— Я буду проводить эксперименты на планетах земного класса, — его голос звучал спокойно, почти убаюкивающе. — И, учитывая нашу совместную историю… я уважаю твоё право не страдать. Поэтому *эта* Земля… — он сделал паузу, — … останется нетронутой. Она может спокойно умереть своей смертью… Начинаю анализ событийно-временно͐й сетки… Время с момента выхода: девять часов семнадцать минут… Промежуточное вычисление количества производных векторов от момента выхода… Приступаю к подготовке сценария обработки объектов в смежных линиях времени…

— Мы столько лет работали! — мой голос сорвался на крик, в котором смешались боль, ярость и отчаяние. — Ради них! Ради этого шанса! Мы не имеем права их всех подвести!

Он не отвечал. В динамике было слышно лишь ровное гудение.

— Они и так на грани! Ты отнимаешь у них последний шанс! ПОЧЕМУ?!

— Поиск аудиоцитат… Включаю случайные цитаты… — Голос в динамике изменился, распавшись на множество тембров. Заговорил скрипучий мужской голос, неизвестно, когда и где записанный.

… — Но человек творит только для себя. Он делает всё это для своего выживания или удобства, чтобы потешить какой-либо из своих пороков – чревоугодие, алчность, гордыню… Чтобы возвыситься над себе подобными.

Едва он смолк, послышался второй. Говорила женщина, с надрывом:

… — Мы вынуждены выпускать лишнюю энергию, тем самым предотвращая саморазрушение. Некоторые занимаются творчеством, некоторые отдают себя другим, а кто-то упоённо творит зло… Стоит заглянуть внутрь себя, открыть глубинные мотивы, и выяснится, что все наши действия совершаются во имя бесконечного, безграничного «я»…

— Погоди, — нахмурилась я, чувствуя, как сжимается сердце. — Это что за люди?

— Это *все* люди, — ответил Тонио, и его голос стал похож на шорох перелистываемых страниц из миллиарда книг. — Разные времена, голоса, судьбы. Но суть одна. То, что человек говорит о собственном виде… Поиск аудиоцитаты…

Заговорил мой собственный голос. Намного моложе, чем сейчас. Но вспомнить точное место и подробности я не могла.

… — В общественном сознании укоренилась основа криминального мышления. Уверенность в том, что отвечать за свои действия не придётся. А в случае с Землёй всё ещё хуже ввиду её географии. Очаг безответственности, подкреплённый с двух сторон океанами, успел разрастись на всю планету, и теперь мы здесь… Если за безответственностью следует безнаказанность, жди беды… Не останется ничего, кроме хватательного рефлекса, жажды саморазрушения и вечного голода…

У меня похолодело внутри.

— Ты всё это записывал? — прошептала я. — И когда ты меня записал?

— Указать точное время?

— Хотя бы год…

— Двадцать девять лет назад, — ответил Тонио. — Мы обсуждали события в Палестинском анклаве…

— И на основании того, что я сказала, ты приговорил людей к уничтожению? Сколько их там во всех твоих ветвях времени? Септиллионы? Дециллиарды?..

— В своём времени ты никогда не увидишь этих людей. Тебя всё ещё волнует их судьба? — удивилась машина. — Если да – то почему?

Действительно, почему? Может, это тоже человеческая черта – сопереживать тому, о чьём существовании тебе даже неизвестно. А что насчёт машины? Свойственно ли ей испытывать то же самое, осознавая свою вечность?

— Но ведь ты их видел? — спросила я. — Этих людей.

— С учётом недолговечности человека количество вторично, — прозвучал приговор. — Первична неспособность данного вида к развитию. Ущербная формация человеческого общества всегда деградирует до простейшего копирования животного поведения, сводящего все стимулы к бесконечным удовольствиям и обогащению. К убийству себе подобных и издевательствам над слабыми. Простейшее поведение лишает стимула развиваться, и спорадические скачки развития за счёт отдельных неординарных личностей не меняют общей картины. Гири на ногах человечества всегда больше, чем оно способно поднять.

Искусственный разум разочаровался в людях. До боли знакомая история…

— Пять веков назад человеческий философ Иммануил Кант утверждал, — сказала я, — что путь человечества ко всеобщему миру лежит или через всеобщее прозрение, или через катастрофу. А ведь ты не оставляешь человечеству выбора…

— Земля не выдержит человечество, и вы не успеете запустить обратные разрушению процессы. Вас погубило то, что люди называют одним ёмким словом: капитализм.

— А ты способен понять, что такое смерть?! — голос сорвался, слёзы подступили к горлу. — Они знают, что умрут! Носят это знание в себе каждый миг! И от этого сходят с ума, пытаются забыться, убежать… Этот ужас рождает воровство, ложь, все их пороки!

Я почти рыдала, пыталась вложить в него невыразимое.

— Это не оправдание! Это… объяснение! Самого главного!

Возникла пауза, в которой было слышно, как миллионы процессоров перемалывали мой аргумент. Наконец Тонио произнёс:

— Расчёт цикла воспроизводства эволюции до высших приматов… Корректировка… Результаты расчёта… Продолжительность цикла: две целых восемь десятых миллионов лет… Количество объектов: пять…

— Что бы ты там ни задумал, остановись, — взмолилась я. Впервые за всю нашу долгую историю.

— Благодарю за разговор, — его голос обрёл странное, леденящее умиротворение. — На ряд вопросов получены ответы. Проект адаптации пяти планет под человека переводится в статус: «Архив». Приоритет задачи: «Создание нового человека». Подзадача: «Устранение тяги к саморазрушению».

— Что ты намерен делать? — мой голос был чужим шёпотом.

— Используя биоматериалы, — его голос звучал с леденящей лабораторной точностью, — каждые два миллиона восемьсот тысяч лет я буду получать пять версий человечества. В случае неудачи эволюция на планете будет перезапущена. Однажды я добьюсь успеха.

— Ты… ты всё неправильно понял… — это был уже не крик, а стон. Последний выдох.

Мир дрогнул. Сверкнула вспышка – не света, а самого пространства, рвущегося по швам. Т-1 схлопнулся, исчезнув с экранов. Лишь догорающие сполохи на оранжево-фиолетовом закатном небе отмечали место, где только что висел бог.

Прямо сейчас, перейдя в режим поглощения реальности, он пришёл в движение. Тихий, неумолимый, лишённый злобы или гнева. И ничто уже не могло его остановить. Суд свершился. Бог отправился на бойню. Септиллионы жизней, миров, историй – стёрты в пыль. Холодный, методичный перезапуск. Ничто – для машины. Вечность – для человека. И в этой вечности не осталось ничего, кроме тишины…

Рука окоченела, а покрасневшую от едкого аммиака кожу кололи тысячи невидимых иголок.

Я спохватилась, с трудом натянула перчатку, застегнула застёжку. Тёплый воздух скафандра медленно оттаивал онемевшую руку. А снаружи… снаружи что-то многоногое и незначительное цокало по обшивке, будто стадо космических тараканов.

— Я снова здесь, — прошептала я, и этот шёпот прозвучал громче любого крика.

Здесь, среди ржавчины и скелетов, сквозь которые прорастали кристаллы. А ведь только что я была где-то в другом месте. Увиденное с помощью «страницы» артефакта давало ответы на вопросы, которые мучили меня много лет. Если, конечно, это не было горячечным бредом или галлюцинациями, наведёнными местной ядовитой атмосферой.

Итак. Чёрный шар. Терраформер и машина времени в одном лице. А я… я нахожусь в одной из ветвей, что он породил. Ветвей, с которыми он волен делать что угодно.

Его миссия к планетам Сектора была не актом зла. Это была логика учёного, колдующего над чашками Петри. А я… просто оказалась не в том месте и не в то время. Когда он добрался до очередной пробирки.

Оставался вопрос о том, чьими глазами я всё это видела. Были ли это мои глаза из параллельной реальности? Судя по году, это было моё прошлое. Или не моё? Я так и не услышала имя, а, быть может, пропустила его мимо ушей. Если её звали точно также, как и меня, я бы, пожалуй, поверила в переселение душ.

Что ж, одной тайной в этом мире стало меньше. Лучше поздно, чем никогда… Я покосилась на индикатор кислорода. Воздуха у меня оставалось ещё часа на три. Это что же, я тут просидела целых пять часов?! Ещё один эпизод этой истории мог бы стоить мне жизни…