— Родственники… Они всегда хотят нам только блага. Хоть иногда и понимают его по-своему.

Софи немного помолчала и спросила:

— А твои родственники – где они? У тебя что, правда никого нет?

Точный ответ на этот вопрос скрывался в плотном и густом тумане. В те времена я не знала, что может быть хуже неведения. Но я знала точно – ничто не изматывает сильнее, чем ложная надежда…

… Перед головным обтекателем «Виатора» постепенно вырастал снежно-голубоватый шар. Окоченевшая планета бугристой молочной громадой надвигалась на нас, заполняя собой всё видимое пространство. Я неотрывно глядела на свой родной мир, считанные годы назад ставший могилой для полумиллиарда людей. Рядом никого не было – дядя Ваня и Марк решили, что мне стоит встретиться с Кенгено в одиночестве, если не считать Надюши – бортового компьютера, который в данный момент управлял кораблём.

На радаре возникло едва заметное движение, и я опустила взгляд на приборную панель. Сбоку нас нагоняла точка – от самых Врат она шла за нами чуть в отдалении, и теперь, когда мы вплотную приблизились к планете, решила поравняться с нами. Я мельком подумала о том, что пилот пассажирского судна класса «Пеликан», приближаясь так близко на скорости, совершает чересчур опасный манёвр, учитывая вместимость судна – девятьсот семьдесят пассажиров. Почти тысяча жизней, подвергнутых риску столкновения в безвоздушном пространстве.

Сбоку обтекателя, на расстоянии километра показался серебристый нос машины. Корабль плавно шёл на обгон, светясь изнутри двумя длинными рядами иллюминаторов. Приблизив изображение, я увидела лица – они прижались к окошкам, любопытными глазами изучая «Виатор», перешёптываясь и тыкая в иллюминаторы пальцами. Женщины, дети, взрослые мужчины – все они с праздным любопытством пялились на наш потрёпанный корабль, идущий параллельным курсом, будто на элемент развлекательной программы, за которую они заплатили…

«Пеликан» набирал скорость и неспеша плыл вперёд, и я увидела надпись на его округлом сверкающем боку: «ГалаТрэвел». «Галактические Путешествия» – одна из крупнейших сетей туроператоров, объединившая под своими знамёнами добрую треть туристического рынка Сектора. Любознательные туристы, набившись в чартерный корабль, мчались на захватывающую и дорогостоящую экскурсию, где им наверняка вживую покажут ледяные торосы, вмёрзшие в почву дома, автомобили и мумифицированных космическим холодом людей.

Позади с лёгким шелестом поднялась дверь, рядом со мной появился Марк и ткнул пальцем в сторону удаляющегося изящного силуэта летающей машины:

— Представляешь, Лиз? Они сюда экскурсии возят, будто на какой-то диковинный аттракцион. И берут за это сумасшедшие деньги, между прочим.

— Я не могу этого понять, — тихо отозвалась я. — Что стало с этим миром? Почему он такой?

Едва заметная вибрация пошла по корпусу «Виатора» – он входил в разреженную атмосферу, сотканную из остаточных паров – тех, что за астрономический день вытапливала из поверхности планеты своими лучами звезда по имени Луман.

— Да он всегда таким был, — сказал Марк. — Люди хотят хлеба и зрелищ. Тех, что им ещё не успели наскучить. И на всём – буквально на всём они делают деньги. Почти как мы с тобой.

— Воровство, контрабанда… Я приняла это – в конце концов, мы не обдираем бедняков до нитки, но почему-то не укладывается в голове, когда люди делают аттракцион из смерти. Развлечения на костях.

— Память человеческая коротка и становится всё короче, — проскрежетал дядя Ваня, возникнув на пороге капитанского мостика. — Для того, чтобы сделать аттракцион «посиди в газовой камере, почувствуй себя евреем Дахау», понадобилось полтора века… Как сейчас помню… «Сделай незабываемое селфи с Гитлером и окунись в оккультную атмосферу Рейха»… Тьфу, гадость!

— А здесь и того меньше, — кивнул Марк. — Не успела ещё остыть братская могила, а рядом с ней уже развернули цирковой шатёр.

— Ладно, Бог им всем судья. Лучше скажи мне, Лизуня, — обратился ко мне дядя Ваня. — Ты не передумала? Пока ещё не поздно, и мы можем развернуться и улететь.

Я покачала головой:

— Я знаю, Ваня, каких усилий тебе стоило найти это место ради меня.

— Они не стоят тех усилий, что тебе придётся приложить, чтобы смириться с правдой, которую ты можешь узнать… Может, ну его?

— Нет, мне нужно знать наверняка, — твёрдо сказала я. — Вводи посадочные координаты. Чем скорее начнём – тем быстрее закончим…

* * *

— Температура за бортом – минус сто девять градусов, — бесстрастно заявила Надюша. — Влажность воздуха – сто процентов. Скорость ветра – ноль метров в секунду. Покидать корабль без защитного снаряжения – не рекомендуется.

Стоя рядом со мной в переходном шлюзе, Марк в последний раз проверял крепёжные элементы на моём скафандре. Экипировка была неудобной – старая и достаточно неудачная модель сковывала движения, но меня тревожило не это. Былая решимость таяла на глазах, и я начинала жалеть о том, что сподвигла моих друзей на этот полёт. А если точнее, как одержимая носилась с идеей поиска отчего дома почти полгода. И вот наконец я здесь.

Глядя в стену шлюза невидящими глазами, я выдавила из себя:

— Надюша, открывай.

Свистел уходящий из камеры воздух, тело постепенно становилось всё тяжелее, кислородный баллон тянул вниз – искусственная корабельная гравитация была намного слабее планетарной. Переходный шлюз начал вращение, и через полминуты внутрь ворвалась звенящая тишина.

Перед глазами стояла плотная молочно-бирюзовая стена кислородных испарений – они простирались по всей солнечной стороне Кенгено, поднимаясь к вечеру на высоту нескольких километров, где ночью остывали и падали вниз, смешиваясь с ниспадающим студёным паром, который вновь оседал на ледяной корке голубоватыми кристаллами. В открывшемся предо мной молоке тумана не было видно ничего. Вообще ничего.

— Дед, включай эхолокацию, — попросил Марк. — Мы ждём картинку.

— Готово, принимайте, — отозвался дядя Ваня.

На визоре шлема проступили контуры поверхности под шлюзом. Вдалеке возвышались причудливые остроконечные шипы – картина была похожа на неровные зубцы какой-то кардиограммы, которая выравнивалась по мере перемещения вправо, превращаясь в относительно гладкие снежно-ледяные барханы. Что это? Стылые сталагмиты? Бывшие деревья, в непреходящей муке воздевшие ветви к небу, да так и застывшие в немом крике? Или, быть может, вырванный чёрным ураганом ручей, чьи воды закаменели, так и не добравшись до земли?

Марк сделал несколько шагов вперёд и аккуратно спустился на белую поверхность. Обернулся ко мне, наполовину скрытый плотнейшим туманом из всех, когда-либо виданных миром. Некоторое время я стояла, никак не решаясь выйти. Мне хотелось втащить Марка обратно и закрыть проклятый шлюз. Скинуть с себя скафандр и запереться в своей каюте – забиться в самый её дальний угол, куда не доберётся эта абсолютно неподвижная и мёртвая тишина.

Наконец, я переборола себя и подошла к краю. Марк предусмотрительно подхватил меня на руки и аккуратно спустил вниз, на твёрдый бело-лазоревый наст. Он был словно камень – я никогда не видела такого крепкого наста, который не трескался даже под весом прыгавшего и скакавшего на нём Марка.

— А вот, кажется, и твой дом, — донёсся из коммуникатора его негромкий голос. — Двести метров. Стоит себе преспокойно, как ни в чём не бывало.

Впереди вырисовывались тонкие обводы лежащей плашмя прямоугольной коробки одноэтажного домика, позади которой вырастали всё те же острые шипы нечеловеческой кардиограммы… Нет, я всё-таки сделаю это – я ведь не зря проделала этот далёкий путь, не напрасно сражалась внутри себя, чтобы выйти на этот голубоватый снег. Я обязательно смогу…

Я решительно направилась вперёд по слегка волнистому насту, а прямоугольник вырастал впереди бесконечно громадным кукольным домиком, нарисованным простым карандашом на невообразимом листе бумаги. С каждым импульсом эхолокатора на визоре проступали рёбра запертых окон, мельчайшие изгибы досок. Я шла, вытянув вперёд руку – и она наконец коснулась скрытой в молоке стены. Заиндевевшее дерево было похоже на стекло, оно будто бы тонко вибрировало под ладонью, отдаваясь неуловимым звоном по всей конструкции дома.