– Что? Кого? – переспросила Иеканджика, наклоняясь вперед. – Прошу прощения. Я не знала своего отца. И даже имени этого не слышала.

– Полковник Бантъя не твой отец. У тебя две матери.

Оконкво смотрела на нее. С сочувствием? Добротой? С жалостью?

У нее две матери. Такое определенно возможно при помощи генетических манипуляций. Она не знала, что в Отряде было нужное для этого оборудование, что более всего заставило ее понять – она не видела Экспедиционный Отряд в те времена, когда он был оснащен полностью. Она наконец узнала имя своего второго родителя. Это вызвало ощущение пустоты и наполненности одновременно.

– Мне говорили, что мой отец – преступник, которого казнили.

– Полковник Бантъя была начальником штаба у покойной генерал-майора Нандоро, – сказала Оконкво, имея в виду первого командующего Шестым Экспедиционным Отрядом. – Она была осуждена за измену шесть месяцев назад, разжалована и казнена.

У Иеканджики поплыло в глазах. Она осела на стуле. Оконкво неторопливо проверила анализ на ошибки, дважды проверив длину теломеров и временную метилацию ДНК, происходящую с возрастом.

– Calice, – прошептала она.

– Calice, – повторила за ней Иеканджика.

Воцарилось молчание. Они курили, глядя в пространство. У Иеканджики болезненно сжимало живот. Две матери? Она знала, что ее другой родитель был преступником и был казнен, но то, что ее вторая мать была еще и начальником штаба… Это означало, что она спустя многие годы стала своего рода наследником должности одной из двух своих матерей.

Они затушили сигареты, докурив их до конца.

– Зачем было идти к Рудо? – спросила Оконкво. – Почему не к кому-нибудь более влиятельному?

– Спустя сорок лет Рудо еще жива, – ответила Иеканджика.

– Эта мелкая изменница жива? Где же справедливость?

С точки зрения аудитора, следующие сорок лет Рудо должна была провести на гауптвахте. Оконкво явно хотелось задать настоящие вопросы насчет будущего, но она не стала этого делать. Иеканджика спросила бы. Но есть надежда, что ее никогда не посетит гость из будущего.

– Зачем ты отправилась сюда? – спросила Оконкво.

– В будущем нам потребовались свежие пробы ледяной коры Ньянги.

– Флот не стал хранить образцы.

– Информацию о них – да, сами пробы – нет. У нас в будущем есть новые инструменты, чтобы извлечь дополнительную информацию.

– А новые пробы через сорок лет вы взять не могли, – угадала Оконкво. – Слишком мало времени прошло после вспышки.

– Что-то вроде этого.

– Ты прошла через врата времени. Значит, в будущем мы научимся сами путешествовать через них.

– Мы ведем бурение прямо сейчас, – сказала Иеканджика. – Используя наряды на работу, полученные через капитана Рудо. Нас пока не беспокоили, но нам потребуется допуск на то, чтобы доставить их внутрь охраняемой зоны к вратам времени, чтобы мы смогли отправиться с ними обратно в будущее.

– Неслабая просьба, – сказала Оконкво, и ее глаза слегка расширились.

– У меня есть и посерьезнее. Рудо не должны приговорить, ничего такого. Это не часть будущего, из которого я прибыла. Единственное, на что я могу надеяться сейчас, так это на то, что обвинения будут сняты или признаны сфальсифицированными.

– А они фальшивые? – спросила Оконкво.

– Возможно, нет.

– Знай я, что она такой человек, никогда не взяла бы ее в жены.

– Сочувствую… – сказала Иеканджика.

Сможет ли она все равно присоединиться к политическому браку Рудо, зная то, что знает теперь? Иеканджика поразилась тому, что задалась этим вопросом.

– Нам нужно в первую очередь заботиться о сохранении хода истории, – сказала она.

– У меня нет власти вытащить ее с гауптвахты.

– Вы высокопоставленный аудитор. Доказательства могли быть сфабрикованы. Могут быть стерты.

Оконкво выпрямилась.

– Ты это серьезно?

– У Рудо в личном деле в будущем нет ничего подобного.

– Возможно, но это решать трибуналу! Есть вещи, которые офицеры делать не должны. То, что люди делать не должны.

Иеканджика не могла возразить. Лейтенант Набвире жив, и его будут судить в соответствии с дисциплинарным Уставом. Точно так же, как осудят Оконкво, если она сфальсифицирует доказательства. Во что же она сама превратилась? Мораль имеет значение. Но большее ли, чем закон причинности?

– Мне жаль такое говорить о твоей матери, но бригадир Иеканджика – ужасный человек, жестокий офицер, одержимый политикой и влиянием. Однако ее убийство может сделать ситуацию еще хуже.

– Все мы замешаны в политике, – неуверенно сказала Иеканджика.

– Ты – может быть. Допускаю, что и большинство офицеров, – сказала Оконкво. – Но так не должно быть, если люди верят в некую высшую цель.

– А вы действительно в это верите?

– Да.

– Тогда вы редкий офицер, – сказала Иеканджика.

У Оконкво задрожали руки. Она достала еще сигарету из мятого металлического портсигара, прикурила. Уголек отблескивал красным на скулах. Она отвела взгляд, бесцельно тыча пальцем в иконки. Тридцать-сорок лет спустя Экспедиционный Отряд станет другим. Офицеры станут другими. Большинство из тех, кто жил и служил на тот момент, когда Экспедиционный Отряд прошел через Кукольную Ось, выросли с верой в их миссию и мечту, которые становились все сильнее. А с чего началась эта мечта? Судя по всему, она родилась не в сердце Рудо. Полковник Оконкво была частью политической элиты Союза, и она несла это в себе. По крайней мере, она верила в то, что мораль выше ее самой.

Оконкво очистила голографический монитор.

– Помимо беспокойства насчет Рудо и хода истории, ты должна бы быть рада, что твоя мать выживет, – сказала она.

Иеканджика не проработала в Отделах аудита и внутренних дел столь же долго, как Оконкво, но служащие отделов были дотошными следователями. Заявление Оконкво – проверка.

– То, что сделала Рудо, за пределами военных законов, – сказала она. – Однако неразбериха вызвана моим появлением. У Экспедиционного Отряда впереди еще много судов, но после большого числа жертвоприношений мы придем в нужное место. И это сейчас под угрозой. Рудо важна для этих событий.

– Рудо и ее сообщники по заговору планировали убить собрата-офицера еще до того, как ты прибыла в прошлое, – сказала Оконкво. – Это чересчур.

– Она совершила ошибку, – сказала Иеканджика. – Давайте не будем сосредотачиваться на том, что одна ошибка избавит нас от принесения в жертву десятков лояльных офицеров и матросов.

Оконкво долго смотрела на нее.

– Я помогу тебе, но не стану прикрывать преступника. Пусть Рудо хоть казнят.

Белизариус ненавидел сам факт своего существования. Его ненависть к себе была горячей, как лихорадка. Родись он человеком, Дворнягой или даже Куклой, он бы не ощущал себя таким ничтожеством и не смог бы причинить столько вреда. Он судорожно вдохнул, будто чувство вины было физической силой, могущей раздавить его.

И шагнул в сторону Hortus quantus.

Они стояли неподвижно. Сколько ни жди, не увидишь движения даже усовершенствованными глазами. Развернувшись, Белизариус пошел прочь, к складам инструмента, быстро, но так, чтобы не привлечь внимания. Аппарат для общения с Hortus quantus все так же был у него с собой. Вздохнув, Белизариус пристегнул его обратно на грудь и спешно пошел обратно.

– Что вы делаете? – спросил Святой Матфей. – Вы выглядите подозрительно!

– Возможно, я ошибся.

Живущий внутри его аферист уловил в голосе отчаяние.

Он остановился у края стада так, будто это теперь не поле живых существ, а кладбище, священный покой которого нельзя нарушать. Виновато глядя на замерзшие инопланетные кусты и траву, Белизариус начал пробираться к небольшому возвышению, на котором стоял недавно, разговаривая со старейшинами Hortus quantus. Стадо стояло в зловещей неподвижности.

Он узнал того, с кем больше всего разговаривал. Рост один и шесть десятых метра, не считая листьев, добавлявших еще семьдесят один сантиметр, цепляя еле уловимый ветерок; небольшие горизонтальные повреждения на черной коже правой передней ноги, сквозь которые виднелся неживой лед внутри.