Возможно, мысль об Алине отразилась у Кари на лице, потому как Артоло замешкался, всего лишь на миг. Она воспользовалась свободой и сделала выпад, вкладывая в атаку все…

…и Артоло несуетливо отступил в сторону. И врезал ножом ей в бок. Драконий зуб был затуплен и глубоко не воткнулся, но все равно был тверже стального прута. Кари распласталась, шпага вылетела – не достать, в рот попали щепки и шкурки червей.

Она перекатилась, но Артоло уже стоял рядом.

Занес кинжал.

– Прадедушка, – возопил он, – это та, что помешала мне отыскать оружие Черного Железа! Это та, что прогнала нас из Гвердона! Дарю тебе ее сердце!

Кинжал шмякнул о палубу. Руки Артоло неожиданно утратили силу, перчатки сплющились и обвисли. Он взревел животным, бешеным ревом.

– Ведьма!

Вокруг закованной в броню чародейки потрескивали колдовские искры. Охрана попятилась.

– Не убивайте ее! Это Карильон Тай, – воскликнула ведьма. – Она очень ценна живой! Я про нее знаю все – ее семью, ее способности. Она – Предвестница Черных Железных Богов, алхимики отдадут за нее целое состояние!

Кари опешила – откуда чародейке все это известно? – но на изумление пала узкая тень надежды. Она пока что не умерла.

Дракон по-змеиному подкатился вперед.

– Карильон Тай? Серьезно? – Ящер захохотал оглушительным громом. – Ого, да это розыгрыш века! – Дракон хихикнул и покачал могучей головой.

– Она моя, я ее прикончу! – ревел Артоло.

– Нет, внучочек, – произнес дракон, внезапно холодно и без малейшего юмора, – она принадлежит мне. Интересно, как она управляла этим кораблем? – Дракон опустил могучую голову к палубе и принюхался. Порыв ветра чуть не сшиб Кари с ног.

– А-а. Черви. – Он протянул это слово, завершив низким гулом. Улыбку рептилии очертило пламя.

– Что за… что мне с ней тогда делать, Прадедушка? – спросил Артоло.

– Спрячь, пока не решу, как с ней быть. Приставь к работе в своем лагере. Там-то у тебя все в порядке, Артоло?

– Конечно, Прадедушка.

– Хорошо. – Драконья голова повернулась к ведьме: – Ты вовремя вмешалась. Хвалю. Но… ты ведь только Эшдана, а воспротивилась велению члена моей семьи. Должен ли я напомнить тебе твое место?

Лицо чародейки скрывала маска, но она склонила голову и стала на колени перед драконом. Прадедушка удовлетворенно буркнул.

– Значит, так, – сказал дракон. – У меня был долгий полет, и я проголодался. Необходимо поохотиться. Увидимся на перегонной, осмотрим плоды ваших трудов.

Дракон поднялся в воздух. Гнилые корабельные доски потрескались от биения могучих крыл. Он взмыл над тлеющими останками «Розы» и воспарил над Ушкетом, затмевая крыльями небо, срывая ураганом полета веревочные мосты и канатные галереи. На миг он поднырнул, исчезая из виду, – и над улицей Синего Стекла расцвела огненная вспышка.

Кари, Рена и Адро повели по мокрому, илистому склону к дороге из утрамбованной грязи, где ожидали повозки. Шествие проклятых: Адро бранился, кричал на Эшдану, выкликал Аму. Рен сурово молчал. Дол Мартайн тащил девочку по грязи, зажав рот рукой, чтобы не дать ей разреветься.

Несколько Бифосов, отставших от утреннего отлива, изумленно глазели на них с берега, пока эшданцы выбрасывали тело Хоуза в море.

Пойманных беглецов посадили в телеги и отправили в Ильбарин дорогой, огибавшей Утес.

Когда повозки уехали, побережье вновь опустело.

На погибшее судно садились чайки и клевали трухлявую древесину в поисках свежего червячка.

Несмотря на множество грандиозных служебных сооружений, исполинов под стеклом и сланцем, мрачно обседавших городские возвышенности, Гвердон удивлял скудным количеством тюрем. В некоторые периоды городской истории в местах заключения не было особой нужды. На протяжении кошмарных лет под гнетом Черного Железного культа приговоренных отдавали в жертву веретенщикам, их души, очищенные от мирского, поглощали страхолюдные боги. Свыше двух веков городом правила церковь Хранителей, более озабоченная возведением мраморных клеток для собственных Хранимых Богов. Преступность бичевал божий гнев, обрекали на муки проклятия Милосердной Матери. В ту эпоху было построено несколько тюрем, но с приходом каменной хвори их переоборудовали в литозории, где зараженных содержали до полного окаменения. Большинство тех тюрем впоследствии снесли из опасений, что хворь угнездилась в их стенах. Обломки застенков и заключенных вывалили в залив, соорудили из них волноломы и искусственные острова.

В последние сорок-пятьдесят лет в тюрьмах тоже не было острой необходимости. Эффро Келкин и его промышленные либералы построили на острове Чутком арестантскую крепость как символ своей войны с преступностью, но та тюрьма гнила без дела, когда алхимики прибрали парламент и заработали сальные чаны. Приговоренных стало более эффективным перерабатывать в силовиков правосудия.

Ничего этого уже нет. Сальные чаны закрыли. Разные оккупационные зоны практиковали свои методы работы с преступностью. В ИОЗ закон претворяли сфинксы Умура, в округе Хайта имелось нечто, называемое Молением, лириксиане же использовали тюремный понтон, стоящий на якоре у Нового города.

Но одна тюрьма в Гвердоне еще оставалась.

Серые стены Последней Обители высились над Карлой и Бастоном.

– Сам пойду, – сказал Бастон, – тебе незачем.

Карла поплотнее закуталась в плащ.

– Ладно, подожду тебя здесь. Только не теряй голову, Бас. Ты идешь разузнать то, что нам нужно, и все.

Бастон размял костяшки кулака. Он-то знал, как добываются сведения. Холерный Рыцарь его научил.

– Не вздумай, – сказала Карла. – Спросишь его про Манделя – и сразу назад.

– Поговорю, и все, – прорычал Бастон. Он покосился на тюремные стены – поверху их патрулировали стражники. В уме крутились угрозы Синтера: «Мы знаем твою милую сестричку. Твою закоренелую грешницу мать. Твоих дружков из забегаловки Пульчара. В нашей власти отсыпать им горя». Он представил, как городская стража волочет Карлу за эти тюремные ворота.

– Возвращайся в Новый город. Там спокойнее.

– Вот. – Карла вложила ему в ладонь небольшой золотой предмет. Коробок в полпальца длиной, вроде шкатулочки или табакерки.

– На взятки хватит драконьего золота. – Мешочек оттягивал пояс. Даже с учетом просевшей после чудес стоимости здесь было целое состояние. Столько денег Бастон сроду в руках не держал.

– Это от мамы. Передала для него. Ради нее возьми.

Бастон посмурнел. Давнее восхищение матери прежним гильдмастером было камнем преткновения меж ними. Он положил коробочку в карман.

– Не задерживайся.

Бастон ступил под сень Последней Обители. Караул на воротах проводил его в кабинет, сбоку от входа. Несколько мелочных придирок с целью набить цену. Под портретом нового министра безопасности Гвердона капитан стражи взял деньги, затем напоказ закрыл журнал посетителей, не вписав туда имени Бастона. Его не обыскивали. Повели, будто осужденного, в темный лабиринт коридоров. Он слыхал байки о том, что в тюрьме водится нечисть, что в подвалах тайно изготовили первый сальный чан, что даже Нищий Праведник отворачивает лик от тех, кого сюда бросают, но Последняя Обитель не нуждалась в страшилках, чтобы пробрать холодком. Безнадега этого места пропитывала нутро. Вес мертвого камня сокрушал дух любого узника подземных темниц.

Но его вытащили из этой трясины и повели наверх, к башенным камерам, прежде приберегаемым для знати. Как мешочек драконьего золота обеспечил Бастону доступ в тюрьму, так и внутри деньги творили свои чудеса. Воздух тут был посвежее, потеплее пол.

Капитан стражи уважительно постучал в одну из дверей, затем отпер. Внутри оказалась уютная комната с рядами книжных полок у стен. В камине горел огонь, на приставном столике стояли остатки ужина. У окна на кресле-каталке, молитвенно свесив голову, сидел человек невысокого роста, одетый в халат. Одеяло у него на коленях не скрывало обширных увечий – не было левой ноги, правая ступня вывернута внутрь и болезненно распухла. Живот был тоже раздут, испещрен уколами игл, и невыводимую вонь при всем старании не мог заглушить дымок очага.