Она никогда бы ничего этого не увидела, если бы не покинула Гаррет. Там она бы лежала в баке для фуги, под капельницей с жаропонижающим, под присмотром двоих врачей, в полной безопасности, при полнейшей поддержке, но безо всякой новой информации. Здесь она, как и Бел, была на грани того, что ее пристрелят, но она увидела столько, что риск жизни и здоровью уже казался чем-то ничтожным.

Она сжалась в комок, упираясь лбом в ладони. Тошнота сигнализировала, что она близка к тому, чтобы потерять сознание. Низкое давление. Очень пить хочется. Лихорадочная дрожь. Одежда под костюмом для фуги пропиталась потом и прилипла к коже.

– У меня лихорадка фуги, – прохрипела она.

Прикосновение, звук, свет все еще давали ей слишком много информации. Мозг перегрузился.

Бригадный генерал подошел к ней, ступая по палубе магнитными подошвами.

– Félicitations[45], – сказал он.

Кассандра подняла голову.

– Я не справляюсь с сенсорной стимуляцией после фуги, – сказала она на англо-испанском. – Отнесите меня куда-нибудь в темное и тихое место.

– Я отведу вас к вашему соплеменнику, – сказал генерал.

Она тряхнула головой и застонала.

– Одной. Никаких стимулов. Электрические сигналы другого Homo quantus еще хуже, чем здесь остаться.

Сквозь дурноту она слышала голоса, говорящие по-французски и на их собственном языке. Потом лейтенант вручную снял магниты с ее ботинок. Аккуратно взял ее на руки и поплыл прочь от мостика. Кассандра свернулась клубком, прикрыв уши и плотно зажмурив глаза, ожидая, когда природные нейроингибиторы достигнут нормальной концентрации. Шуршание одежды по коже болезненно отдавалось в ее мозгу.

И нет возможности избавиться от этого лекарствами. Любое из седативных, которые она обычно принимала после фуги, нарушит ее осознание. Она позволила фоновому электрическому току из электропластин так же течь в магнитосомы. Мозг принялся составлять карту корабля, внутри которого ее перемещали, и создал трехмерный чертеж, в котором она могла без труда ориентироваться. Принеся ее в лазарет, лейтенант засунул ее в спальный мешок и застегнул молнию. Потом выключил свет и вышел, закрыв дверь.

Добрый человек, подумала Кассандра. Мог бы стать хорошей сиделкой на Гаррете. К сожалению, он еще и хороший офицер. Она ощущала, что за дверью стоит на посту служащий военной полиции, которого оставил там лейтенант. Металлическое снаряжение, в том числе электрошокер, утяжеленная дубинка с фонарем из углеволокна и стали, все это давило на ее слабое магнитное поле.

Ей очень хотелось наесться лекарств и заспать всю эту лихорадку, спать несколько дней. Но мозг кипел от того, что ему удалось узнать. Так прекрасно. Открытий на всю жизнь хватит. И даже не на одну. Все это того стоило. И у них есть другая награда, еще больше. Перед значимостью врат времени меркло даже то, что она только что выполнила.

Она расстегнула спальный мешок. Уставшая, с разряженными электропластинами, еще не отошедшая от лихорадки, она направила слабый ток из электропластин в левую лобную долю. С трудом вошла в savant. Мир вокруг расцвел утешающими математическими и геометрическими закономерностями, углами, сопряжениями. Мир медленно, будто по капиллярам, наполнялся элегантнейшей логикой.

Она сняла наклейку с костюма для фуги и прилепила на запястье. Святой Матфей изготовил ее по данным своих наблюдений за рукой майора Иеканджики и по предоставленным Белом техническим характеристикам. Однако, он не был бы Святым Матфеем, если бы не усовершенствовал ее. Отзываясь на движения ее пальцев, устройство начало взламывать коды доступа к замку и одновременно выдало стоящему снаружи полицейскому приказ уйти в другое место.

В ангаре было темно. Белизариус не привык ориентироваться в мире, не полагаясь на ощущение окружающих магнитных полей. Отсутствие поляризации и напряженности сбивало с толку. Но исчезла не только поляризация магнитного поля. Дрейфовала, потеряв ориентацию, часть самой основы его личности.

Он не умер. Он выжил в фуге, не по плану, но это не имело значения. В некотором смысле, вынесенный биоинженерией смертный приговор, висевший над ним с подросткового возраста, отступил. Произошло нечто большее. Он пережил ощущение нового знания столь глубоко, столь ошеломляюще, что его жизнь до и после уже просто нельзя было сравнивать. Он коснулся обнаженной сути гиперпространства. Он двигался внутри обнаженной геометрии пространства-времени. Он был создан для этого, но при создании были допущены почти фатальные ошибки, а его новые органы чувств не могли найти свою экологическую нишу. А теперь нашли. Ни один обычный человек никогда не смог бы ни испытать то, что он испытал, ни оценить это. Все это было сродни религиозному опыту, как у Кукол или Святого Матфея. Оказавшись перед лицом столь великого дара, было трудно и дальше хранить в себе злость.

Он должен рассказать это Кассандре.

Но сначала ему нужно выжить.

– Это не сработает, – прошептал Белизариус. – Я не могу функционировать без чувства магнетизма, мне нужно входить в savant и выходить из него по своей воле. Я не смогу все сделать, не контролируя себя полностью. Отмени нейронное разделение и верни управление мне.

Пауза затянулась. Квантовый интеллект был в состоянии обрабатывать алгоритмы и факты, проецировать их в будущее, и все это параллельно. Но Белизариус понимал состояние этого интеллекта. Для него это было новым и опасным делом, поэтому он медлил с ответом.

Несомненно, квантовый интеллект сравнивал собственные шансы успешно закончить аферу с шансами Белизариуса. Он желал обрести врата времени ничуть не меньше. Он желал получить врата времени настолько же сильно, насколько Белизариус желал остаться в живых.

И, скорее всего, он рассчитывал вероятность того, что Белизариус еще когда-нибудь вообще войдет в фугу. Однако квантовый интеллект не мог определить алгоритмы, по которым существовала личность Белизариуса, создать модели, чтобы предсказывать его поведение; если таковые и существовали, они постоянно менялись под влиянием текущей ситуации, делая его существом непредсказуемых вероятностей, подобно квантовому явлению. Не обладающий сознанием гиперинтеллект не мог смоделировать поведение личностного сознания. Однако пауза все тянулась, и Белизариус понял, что квантовый интеллект не уступит ему контроль.

– Что ж, тогда восстанавливай разделение, – сказал Белизариус интеллекту. – Я буду управлять ситуацией, а безличный квантовый интеллект будет действовать в отделенной области.

«Постоянно?»

– Да.

Прошло четырнадцать целых восемь десятых секунды.

И вдруг он снова ощутил магнитные и электрические поля окружающего мира. Закружилась голова. Белизариус выдохнул. Оказывается, все это время он стоял, затаив дыхание.

Если только квантовый интеллект не оказался способен обмануть его, то мозг снова принадлежал Белизариусу. Хотя его мозг никогда не был полностью в его власти. Его создатели сделали его таким, что ему приходилось время от времени уступать свой мозг нечеловеческой сущности. Так было и теперь, но впервые с тех пор, как он был подростком, он не был личностью, которая может случайно исчезнуть, свалившись в фугу. Его победа была огромным и пугающим шагом в эволюции.

Ведущий в прошлое немигающий зев «червоточины» глядел на него, светящийся красный овал, удерживаемый на месте ударопоглощающей пластиковой оберткой, которую инженеры Союза создали, чтобы удерживать его на месте. Даже не входя в savant, мозг Белизариуса вцепился в мраморные переливы узоров, анализируя их геометрию, подбирая уравнения для описания сил, вызывающих это движение. Инстинкты столь же опасны, как и их отсутствие.

Он включил холодную тягу двигателей скафандра и подлетел к шлюзу.

На том месте, где он оставил Святого Матфея, ничего не было. Он совершил прыжок во времени, в момент до того, как он вошел в ангар. Пространство шлюза и коридор за толстым стеклом были пусты. Белизариус прошел через шлюз, с математической точностью касаясь органов управления.