— До минуты, — поправила Ли, вспомнив их расчеты. — При самом удачном раскладе.

— Значит, до минуты, — кивнул Джекс. — Буду сдаваться медленно и печально. Почему бы и не да?

Ли покачала головой.

— Ты уверен?

— Я редко когда был так же уверен в чём-то.

Лиана кивнула.

Что же, коней на переправе не меняют, так? Она уже сунулась в это. Предала возлюбленного, предала королеву, поверила этому человеку. Возможно, следует довериться ещё и в этом? Если она ошибается, цена будет высока.

Но цена в любом случае высока. У этой задачи просто нет приемлемых решений. Так что…

— Хорошо, Джекс. Я согласна.

-

Крылья к бою, ребята! Готовность номер один.

Все по местам.

Кто остаётся в бункере — запасы проверены? Системы жизнеобеспечения работают? Хорошо.

Все к вылету готовы? Машины исправны? Отлично.

Удачи, ребята.

И я не знаю, есть ли Вальгалла или Ад, или что-то ещё, но если есть... пусть старые боги, те, которых ещё не выращивали в пробирках, смотрят на нас с небес.

-

Я смотрю на тебя с небес, Ли. И ничего не могу изменить.

Мне не на что надеяться. На удачу? Любовь? Или на богов? Но пора признать: тут, в холодном бескрайнем космосе, нет других богов.

Есть только мы.

-

— Ты должен позволить мне сделать это, Танатос.

Он знал, что Амано прав. Разумеется, знал. И понимал, почему тот пошёл на беспрецедентный риск, утаскивая Танатоса в вирт для разговора.

Но ответ от этого не менялся.

— Нет.

— Во имя всего разумного!..

— Нет, я сказал.

Амано витиевато выругался. Его аватар, прекрасный юноша из патрициев, дрогнул, выдавая нервозность хозяина.

— Танатос, — проговорил он медленно, — послушай меня, умоляю. Ты не в себе. Ты потерял контроль, и эта потеря грозит всем нам катастрофой. Но, что ещё хуже, это не предел.

— Амано, это моё дело, и я его закончу…

— Нет, это не твоё дело. Не только твоё. И ты это знаешь.

Танатос выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Да, это было не его дело. Не только его дело.

— Ты теряешь контроль, — повторил Амано безжалостно. — И дальше может стать только хуже. Лично я вижу два возможных развития событий: либо ты её убьёшь, и тебе сорвёт резьбу окончательно, либо ты не сможешь, и это будет крах. Ни то, ни другое меня не устраивает.

— Я смогу.

— Уверен? В смысле я понимаю: ты знаешь, что должен. Но теперь вообрази, что ты один на один с ней, в космосе, и нужно всё закончить. Вот прямо сейчас.

Танатос представил.

Он всегда ответственно относился к заданиям Амано. Вот и сейчас он постарался смоделировать в голове ситуацию, детально, шаг за шагом, с полным погружением. И…

Есть вещи, которые нужно уметь признавать.

— Да. Будет лучше, если это сделаешь ты, Амано. Я… я смог бы, но…

Но я не знаю, чего бы мне это стоило. Я не знаю, смог ли бы удержаться от ошибок.

— Не надо объяснять. Я понимаю. И, Танатос?

— Да?

— Как племянник своего дяди, я не думаю, что когда-то буду испытывать нечто подобное. По отношению к кому-либо. Ты знаешь, я предпочитаю для секса андроидов, а с ними таких проблем нет: отключил и пока. Но… мне жаль. Мне действительно жаль.

Танатос медленно покачал головой.

— Я виноват. Мне не стоило ей доверять.

— Да, — ответил Амано сухо, — доверять не стоило. Когда играешь в то, во что мы тут играем, доверять вообще никому не стоит, это правило. Но если честно, то во всём этом нет вины твоей. Или её. Это только… знаешь, контекст.

— Контекст?

— А как это ещё назвать? Здесь, сейчас в этих обстоятельствах вы не можете быть возлюбленными, друзьями, близкими людьми. Это контекст ваших жизней.

— Структура данного момента… — пробормотал Танатос, вспомнив ещё одну книгу, с которой познакомила его Ли — одну из многих.

— Да, если хочешь, — поморщился Амано. — Но по мне, так контекст уместней. Жизни, которые зависят от тебя и от неё, миры, которые вас окружают, лидеры, которые говорят с вами из вирта, ваши потери, ваши предательства. Наконец, цели, цены, уже за них уплаченные… Это всё контекст, так? И слушай, только в сопливых сказочках двое могут дружить или любить вопреки такому. По крайней мере, когда в разгаре война. На деле контекст зачастую оказывается сильнее отдельных людей. И сильнее любви.

Эти слова вызвали вспышку бессильной ярости глубоко внутри.

— Я не понимаю, зачем ты мне этого говоришь.

— А что тут понимать. Вот помнишь мою мать, например? Она ведь филантроп. Первая женщина дома Эласто, та самая, которая посещает сотню благотворительных фондов за полгода и спасает золотистых панд.

— Кого?

— Эндемики с планеты Вефра. Редкостно уродливые твари, если ты спросишь меня. Понятия не имею, почему их назвали в честь вымерших медведей с Земли Изначальной… Не о том речь. Сам факт, что моя мать получила премию “золотое сердце Альдо”. Что, как ты понимаешь, не мешает ей всячески поддерживать идею “насаждения генетической разумности во имя всеобщего блага”. И усыплять мода-горничную, когда та отслужила свой срок. Мать не видит в этом ничего странного, весь круг диро не видит в этом ничего странного. Им невыгодно было бы видеть это самое странное, да, но здесь даже не про выгоду. Они этого не видят, потому что это их норма, их контекст. Я обычно напоминаю себе об этом, когда сталкиваюсь с очередным дерьмом. Я говорю себе: это просто их контекст. Так проще.

Амано холодно улыбнулся. Это был первый раз на памяти Танатоса, когда он заговорил о своей матери: раньше эта тема была большим табу. Да и весь разговор в целом казался неожиданным, особенно учитывая привычное хладнокровие Амано.

— Мать меня любит, насколько умеет, — продолжил он. — В её золотом сердце, пожалуй, хватает места, чтобы желать для меня самого лучшего. Но именно потому, скажи я ей, что пытаюсь дать власть модам, она бы тут же побежала к дяде. Причём для моего же блага — или, по крайней мере, она на тот момент искренне в это верила бы. Не потому что она не любит меня. Просто это — её контекст… Я, в свою очередь, должен время от времени проводить время с кругом диро. Я улыбаюсь, и обсуждаю с ними дела и детей, присылаю и получаю подарки. Некоторые из них мне нравятся, знаешь? Интересные, яркие, притягательные люди. Приятные, с равными так точно. Но, если наша задумка удастся, многие из них скорей всего либо сдохнут, либо закончат свою жизнь в тюрьме — или на что там хватит вашей фантазии. Я выбрал вас, и это цена. Я знаю, глядя на них, какую судьбу им готовлю, и это уже мой... контекст.

Танатос молчал. Он никогда не задумывался об этой стороне жизни Амано, никогда не думал о том, чем тот платит за сомнительное удовольствие — быть на стороне восстания модов.

Танатос почувствовал, как злость уходит, а на смену ей накатывает странное отупение, опустошение, буквально пригибающее к земле. Ему случалось испытывать подобное в лабораториях, во время особенно хитровыкрученных психологических экспериментов. Но — не в такой степени.

— Ещё раз: зачем ты мне это говоришь?

— Чтобы ты не занимался поиском правых и виноватых. Вы оба не хороши и не плохи, вы просто на своих местах. И в своём контексте. Ненависть в данном случае деструктивна, уж поверь. Я проходил.

— А боль в груди? — он не собирался спрашивать, но у него вырвалось почти помимо воли. — Горечь во рту, странное давящее чувство по всему телу, затруднённое дыхание? Я проверил жизненные показатели, они в норме.

— Так ощущается беспомощное горе, — сказал Амано. — Оно приходит за злостью. Его чувствуешь всегда, когда контекст оказывается сильнее тебя. Это я проходил тоже.

Танатос собирался ответить, но его прервал сигнал.

Пора было возвращаться в реальность. К их контексту.