Они ушли, и оставленное ими громадное впечатление запредельной силы рассеялось. Христина раскрыла ладонь, стала смотреть на княжеский подарок. Золотая цепочка с подвешенным к ней тонким треугольником, в центре треугольника — синий камень…

— Он тебе раслин дал, и вместе с ним статус, — удивлённо сказала Млада. — Надо же. С чего бы…

— Не знаю, — отозвалась Христина, вспоминая глаза князя. — Пожалел?

— Камень разжалобить проще! — присвистнула Млада. — Нет… что-то он к тебе имеет в виду, помяни моё слово. Плохо…

— Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь? — усмехнулась Христинка, цитата сама вспомнилась.

— Что? — не поняла Млада.

— Ничего, — вздохнула Христинка. — 'Горе от ума'… А что всех так удивляет моё имя? Вот, и князь ваш тоже…

— Браниславну старшую так зовут, — пояснила Млада. — А она тяжело болеет, не встаёт с постели уже двадцатый год. У нас детям её имя стараются не давать, чтобы не накликать. Ты сейчас на всём Сиреневом Берегу не найдёшь ни одной Хрийзтемы младше двадцати лет… Да надень его, что смотришь. Надень и не снимай. Надо будет тебе нож подобрать… Хотя с таким раслином тебе и огнебой носить можно. Знаешь, — Млада помялась, а потом всё же сказала — Я думала, ты просто треплешься. Некоторые дурни любят пыль в глаза пускать, я, мол, из другого, не имперского, мира, попал случайно… Ходят, кривляются, разыгрывают всякие дурацкие шуточки, прикидываются память потерявшими. Терпеть таких ненавижу. А ты, получается, настоящая….

Настоящая.

Христинка — нет, Хрийзтема! — закусила губу, чтобы не разреветься.

Надежды на князя не было никакой. Он не сказал 'верну тебя домой'. Он просто раслин и вместе с ним статус кинул с барского плеча, лови, мол, и радуйся, что я добрый сегодня. Мог ведь испепелить, да левой пятке моей не захотелось что-то.

— Пошли, — Млада хлопнула напарницу по плечу. — Работа стоит…

Цифирь давалась нелегко. Шутка ли, с первого класса вдолблено, что десяток есть десять, а не эта чёртова пятидвешь! Таблица умножения вообще чудовая. Пятью пять двадцать пять, пятью восемь — сорок, помните? Ага, счас. Пятью пять — это семнадцать, пятью восемь — тридцать четыре. И шестью шесть нифига не тридцать шесть, а — двадцать. Поглядеть бы ещё на этих загадочных моревичей, у которых на четыре конечности — восемнадцать пальцев. По факту восемнадцать. В местной системе счисления — десять. Что же это существа такие, если у них на руках и ногах по четыре с половиной пальца? Да, и вот вам ещё один камушек в корзину когнитивного диссонанса: десять разделить на четыре будет четыре с половиной…

Впрочем, главное усвоить было несложно: работа в Службе Уборки позволит купить какую-никакую одежду недорогого класса (а ещё же надо подумать о зиме!), но на учёбу накопить не даст. Что делать дальше, Хрийз себе не представляла. Более доходная работа предполагала наличие аттестата хоть какой-нибудь школы, а чтобы получить аттестат — нужно учиться и за учение платить. Потому что пятьсот семь златников по факту — это lсемьсот двадцать семь в привычном счёте больших, толстых золотых пластинок, а за рабочую смену в Службе Уборки даже одной такой не заплатили. А ведь специализация будет стоить куда дороже…

С зелёным солнцем Хрийз примирилась. Никуда от него не денешься, пришлось привыкнуть. Привыкнуть к тощему кошельку оказалось куда труднее. Это дома, в родном мире, можно было зайти в торговый центр и, не особо заморачиваясь, купить себе брючки модного бренда, топ, купальник последней коллекции, пару сумочек, одну кожаную, другую плетёную, вечернее платье… А здесь приходилось думать, что выбрать. Вечернее платье, чтобы повесить его потом на стену и ждать следующего праздника, или повседневную одежду, в которой будешь ходить чем дольше, тем лучше — просто потому, что не известно, когда сумеешь позволить себе купить второй комплект!

Слушая собственные мысли, Хрийз удивлялась сама себе: откуда у неё взялись такие практичные рассуждения. Нет, там, дома, даже краешком сознания они пройти не могли. Там были мама и папа, пусть в постоянных разъездах, пусть они давно уже вместе не жили, а в Геленджик наведывались по очереди, чтобы друг друга лишний раз не встречать… но они были. И была бабушка. И Стефан. Были те, кто не дал бы пропасть в любом случае; их поддержка даже не оговаривалась, она просто была. А здесь… Здесь не было никого. Совсем никого. И потому мозги заработали с приличным креном в сторону меркантильного жлобства. Шляпка из светлого материала, напоминающего шёлк, к примеру, была очень хороша, и купить её безумно хотелось — вместе с сумочкой, совершенно обалденным зонтиком и украшениями в том же стиле, но желание было отброшено почти сразу же: на что осенью одеваться станешь? Сэкономь, накопи на хорошую тёплую обувь…

Так что пришлось ограничиться шнурованными сандалиями на пробковой платформе, юбкой в косую клетку, длиной чуть ниже колена да парой блузок (убиться, здесь, несмотря на жару, носили блузки под самое горло и с рукавами до локтя!) Из украшений выбрать недорогой набор деревянных висюлек: кулон, серьги, шнурок для волос, четыре браслета; смотрелось красиво. Не смогла ещё устоять против тонкого шерстяного кардигана, такая вещь в гардеробе всегда пригодится. Сумочка…

Сумочку предстояло создавать самой. Узором 'брумстик'. Для чего уже был куплен толстый вязальный крючок и клубки разноцветных ниток. Это вышло намного дешевле, чем покупать готовую…

Самое же забавное заключалось в Младе.

Она перестала насмехаться, хотя острый язык остался при ней. Жадно расспрашивала о мире Земли… Кто во что одевается, как развлекаются. Хрийз рассказывала о кино. Кино в Сосновой Бухте не существовало в принципе. Театры с живыми актёрами — это да, аж двенадцать штук. А вот чтобы кино… Фильмы и мультфильмы, их не было.

Хороший получился бы вечер, если бы Хрийз не увлеклась. Она как раз увлечённо пересказывала сюжет 'Гадкого я', когда её накрыло.

Накрыло такими тоской и отчаянием, такой безнадежной безысходностью, такой судорожной истерикой… До сих пор в затылке свербит от стыда, как вспомнишь. Но Млада не стала смеяться, чего подсознательно ожидалось. Наоборот. Утешала, воды принесла… Добрая душа, кто бы мог подумать.

… Зеркало в полный рост имелось только в холле, в конце коридора. Хрийз всё крутилась перед ним, разглядывая себя. Никак не могла решить, нравится отражение или не очень. Смешно, юбка ниже колена… Не в пол, но отчётливо длинная. Никогда таких не носила. Блузка со стоячим воротом и рукавом до середины локтя… По идее, в такой должно быть до ужаса жарко, но жарко не было, было комфортно.

— Неплохо, — одобрила Млада, возникая, как чёртик из коробки — внезапно. С большой сумкой через плечо; так и тянуло язык назвать эту сумку 'спортивной'. Хотя… кто их знает, может и есть у них тут спорт в том его виде, какой принят на Земле…

Млада сменила серый служебный комбинезон на стильный костюмчик, пиджачок и расклешенные книзу брюки тёмно-вишневого цвета, блузка — светло-розовая. Смотрелось очень нарядно.

— Раслин из-под ворота вытяни, — посоветовала Млада, — его сверху держать положено. Вот так…

— А если его кто-нибудь дёрнет? — опасливо спросила Хрийз. — Дорогая же штука.

— Кто дёрнет? — поразилась Млада. — Кому охота с патрулём связываться?!

— С патрулём?

— Ну, ты и впрямь с луны свалилась! Не знать, что такое патруль княжеский!

Млада объяснила, что раслин — артефакт магический. Инициируется только на владельца, любой другой, кто попытается воспользоваться чужим раслином, сразу же становится этакой красной тряпкой для патруля. Светящейся красной тряпкой. Светящейся на весь Сиреневый Берег красной тряпкой. Гадёныша ловят, вставляют ему зажжённый фитиль в одно место, а раслин возвращают хозяину. Патрульные — люди суровые, шуток не понимают, злить их без крайней на то необходимости незачем.