— Спасибо. Я сейчас…

В прошлые выходные Хрийз купила настольную лампу: литая ножка-подставка из стекла, стеклянный же гранёный шарик, внутри шара — магический синеватый огонёк, усиленный родственной стихией. Хозяин сказал, хватит надолго, и можно будет потом зарядить. Примерно лет через пять. Забавная вещица, из тех, что цепляют с первого взгляда. Хрийз связала оранжевый абажур, натянула его на проволочный каркас, накрыла им лампу и поставила на середину стола. Получилось очень уютно, по-домашнему.

Лампа стояла на столе и сейчас. Лицо Млады казалось в рассеянном оранжевом свете совсем тёмным, а синие волосы — чёрными.

— Хрийз, ты ведь Вязальщица, — сказала она. — Ведь так? Сама говорила.

— Похоже, да, — ответила Хрийз. — Ну, они так все говорят. Но я…

— А ты можешь… Можешь связать две судьбы? То есть, — Млада заторопилась, зачастила словами, — связать что-нибудь, какой-нибудь ремешок или плетёнку, и чтобы у нас с Таем всё снова стало как было. Ты же понимаешь, о чём я?

— Нет, — ответила Хрийз.

Она солгала. Поняла почти сразу. Поняла так же и то, что Вязальщики, кем бы они ни были, могут и не такое. Они вяжут судьбы, скрепляя нитью Грань между явью и навью. Фраза-мысль всплыла в памяти сама собой. В ней была повелительная ясность точного знания…

— Ну, это как бы… Как приворот, только сильнее.

Надо было слышать надежду, зазвучавшую в голосе Млады. Надежду, рождённую отчаянием. Готовую толкнуть на что угодно, лишь бы не потерять единственного человека во всём мире, которому отдалась когда-то всей душой и всем сердцем…

— Я не умею этого… — начала было Хрийз.

— У тебя книга есть! Сама рассказывала.

Книга. Книгу Хрийз держала под подушкой. Сама не знала почему, чувствовала, что так надо, и книга вроде бы не возражала. Смешно, у книги были свои предпочтения и пожелания. Сказал бы кто раньше, что такое бывает, не поверила бы ни за что.

— Ты не понимаешь просто, — Млада заломила руки, в пальцах у неё хрустнуло. — Не понимаешь. Тай, он… он для меня всё. Если я его потеряю…

Хрийз положила ладонь Младе на запястье. Молча слушала, что она говорила, ей надо было выговориться, это же очевидно. Типичная история из сериалов и книжек. Он — богатый наследник богатого семейства. Она — сирота, собиратель жемчуга, потом стажёр в егерской службе. Любовь-морковь, ссоры с родителем любимого, свадьба, все дела. На таких парней и на таких мужчин всегда вешаются, и будут вешаться девчонки. Богат, красив, интересен. Любил — разлюбил. Особенно если жена начинает беситься от ревности…

— И ты думаешь, приворот поможет? — спросила Хрийз.

В прочитанных книгах и просмотренных сериалах не помогал никогда. И уж последствия смаковались… А здесь, в мире с повышенным магическим фоном? Каковы могли быть последствия, страшно было даже себе вообразить.

— Да, — тихо ответила Млада. — Я просто не знаю, что ещё… Ты возьмёшься, ты сделаешь?

Снова — безумная надежда в лице, в глазах, в голосе. Млада даже подалась вперёд, словно хотела снять прямо с губ подруги вожделённое согласие.

Из спальни потянуло предостерегающим холодом. Хрийз поняла, что если возьмётся сейчас за творение аль-мастера Ясеня, своенравный артефакт не пожелает раскрыться.

— Мне это не нравится, — сказала Хрийз наконец. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но, кажется, привороты здесь не одобряются. Кажется, они вообще вне закона. И что мне патруль скажет?

— Ты несовершеннолетняя, — мигом нашлась подруга. — Тебе ничего не будет!

Ничего не будет. Это верно. Потому не будет, что платить по счетам придётся кому-то третьему. Вспомнилась чернота в косах Хафизы Малкиничны. Что бы целительница ни говорила о другом случае, а останься её подопечная в Службе Уборки, всё было бы иначе.

Нет, я в этом не участвую, решила про себя Хрийз. Хватит с меня!

— Млада, я не умею, — сказала Хрийз. — Честно, не умею. Но ты сама подумай, зачем тебе? Даже если никто не узнает, ты сама будешь знать, что твой муж подле тебя не потому, что любит, а потому что ты подло привязала его.

— Подло? — возмутилась Млада, опуская кулаки на стол, пустые чашечки из-под счейга подпрыгнули и печально звякнули. — Подло, ты сказала?!

— А разве нет? Сама подумай. И ещё подумай, он ведь женился на тебе, значит, любил тогда. Настолько, что против отца даже пошёл. Может, тебе не его привораживать надо, а себя вернуть прежнюю, ту, которую он полюбил тогда? Пусть снова полюбит.

Млада долго молчала, размышляя над услышанным. Сникла, плечи опустились, и в глазах снова встали слёзы. Стёрла их украдкой, скосилась на Хрийз, не видит ли. Хрийз постаралась не увидеть.

— Думаешь, получится? — неуверенно спросила Млада.

— Не знаю, — сказала Хрийз. — Ну… попробовать — то можно? Что ты теряешь?

— Ничего, — со вздохом согласилась она. — Наверное… Ты меня прости. Я тебя достала уже своими проблемами…

— Ладно, проехали, — отмахнулась Хрийз, радуясь перемене разговора. — Давай ещё счейг согреем?

— Давай, — устало согласилась Млада.

Хрийз грела воду, сыпала сухие веточки в заварник, заливала кипятком, и думала, что от любви всегда проблемы. Что ей, умудрившейся вляпаться в безответное чувство, что Младе, испытавшей на себе, каково это, когда любимый остывает и начинает смотреть по сторонам. Хоть не люби вообще. Но не любить вообще — это скучно. Зачем тогда жить?

Море.

Иссиня-зелёные волны в барашках пены. Поток под крылом, ощутимый, плотный. Тёплый маяк, горевший на берегу, давно погас. Жизнь — не-жизнь без друга, ушедшего за дальние горизонты. Но, может быть, друг вернётся? Тот, другой, надеется. Тоже хочет, чтобы друг вернулся. Тоже ждёт. И тоже — не живёт. Две полужизни сплелись в одну. Надолго?

Надо жить, надо ждать, хотя хочется иной раз вонзиться в зелёную синь со всего доступного размаха и раствориться в холодной душе моря навсегда.

Когда-нибудь надежда расплавиться в могучей тоске и тогда надлежит поступить именно так. Когда-нибудь.

Не сейчас.

Пока ещё не сейчас…

Начальная военная подготовка оказалась на деле свирепой физрой. При егерской службе обнаружился крытый стадион, и несколько обыкновенных, без крыши, тренировочных площадок. Всякие там турники-лестницы. Полоса препятствий. Кросс… Сдохла на третьем круге. Подтягивание — печаль. Взобраться по канату — даже не спрашивайте. Нож метнуть в цель — позор, что же ещё.

Хрийз плюхнулась попой на жёсткую скамейку и тихо разревелась. От усталости, от неудач, от жуткой перспективы являться в этот концлагерь пять дней на восьмице. Допустим, по новому графику, четыре дня — выходные, но пятый рабочий! Не пойдёт она в пятый день ни за что, пусть хоть живьём режут, и вообще! Нашли дочь Шварценеггера.

— Как всё плохо, — сказала Млада. — Не ожидала…

Она стояла рядом, свежая как огурчик, даже дыхание не сбилось. А у Хрийз сердце из груди выскакивало и в глазах до сих пор мушки мельтешили.

— Тебе работать надо над собой интенсивно, что же это такое, кошмар в зимнюю ночь просто. Каждый день будешь приходить сюда и…

— Каждый день?! — взвыла Хрийз. — Ни за что. В рабочие дни не буду! И вообще, я девочка!

— И я девочка, и что? — Млада присела рядом.

— Ты! Ты в егерях служишь, тебе по должности положено, — всхлипывая, выговорила Хрийз. — А я…

— А ты жемчуг добываешь и валишься с ног даже после укороченной смены, — ответила Млада. — Разве это нормально?

Хрийз молча отёрла щёки. В тоне Млады отчётливо прочитался упрёк из серии 'вот я в твои годы', но словесной нотации всё-таки не последовало, спасибо и на том.

— О, Снежан пришёл, — обрадовалась Млада и позвала — Снежан!

Он подошёл, Млада представила:

— Снежан, это Хрийзтема. Хрийз, это Снежан Четвертаков, наш инструктор, со школьниками часто работает.