Вручить посредством ее.

Их ей не удержать. Она чувствует воздвигаемую вокруг силу. Встать против потока такой мощи означает испариться мгновенно. Как противиться океанской волне? Сама Кари сгорит, и останется лишь та, какой ее хотят сделать, Предвестница. Волшебство проносится сквозь нее водопадом, втекает в колокол. Он трескается и начинает меняться. Металл подтекает, и скручивается, и начинает принимать свои истинные очертания. Физическая форма существа кошмарна, но Кари видит и духовное царство: видит прутья клетки заклинания Онгента, видит узы, соединяющие ее с Онгентом – и с амулетом, и с Черными Железными богами. А теперь видит и самих Черных Железных богов. По всему городу началось их возвращение.

Энергия после жестокой резни в этом храме преобразует их, и тогда боги окунутся в накопленную былую мощь, десятикратные резервы от десятилетий подобных зверств. А далее есть вообще целый город, триста лет развития и роста, тысячи новых душ, чтоб утолять их голод.

Еще два шага, и она оказалась бы прямо под Башней Закона, когда рушилась колокольня. Ее размозжило бы насмерть, и ничего б не случилось. Она снова попыталась сорваться с карниза, но Мирен не отпускал ее. И целовал – даже когда она выдавливала из себя крик.

Онгент возвысился. Темное облако силы проступило вокруг него. Годы облетели с его лица, и он сошел в пустое пространство, паря над пропастью в воздухе. На ладонях его играли, похрустывая, молнии. Увенчанный черным железом, Жрец-Первосвященник чудовищного пантеона.

– ВЕДИ ИХ ОБРАТНО, – приказывает он ей. Его глас – бой великого колокола страданий. Нет пути противиться его повелению, ей не найти способа выстоять перед мощью богов.

Стоять неподвижно – гибель. Вор бежит, вор уклоняется. Вор крадет.

Это как тырить на рынке фрукты, думает она. Ты устраиваешь цирк, вытаскивая одно яблоко, продавец за тобой в погоню, и тогда твой подельник спокойно забирает остальную добычу.

Она поискала нить волшебства, которая соединяла ее со Шпатом. Связь по-прежнему там – истончается, затухает. Остаток целительного заклинания Онгента, подпитанного топливом, сворованным у Черных Железных богов. Кариллон не в силах пошевелиться, но еще способна схитрить втихаря.

Она сосредотачивается на этом клубке связующих чар и распахивает врата.

Крыс надсадно визжит от отчаяния, затем хватает разум ближайшего вора. Грубо и не заботясь об ущербе. Человек шатается и падает перед старейшиной упырей на колени.

– ОН УКРАЛ ТАЛИСМАН, – проревел сквозь окровавленные губы вор. – ОН ПРЕДАЛ НАС!

Эладора пытается слезть с надгробия и валится на пол. Ее тело поникло, словно конечности отсоединили от осознанной воли.

– Кари. Он несет кулон к ней. Но она…

– Все ваш злодерьмучий профессор. – Алина побелела под запекшейся на лице требухой червяков. – Синтер, сука, предупреждал меня, а я ухом не повела. Ети вашу мать. – Она выпрямилась, поворачиваясь к Крысу. – Хорошо. Ладно. Идем назад через город. Если надо – кивнула она на кучу, недавно бывшую Джермасом Таем, – повторим.

Старейший упырь хотел заметить им о безнадежности этой затеи. Добираться от Мойки до Могильника заняло полночи; к тому времени, как они попадут на Привоз, будет слишком поздно. Может быть, уже слишком поздно. Даже боги согласны – он не чувствовал вокруг Алины тени присутствия Хранимых Богов. Святая не в нужном месте, дамка не на той клетке шашечной доски. Ей даровали силу выступить против одной угрозы, но теперь, когда встает другая, боги бросают ее.

Он собирался сказать, что все пропало. Что людям следует лечь на землю и умереть, и дать ему съесть свои тела и снести души в нижнюю тьму. Если он поглотит плоть святой – ДВУХ святых, ничего себе! – его силы возрастут настолько, что у него появится шанс пережить этот, ныне неотвратимый, апокалипсис. Но слова застряли в уме, и не получалось вытолкнуть их из горла скорчившегося вора.

Крыс обнаружил, что не верит, будто потеряно все.

Вместо этого он заговорил собственной речью, прошибая звук сквозь искривленную гортань, змеиный язык и громадные клыки.

– Шпат его остановит, – шепотом выдавил он, спрашивая себя – неужели настолько верит в друга? А потом, громче, добавил: – Ползущие. Снаружи. Великая тьма их.

Чародеи, раскиданные их спонтанным нахрапом на Могильный холм, вернулись и собрались при входе в гробницу. Крыс смутно прозревал их сквозь закрытую каменную дверь склепа – плетеные обличья серебристо-слизистыми мотками мерцали на грани восприятия.

– Наружу есть другой путь? – спросила Алина.

Эладора покачала головой.

– Мне не показывали. – По щекам покатились слезы; она смахнула их, не особенно замечая.

Алина вздохнула.

– Конечно, откуда тут хренов черный ход? Ладно. – Она подхватила Эладору под руку, встряхнула ее и передала Крысу. Пришлось поднапрячься – дарованная богами сила ушла. – Вытащи ее. – Она подняла на ноги и выжившее ворье, муштруя их как сержант: – За упырем, и чтоб не высовываться, слышите меня?

За дверью тихо шелестело колдовство червей.

– Церковное дело, – про себя проговорила Алина. – Да и хрен с ним.

Крыс ощутил внутри нее бурление мощи и смотрел, как она достает до небес и тянет изо всех сил. Как и Кариллон, стаскивает богов на себя.

Усыпальницу еще раз залило светом, когда Святая Алина выехала на войну.

Эладора уцепилась за спину упыря, зарылась лицом в колючую, зловонную шерсть. Смотреть, как проходит прорыв из гробницы, было превыше сил. Слышались вопли и взвизгивания, канонада волшбы, рев огня, шкворчание мяса. Несмотря ни на что, на ум приходило лишь одно – скоро все станет куда хуже. Теперь она повидала Черных Железных богов воочию и знала – ни одно повествование, ни один исторический труд еще и не начинали описывать надвигавшийся мрак. Владычество занебесного ужаса, где участь быть рабом безумных богов меняется лишь на долю их жертвы, пожранной веретенщиками.

Вокруг пышут чародейские сполохи. А слышно только, как воздух сифонит в огромных упырячих легких, пока тот враскачку ступает вперед, выставив костлявые руки барьером для заклинаний ползущих. Алину больше не слышно.

Один вор заорал, когда что-то задело его. Заклятие – и проглотило, как невидимая пасть. Враз вырвало из существования, и его больше нет на лестнице, ведущей из гробницы на волю.

Пухлые и влажные пальцы дергают Эладору за лодыжку. Она отпинывается, чувствует – под ногой лопаются черви, но все-таки рука стаскивает ее со спины Крыса. Ползущий ранен, издыхающие черви сыплются с прожженной в плаще дыры. Он цепляется за нее, бормоча то ли волхвовские созвучия, то ли белиберду – толченый разум с тысячи мертвых мозгов.

Эладора отталкивает его, впопыхах ищет какое-нибудь оружие. Пальцы смыкаются на мече. До сих пор горячем на ощупь, но уже не огненном. Это меч Алины. Эладора вскинула его, как дубинку, и врезала по копошащейся голове ползущего, снова и снова, пока страшилище не выпустило ее.

А потом бежать, бежать, поймать за руку старейшего упыря и опять взбегать по ступеням, вон из гробницы в ночную прохладу над Могильным холмом.

Она повернулась, оглядываясь во тьму: сзади Алина и воры – но их нет и следа. Где-то в глубине подземелья сверкнуло зарево, словно там похоронили грозу, и часть потолка рухнула. Наружу повалила пыль. Крыс взялся за тяжеленные каменные створки гробницы и резко захлопнул их. Удар прокатился эхом по безмолвному холму.

– Все погибли, – прошептала она без уверенности, ее ли это слова, или ее устами вещает упырь. Она с опаской держала выщербленный меч Алины, не желая его отпускать.

Обессилев, Эладора доплелась до края скальной полки, на которой располагалась усыпальница, до высоты над обрывом, откуда видна половина города. Вдалеке маячит громадный купол Морского Привоза, четко очерченный пожарами с Мойки. Небеса над городом бороздят дымные следы ракет. На минуту помстилось – а свою заемную святость она утратила и по-настоящему видеть и осязать не могла, но была уверена, – как со всех сторон вокруг встают титанические фигуры. Не исполненные ненависти Черные Железные боги, но куда более привычные, домашние божества. Нищий Праведник, хромой и сутулый. Святой Шторм, небесный рыцарь в сером плаще со сверкающим копьем. Милосердная Матерь в огненной короне, и лицо у нее Алины. Хранимые Боги принимают смерть своего последнего святого, и в них рождается новый настрой, твердая ясность цели, ранее Эладорой не ощущавшаяся.