— Это значит, что того, что начинается, ещё нет, — прозвучало в ответ. — Но его суть уже закодирована в начале. В яйце, как в начале курицы, самой курицы ещё нет. Но её будущее уже существует в этом самом яйце…

Дядя Ваня чирикнул каким-то хрипящим сигналом и затрещал:

«Вася с работы звонил. К нему приходили, спрашивали всякое. Интересовались, где ты была позавчера, Лиза».

— Кто приходил? — насторожилась я.

«Безопасники. Ты опять впуталась в какую-то историю? Не заставляй меня в очередной раз говорить: «Я же говорил»»

— Очень похоже на то…

Чёртов сбежавший дрон. Уже тогда, возле кроличьей норы я чуяла нутром, что всё это до добра не доведёт. Ну, вот и закономерные результаты.

— Если тобой заинтересовались крючковцы, — пробормотала Софи, — значит это не пустяк. Их вообще не видно и не слышно до поры.

«А вот как раз и они», — пиликнул дядя Ваня.

Парк вымер в одно мгновение, будто по команде. Мамы с детьми испарились. Дети-вундеркинды, цитировавшие Гегеля, схватили учебники и умчались прочь. Воцарилась зловещая, давящая тишина. И тогда из-за деревьев, словно тени, выплыли двое. Бритые наголо, в одинаковых чёрных мундирах, они двигались абсолютно синхронно, и движения их были лишены всякой природной плавности. Ещё двое появились из-за колонны, а третья пара внезапно оказалась позади нашей скамейки. Отрезая пути к отступлению, они обступили нас. От них веяло не просто официальностью, а холодом чуждой, бездушной машины.

«Сотрудники в штатском», — холодно констатировал во мне внутренний охранник. — «Оружие не на виду. Значит, не зачистка – сразу не убьют. Уже неплохо…»

Мрачные здоровяки в чёрных душных мундирах полукругом обступили нас. Взглядом с лёгкой ноткой презрительного любопытства смерив нелепую гусеничную конструкцию дяди Вани, один из них пробасил:

— Елизавета Волкова, пройдите с нами. — Голос был ровным, лишённым всяких интонаций, как голос автомата.

Софи рефлекторно вскочила, её рука потянулась ко мне, но второй близнец уже шагнул вперёд, вставая между нами.

— София Толедо, — его голос был точной копией голоса первого, — отправляйтесь домой и ожидайте. Мы свяжемся с вами, как только проясним все детали…

… Комнатушка для допросов оказалась серой коробкой с низким потолком и зеркалом во всю стену. Такие всегда одинаковы – серые, тесные, лишённые всего, что могло бы отвлечь. Их задача – внушить уныние, заставить чувствовать себя насекомым под стеклом, за которым следит бесстрастный энтомолог. Любое малейшее движение, взгляд, изменившийся ритм дыхания, учащённый пульс – всё контролировалось и отслеживалось с единственной целью: вытащить наружу правду.

Напротив меня сидел человек в чёрном мундире – совершенно лысый, бледный, с такими же серыми глазами, как и стены вокруг нас. Минутой назад он вошёл в комнату, осторожно – даже бережно – надел мне на голову лёгкий металлический обруч и уселся на стальной стул напротив. Ни единый мускул не двигался на его бесстрастном лице. Казалось, он даже не дышал, и когда он подал голос, я непроизвольно вздрогнула от неожиданности.

— Это была ваша первая встреча с изгоями? — едва шевеля губами, сухо и безжизненно поинтересовался незнакомец.

— Первая.

— О чём шла речь в ходе беседы?

— Так… Ни о чём конкретном.

— Изгой, который встретил вас в верхних пещерах, сказал, что его хозяин давно ищет с вами встречи, — проговорил человек и взглянул на меня исподлобья. — Он сказал, для чего?

— Погодите, откуда вы знаете, что он сказал?

— У нас есть телеметрия с браслета и с чёрного ящика контролёра. Также в данный момент мы снимаем омниграмму – когнитивный снимок вашей памяти. Ваш весьма интересный опыт мы декомпозируем и изучим в ближайшее время, но уже сейчас есть вопросы…

Он нахмурился, отрешённо погрузился куда-то в себя и выдержал паузу. Легонько покивал головой и спросил:

— Как вы объясните это?

Мужчина повернул ко мне планшет и указал пальцем на экран. Под камерой я узнала два серых невзрачных глайдера, на которых рабочие добирались от городка к ферме, а чуть сбоку через поле зрения протянулась проторенная неровная колея, исчезающая за поворотом.

Миг – и на обочине колеи, буквально из ниоткуда, материализуется лежащий силуэт, сжимающий в руках матовый круглый предмет. Девушка приподнялась, провела рукой по запотевшей кислородной маске и принялась потерянно озираться по сторонам. По колее уже бежали в её сторону четверо мужчин – трое высоченных и один низкорослый.

— Да быть такого не может, — пробормотала я. — Бред…

— Мы сперва тоже не поверили, — согласился мой собеседник, развернул к себе планшет, сделал пару нажатий на экран и вновь повернул его в мою сторону. — Это вид со спутника.

Словно стая белых жуков, по сизой поверхности экрана медленно проплывали белоснежные купола – десятки и десятки. Камера дала приближение. Куполов стало меньше, они приближалась, пока не остался один, и в итоге в поле зрения остался лишь кусочек подъездной дороги. Два прямоугольника глайдеров сбоку немного видоизменялись по мере того, как вдоль орбиты сдвигался всевидящий электронный глаз.

Через мгновение на дороге возник отчётливый силуэт. Приближение – и краткая перемотка назад, когда силуэта ещё не было. Раз – и я вновь лежу на каменной поверхности. Безопасник тем временем отвлёкся, выслушал кого-то невидимого и сообщил:

— Из ста пятидесяти часов отсутствия в вашей омниграмме осталось только семьдесят девять минут.

— И вы туда же?! — удивилась я. — Я ведь была внизу от силы час… Максимум – два!

— Нам нужно выяснить, что с вами произошло, — сказал человек. — Для этого мы погрузим вас в искусственную кому и проведём рефрагментацию сознания. Это позволит задействовать участки памяти в церебруме, не тронутые амнезией. Как правило, удачная цепь воздействий позволяет раскрутить клубок воспоминаний даже в том случае, когда бо͐льшая часть образов потерялась при переносе в долговременную память. Затем мы вновь снимем омниграмму. Гораздо более полную.

— Но мне нужно домой, — пробормотала я.

— К сожалению, это придётся несколько отложить.

Он уставился на меня бесцветными глазами. Что и сказать – отличная задумка. Превратить меня в овощ, чтобы выудить из мозга то, о чём я даже понятия не имею. А это самое помещение было комнатой для допросов, в которой нет необходимости проводить допрос. Всё уже заранее известно, подсчитано и решено. Им не нужно даже пытать меня – правда у них уже есть. Вернее, скоро будет.

По помещению пошла нарастающая вибрация, задрожало зеркало за спиной незнакомца, мелко затрясся стол. Где-то далеко под нами сквозь каменные туннели вновь прогрызалось нечто – бесстрастное, бездушное, подчинённое какой-то неведомой, очень простой программе. Или землю сотрясало нечто другое? Может, всё это гигантский механизм обмана, призванный отвадить самых любопытных от посещения запретных катакомб?

— В чём вы меня обвиняете? — спросила я.

— Обвиняют прокуроры, а здесь в прокурорах нет необходимости, — холодно ответил мужчина, сверля меня пронзающим взглядом. — Вы оказались невовремя и не в том месте – и это очень плохо, поэтому хороший вариант у вас только один. Добровольное сотрудничество.

— Просто отпустите меня, — попросила я. — Верните домой. На Землю, на Марс, на Ганимед – куда угодно. Обещаю – я забуду обо всём, что видела здесь. Я всё равно ни черта не понимаю.

Дверь с лязгом открылась, в помещение вошёл ещё один здоровяк, затянутый в чёрный мундир, и поставил на стол металлический поднос. Словно десертный венец роскошной трапезы, посреди подноса на блюдце лежала прямоугольная белёсая пластинка, а рядом стоял стакан с водой.

— Что это?

— Препарат, который вам необходимо принять.

Следом третий службист вкатил в комнатушку поскрипывающую резиновыми колёсиками каталку и поставил её позади меня. В помещении моментально стало тесно, душно, а свинцовый воздух расползался вокруг, сдавливая лёгкие. Человек напротив меня едва заметно кивнул, и за мои предплечья крепко ухватились чьи-то лапищи. Обруч стащили с головы, а безопасник взял пластинку и протянул её к моему лицу.