— Я понимаю. На самом деле. Я половину сознательной жизни прожил в чужой власти, было бы странно, если бы я не. У меня другой вопрос: если ты уходишь, почему ты не позвала меня с собой?

Она устало вздохнула.

— Танатос, мы оба знаем, что твоё место в Коалиции Альдо.

— Действительно? Знаем? — его глаза были холодны. — И это говорит мне та же самая женщина, которая так много и обстоятельно рассказывала мне о важности личного выбора? Хватит решать за меня, Ли. Всему есть предел. Моя правда тоже неизменна… А, в бездну иносказания. Хватит с нас этого. Как ты там сказала тогда? Так вот, я всегда люблю тебя. Даже когда не хотел бы любить. Даже когда ненавижу… Но эта проклятая правда про меня, она неизменна, Ли. Даже если иногда я очень хотел бы её изменить. Сколько раз я бежал за тобой, как слепой щенок? Но это последний раз, слышишь? Я устал, и теперь решать тебе.

— Ты слышал тогда…

— Конечно, слышал. Но важно не это. Прямо сейчас, Ли, у тебя два варианта: позвать меня с собой или нет. Решай, потому что другого шанса не будет. Решишь, что нет — я уйду. Потому что просто хватит.

— И ты пойдёшь со мной, если позову? Это глупо, Танатос!

— А может, ты не будешь решать за меня? Твоё дело — позвать или не позвать. Дальше дело за мной... Решай, Ли. И решай быстро.

Она прикрыла руками лицо, чувствуя мерзкую дрожь, распространяющуюся по телу.

Ей стоило бы сейчас его отпустить. Действительно стоило бы. Его ждало отличное будущее там, в прекрасной Альдане, рядом с братом-Канцлером. Но та дурацкая правда… Она ведь и для неё была неизменна.

Всегда.

И Ли знала, что после всего услышанного не простит себе, если не спросит.

— Пойдём со мной, — попросила она тихо. — Я собираюсь в путешествие под чужим именем. Я хочу повидать эту галактику и, возможно, найти себя — подальше от больших дорог, политики и прочего. Мне совсем нечего предложить тебе, если честно, кроме дороги, ведущей неведомо куда. И себя. Но если ты… Если, быть может...

— Согласен, — он осторожно сжал её ладони в своих. — Может, ты ещё не поняла, но дорога вперёд и ты — лично мне этого более чем достаточно.

Она почувствовала, как слёзы хлынули по щекам. Он осторожно стёр их.

— Ну чего ты… Откуда мы начнём, кстати? Меня вот владелец сети борделей из ЗС пригласил на свою свадьбу. Я отказался, потому что ты и работа, но теперь думаю — надо ехать. Тем более что невеста лично обещала заткнуть жениху рот кожаным мячиком, если совсем разойдётся. И поверь, это хорошая новость… Что скажешь?

— Звучит неожиданно. А…

— А потом мы могли бы навестить ещё одного моего знакомого. Он открыл недавно собственную охранную фирму. Было бы забавно вам познакомиться, наконец, лично. И я тоже хотел его повидать очень, очень давно… А потом мы придумаем что-то ещё. Это большая галактика, знаешь?

— О да, — шепнула она, глотая слёзы. — Это большая галактика.

— Если что, то я прихватил полотенце, — сообщил он заговорщически.

И вот тогда она всё же рассмеялась.

Рок.

Фатум.

Судьба.

Какое место она занимает в мире, который представляет из себя непрерывное взаимодействие явлений, нанизанных на время? От вращения электрона в атоме сквозь законы физики до танца галактик в пустоте, затем ещё дальше, к феноменам, перед масштабами которых пасуют человеческая фантазия и обобщённый научный опыт. Всё непознанное остаётся таковым лишь в силу отсутствия возможности познания на данный момент времени – и нас так и тянет назвать это чудом или тайной.

Если время, как фактор судьбы, отвечает за неповторимую последовательность произошедших и длящихся в эту секунду событий, промежуточный итог которых находится здесь и сейчас, то дальше, в будущем времени ещё нет. Оно пока не пришло туда, оставляя любой энергии пространство для выбора, будь то направление, точка приложения усилий или шаг вперёд.

Человеку было суждено измерить всё вокруг себя инструментом познания, дарованным эволюцией, и он придумал себе числа. Посчитав с их помощью реальность, человек стал оказывать осознанное воздействие на порядок вещей. Он стал определять направление для своей энергии, по мере развития приумножая её силу – бросая вызов стихиям, болезням, расстояниям и даже самой смерти.

Но что из себя представляет сама судьба? Череда случайностей или выверенный до мелочей план неизвестного архитектора? Возможно ли вообще выявить её суть и разгадать самую таинственную её загадку – будущее? А главное – получить возможность взаимодействия с ней, имея на вооружении всего-то человеческий мозг. И можно ли перейти к самому дерзкому из всех возможных вопросов? Не «что такое судьба?», а «можно ли с ней договориться?».

Всех чисел мира не хватит, чтобы посчитать, сколько раз человек подступался к этой загадке или старался избежать её удара. Иной раз говорят, что от судьбы не уйдёшь, и эту, единственную и неповторимую партию выиграть невозможно. Но что, если догнать её и потребовать свои карты обратно?

* * *

… Основательно побитый временем двухместный аэрокар плавно спускался сквозь стратосферу Джангалы на автопилоте. Где-то наверху, на стационарной орбите висел наш транспортный челнок, а внизу разрастался и густо клубился сероватым вспененным молоком грозовой фронт. Вокруг, насколько хватало глаз, мерцал ярко-голубой кокон разреженных верхних слоёв атмосферы, погружая небо над нами в ультрамарин…

Я нанесла на мизинец бирюзовый электролитический лак и удовлетворённо полюбовалась результатом. Мехапротез руки, сверкающий титаном, заиграл новыми красками, тонкий слой бирюзы на механических пальцах сиял под лучами солнца, и я протянула ладонь в сторону Марка, развалившегося на месте пилота, будто весь мир принадлежал только ему.

— Как тебе? Цвет огонь, правда? Прямо как циконийский супер-океан.

— Тебе нездоровится? — спросил Марк, задрав бровь, и покосился на меня. — Я начинаю беспокоиться. Сегодня у тебя спонтанный маникюр, завтра – туфли на шпильке, а послезавтра ты вставишь себе полимерную грудь и уйдёшь в закат с каким-нибудь киберпринцем. Я знал, что пребывание в обществе денежных мешков тебя испортит, но чтобы настолько…

— Вы всё равно не оставите в покое, — фыркнула я. — Так пусть хоть ногти будут красивыми… Знал бы ты, как мне надоело таскать на себе это бренное тело… Я столько времени трачу на всякую ерунду – пища, сон, туалет… Постоянная разбитость по утрам и ещё этот дурацкий нейр опять глючит…

— Ты только третий десяток разменяла, а уже брюзжишь, как старая бабка, — усмехнулся Марк. — Даже наш дед в свои полторы сотни лет чувствует себя бодряком. Ну, или по крайней мере, хорошо притворяется.

— Когда твой мозг заспиртуют в кастрюле с нейроприводами, я обязательно пройдусь по нему наждачкой, — парировала я. — Посмотрим, как ты себя почувствуешь.

— Твоя разбитость от того, что сидишь допоздна, — наставительно заметил Марк. — Если ты будешь любить своё тело, как Ваня – свою консервную банку, ты забудешь о том, что такое недосып…

Снова в затылке нестерпимо шипел нейронный интерфейс, словно старая радиола, пытающаяся поймать сигнал из другого мира – небольшая мембрана суперкомпьютера, скрытая под синтетической кожей с её «протоколом синаптической интеграции», который взаимодействует с телом на нервном уровне… Этакий интернет тела… Эти глюки я помнила ещё с тех времён, когда Такасима сбросил прошивку на заводскую, затерев рекламные импринтинги, а теперь он фонит чуть ли не через день…

Если встречу того, кто придумал транслировать рекламу в сны – обязательно отвинчу ему башку…

— Вспоминая твою косматую заспанную физиономию по утрам, — глядя на линию горизонта, продолжал Марк, — я прекрасно понимаю твоё желание переселиться в механическое шасси. Но, Лиз, законы Конфедерации не спрашивают, чего ты хочешь. Пятьдесят процентов аугментаций тела – как бетонная стена. Перелезешь через неё, и упадёшь прямо в «банку». А там стеклянные стены, кислород по расписанию и ревизоры в халатах, которые вынут из тебя импланты, как семечки из подсолнуха. А потом выставят счёт «за утилизацию механического мусора».