закрыл дверь, ставя работу выше ребенка. Отец не знал, как мало лет у них впереди.

Шпат вспоминал, как громыхал по нехоженой улочке возле Палаты Закона, зная, что за углом сальники, и веря, что Крыс с Кари отопрут дверь и впустят его прежде, чем его сцапают свечки.

Раск вытащил его назад, собрав воедино. И послал на второй заход.

Второй раз был поудачнее. Птицы взлетали, суматошно неслись на север над улицей Сострадания, и на миг их стая сложилась в человекоподобную фигуру поднимающегося над крышами исполина. Подвесной мост на виадуке скрипнул и закачался, несмотря на безветренный день. На Священном холме и в Университетском квартале ретивые очи святых и точные приборы алхимиков засвидетельствовали обрушение на город невидимой волны. Упыри ее тоже почуяли, в своих темных ямах под Могильным холмом, где на восьмиугольном пьедестале владыка Крыс восседал средь грез о древних днях. Упыри шипели и повизгивали, но лишь один из них разгадал смысл знамения.

Но Шпат снова упал. Волна его разума разбилась, не дойдя до отдаленных Маревых Подворий, сила его воли расточилась меж переулков и многоэтажек Пяти Ножей.

«Слишком далеко».

– Сожми силу в кулак! Пробуй еще!

«С каждой новой попыткой от меня остается все меньше», – сказал Шпат. И в этой мысли сквозила усталость, а под нею – отчаяние. Ужас, вывернутый наизнанку: когда-то он боялся, что его тело обратится в камень, а ум, здоровый и цельный, будет замурован в живой могиле. Нынче же беспокоился, как не истереть в ничто свою душу, не растратить себя на неудачные чудеса, не исчахнуть до полого каркаса, нелепо расползшегося окаменелого трупа. В уме мелькнуло страшное зрелище – Карильон возвращается в Гвердон, но слишком поздно, его уже нет. Привиделось, как она проходит по улицам Нового города, отныне навеки безжизненным. Он бы отринул это наваждение, если б мог, но мысль оседлала его, вцепилась в разум. Внутренним взором он смотрел, как Кари блуждает по темным переходам, одинокая и безутешная.

– Говоришь, ты слаб, – прошептал стене Раск. – Как бы нам вновь тебя сделать сильным?

«Моя… нет, эта сила, – отвечал Шпат, – краденая. Это объединенная мощь Черных Железных Богов, накопленная за годы их ужасного царствования. Триста лет тому назад они правили этим городом. Подавлением и жестокостью понуждали каждого им поклоняться и с помощью своих веретенщиков устраивали массовые жертвоприношения». Кари унаследовала их извращенную силу и всю отдала ему.

– Хочешь, чтоб я тебя восхвалял? – лукаво улыбнулся Раск. – Пел гимны, славил имя твое?

«Я не бог, – утомленно проговорил Шпат. – Мне не нужны поклонения».

– Я говорю о серьезной необходимости. Если это тебя усилит…

«Думаю, нет». Шпат ментально пожал плечами, что воплотилось в Новом городе минутой затишья. Ненадолго все разговоры смолкли сами собой, в бухте стих ветер, перестали хлопать вымпелы и знамена. Даже морские птицы придержали свое курлыканье. «При вторжении городской люд молился мне – через Кари – о спасении. Я их защищал, но и без молитв я делал бы то же самое. Я слышал их – то были просто слова».

И тут раздались шаги.

«Идет Карла. Что-то не в порядке».

– Там Вир, – выдохнула Карла. – На него напали. В Зеленом Трактире.

– Показывай, – потребовал он у Шпата.

Зрение Раска расплылось, раздвоилось, словно он стоял на какой-то из башен Нового города и глядел с высоты на некий трактир. Заведение располагалось у площади Мужества, сбоку от улицы Сострадания, – для драконьего полета в полушаге от границы. Он не мог заглянуть внутрь гостиницы, но с разных сторон смотрел в окна. И там, на полу верхней комнаты, он разглядел, должно быть, лежащего Вира. В номере стоял беспорядок, разбросаны бумаги – и чья-то тень пересекла оконный проем.

«Кто-то до сих пор внутри».

– Идем, – сказал Раск.

Бастон верной тенью возник за плечом:

– Пойду я. Это попахивает западней. Как с тем сальником.

– Это нападение на Гхирдану! На кровь дракона! Я обязан идти сам. – Раск выскочил за дверь.

Бастон стал возражать:

– В заведении небось уже толпится стража! Или…

– Никого там нет. Я же вижу. – Раск широко зашагал по Фонарной, стук обитых сталью сапог созывал к оружию. Позади собиралась Эшдана. – Бастон, ступай, предупреди других драконов. Напали на одного, значит, напали на всех.

Бастон помедлил. Схватил Карлу за плечи, развернул к себе и посмотрел ей в глаза. На мгновение будто собирался что-то сказать, но лишь зарычал и подтолкнул вперед.

Карла стала его заверять:

– Я буду с Раском. Иди, иди.

Бастон скрылся на развилке улиц. Шпат рассеянно наблюдал, как тот мчит по запутанным переходам Нового города, направляясь к драконьей посадочной площадке на южном краю.

За плечом Избранника своего брата сменила Карла:

– Кто поднял тревогу?

– Вир не впервой захаживает в эту гостиницу. Я попросила местную приятельницу присматривать на всякий случай. Она прибежала ко мне и сказала, что услышала в комнате Вира шум драки.

Что-то очень, очень не так. Шпат ощущал неладное на улицах, ощущал в незримых занебесных течениях, омывавших Священный холм и ИОЗ. Сегодня боги перешли отведенные им рубежи.

При виде Карильон Тай Артоло вскипел. Стиснул призрачные пальцы, воображая, как их смыкает у нее на горле. Тварь сидит и дрожит, в одной серой сорочке, но все равно опаснее некуда.

Они что, не видят, насколько она опасна? Вчера чуть было не разгромила им весь завод. А если б она повредила атанор и все производство илиастра накрылось? Вот что творит эта Тай – портит все. Ходячая бомба.

Лаборатория Ворца слишком тесна, Прадедушке никак не влезть. Под весом дракона скрипела крыша, когда он опускал голову, чтобы заглянуть в окошки. Ведьма стояла часовым на дверях. А Ворц, даже несмотря на дулю из бинтов на носу, сиял и лыбился, словно это он Избранник дракона.

– Ну что ж, приступим. Для начала медицинский осмотр.

– Перед тем как продолжим, вы должны вылечить Адро, – сложив руки и вперившись в дракона, заявила Тай. Совсем обнаглела и зарвалась. Как она смеет чего-то там требовать у Прадедушки?!

Дракон фыркнул, затуманив дыханием оконное стекло.

– Если это нас спасет от нового позора, почему нет? – Прадедушка улыбнулся: – Даю тебе слово дракона, что ему помогут. Артоло, распорядись.

Ворц посмотрел на ведьму, та, повинуясь указанию, набросила парализующее заклинание. Кари застыла, каждый мускул сковали чародейские оковы. Так и просит подойти к ней и убить. Больше или меньше удовольствия принесет ему то, что она не сможет орать и сопротивляться?

Дантист соответствовал прозвищу. Первым делом он открыл Кари рот и осмотрел зубы. Надев перчатки, поковырял под ногтями. Через увеличительное стекло изучил кожу меж грудей.

Прадедушка заворочался:

– Ну что? Годится она или нет?

– Терпение, – ответствовал Ворц.

– Когда закончим с делом, наиграешься всласть.

– Это, – сказал Дантист, – не игра. – Он нагнулся и посветил в глаза Кари фонариком. Ей, схваченной заклинанием, нельзя было даже моргнуть, и ободки глаз сразу же покраснели. По щекам побежали слезы, фиолетовые в потустороннем мерцании вокруг волшебницы.

Один из приборов Ворца издал мелодичный звон. Металлический ящик, с которым он прибыл.

– Отпустите ее, – приказал ученый. Обе, ведьма и Кари, обмякли.

Кари покосилась на набор скальпелей. «Давай, схватись, – подначивал Артоло. – Тогда придется тебя убить». Расшибить всмятку. Отрезать пальцы, один за другим. Ворц раздраженно зыркнул наверх: