Советский премьер и его делегация еще не вышли из машины прямо перед ними, но перед этим собирались президент США и его свита. Карен Хеллер и Норман Пейси отделились от группы и пошли обратно. «Ну, привыкайте», — сказал Пейкси, сделав широкий жест рукой. «Это будет вашим новым домом на какое-то время. У меня такое чувство, что это место станет для вас личным аэропортом. Вы, люди, будете очень заняты».

«Мы как раз об этом говорили», — сказала Лин. «Вик, похоже, предпочитает МакКласки».

«Когда вы переедете в округ Колумбия?» — спросил Хеллер.

«Пройдет еще как минимум несколько месяцев», — сказал Колдуэлл.

Она посмотрела на Дэнчеккера. «Первое, что нам нужно сделать, это где-нибудь поужинать, Крис. Это компенсирует все эти обеды в столовой на Аляске».

«Замечательное предложение», — ответил Данчеккер. «И с которым я полностью согласен». Лин толкнула Ханта в ребра. Хант отвернулся и ухмыльнулся.

Пейси взглянул на часы и оглянулся через плечо. Соброскин вел советскую группу из машины впереди. «Почти пора», — сказал он. «Нам лучше подняться». Они прошли вперед, чтобы присоединиться к советскому контингенту, с каждым из которых они уже познакомились по отдельности в Executive Lounge ранее, и вся группа двинулась дальше, чтобы присоединиться к президенту и его группе в передней части кавалькады лимузинов. Соброскин подошел ближе к Пейси, когда они остановились. «День настал, мой друг», — сказал он. «Дети увидят другие миры под другими звездами».

«А я говорил вам, что вы увидите, как это произойдет», — сказал Пейси.

Паккард с любопытством смотрел на Пейси. «Что это значит?» — спросил он.

Пейси улыбнулся. «Это долгая история. Мне придется как-нибудь рассказать ее тебе».

Паккард повернул голову в сторону Колдуэлла. «Ну, по крайней мере, я знаю, чего ожидать на этот раз, Грегг. Знаешь, я не думаю, что когда-нибудь смогу это пережить».

«Не беспокойся об этом, — сказал ему Колдуэлл. — Мы все отстали от тебя всего на несколько секунд».

Они двинулись к открытой части базы и снова остановились, организованные в упорядоченные прямоугольные группы с командой МакКласки, включая Джерола Паккарда, впереди, лидеры США и СССР рядом друг с другом позади них, Пейси и Соброскин стояли впереди своих национальных делегаций, а ЮНСА и другие группы из оставшихся автомобилей выстроились сзади. Все головы были обращены вверх, ожидая. И внезапно, скорее ощутимая, чем услышанная, волна волнения прокатилась по всей базе и по толпе, заполнившей ее снаружи.

Корабль уже был виден как слабая точка, увеличивающаяся в безупречной синеве наверху. По мере того, как он увеличивался, он приобретал блестящий серебристый блеск, который сверкал отраженными бликами на солнце, и превращался в тонкий клин с изящно изогнутыми передними кромками, расширяющимися, чтобы слиться в две игольчатые гондолы на концах. И он все еще становился больше.

Рот Ханта отвис, когда приподнятые выпуклости вдоль его корпуса, вспомогательные корпуса, раздувающиеся снизу, обтекатели, гондолы, купола и башни постепенно раскрылись в неуклонно разворачивающейся иерархии деталей, чтобы дать первый реальный намек на устрашающие размеры корабля. Вздохи удивления раздавались по обе стороны от него и позади, и толпа снаружи, казалось, была парализована. Он, должно быть, был мили в длину... десятки миль; невозможно было сказать. Он расширялся над их головами, заполняя половину неба, как какая-то огромная мифическая птица, которая, казалось, висела над всем штатом Мэриленд. И все же он мог быть в стратосфере или даже за ее пределами.

Он видел генераторы энергии Туриена и ему сказали, что они были в тысячах миль в поперечнике, но это было в пустом пространстве, где не было никаких ссылок. Его чувства были избавлены от воздействия прямого столкновения, оставив только его воображение, чтобы разобраться с тем, что означали эти числа. Это было по-другому. Он стоял на Земле, окруженный деревьями, зданиями и всем остальным, что составляло мир знакомого и неоспоримого, в котором подобные вторжения были запрещены. Даже расстояние от одного горизонта до другого, которое он ощущал бессознательно, хотя и не было видно напрямую, задавало перспективу, которая определяла допустимые, навязанные правила и вынужденные ограничения. Космическому кораблю Туриена не было места в этой схеме. Он принадлежал к другому порядку величин, нарушая все известные правила и делая бессмысленными обычные ограничения. Он чувствовал себя насекомым, которое только что поняло значение ногтя на ноге перед собой, или микробом, который мельком увидел океан. У его разума не было модели, чтобы приспособиться к этому. Его чувства восставали против восприятия всей полноты того, что он видел. Его мозг пытался примирить это с чем-то, что было подвластно хранимому жизненному опыту, но не смог и сдался.

Наконец, свет, двигавшийся в поле его зрения по нижней части корабля, нарушил гипнотический транс, который овладел им. Фигуры, застывшие в неподвижности вокруг него, тоже начали шевелиться, увидев это. Что-то спускалось и было уже гораздо ближе, чем корабль; оно, должно быть, спускалось уже некоторое время и только что стало видимым. Оно быстро и бесшумно двигалось по прямой линии к центру основания и превратилось в сплющенный, сильно вытянутый эллипсоид из чистого золота, совершенно гладкий, за исключением двух низких, резко закругленных плавников, выступающих из его верхней поверхности. Оно приземлилось без звука на небольшом расстоянии, его нос был направлен туда, где стояли Хант и остальные. В течение, возможно, десяти секунд ни один звук или движение не нарушали полной тишины, которая окутала основание.

А затем передняя часть нижней части медленно откинулась вниз, образуя широкий, пологий пандус, ведущий вниз к земле. Точка, где пандус входил в тело, терялась в сиянии ярко-желтого света. Пальцы Лин нашли пальцы Ханта и сжали их, когда первые восьмифутовые фигуры появились примерно в дюжине рядов из света и начали двигаться вниз по пандусу. У подножия пандуса они остановились, чтобы осмотреть очереди терранцев.

В центре был Калазар, легко узнаваемый даже без своего привычного короткого серебряного плаща и зеленой туники, а по одну сторону от него были Френуа Шоум, Портик Эесян и заместитель Эесяна, Моризаль. Гарут был по другую сторону от Калазара, с Шилохином, Мончаром и другими ганимианцами из Шапьерона , чья светло-серая кожа выделяла их как группу из более темных, менее крепко сложенных туриенцев. Команда, которая отправилась в МакКласки, долго ждала этого момента. Впервые с момента приземления персептрона и их первого нерешительного входа в него они не видели туриенцев посредством нейронной стимуляции, переданной за световые годы. На этот раз туриены были реальны.

На заднем плане заиграли многочисленные оркестры. Толпа, все еще ошеломленная зрелищем, заполнявшим небо над их головами, затихла. Затем с упорядоченным, неторопливым достоинством ганимейцы снова двинулись вперед, и Колдуэлл выступил вперед, чтобы повести команду МакКласки навстречу им на полпути.

«Иногда было немного страшно, но я думаю, Земля справилась», — прошептала Лин, когда они начали движение.

«Ты говоришь так, будто все кончено», — пробормотал Хант рядом с ней. «Это только начало».

И так оно и было. Для ганимейцев это было окончание задачи, над которой они работали тысячелетиями; для жителей Евлена это было изменением сердца и направления; а для ВИСАР это была новая фаза существования.

Но для Homo sapiens это было совершенно новое начало.

Наследники звезд собирались заявить о своих правах на наследство.

К

ЭЛЕАНОР ВУД,

ЧЬЯ ЭТО БЫЛА ИДЕЯ?

– и потому что хороший агент заслуживает упоминания в конечном продукте.

Человечеству потребовалось четыре десятилетия двадцать первого века, чтобы собраться с силами и научиться решать или жить со своими различиями и начать миграцию вовне как единого вида к звездам. В ходе этого процесса многие предрассудки и иррациональности, которые лежали в основе вековых раздоров, наконец-то увяли или были сметены. Ядро выживших верований сформировало прочную основу для дальнейшего расширения человеческих знаний, поскольку, несомненно, с богатством современных наблюдательных данных и сложностью экспериментального метода вселенная мало что могла предложить в плане дополнительных запасов фактов, чтобы серьезно бросить им вызов.