— Можешь звать меня сЧай, — сказал он, устраиваясь за столиком.

Кресло жалобно скрипнуло под его весом, но выдержало.

— Так вас Ненаш называл, — отозвалась Хрийз из кухоньки.

Как хорошо, что купила у тех горцев чашечки и заварник, счейам, как говорили местные! Хоть здесь не краснеть.

— Да, Ненаш… И ты можешь. Лично прозвище, приклеилось с войны ещё. Я был самым маленьким в партизанском отряде…

сЧай означало Малыш. Хорош малыш, ничего не скажешь. Под потолок и плечи не во всякую дверь войдут. Странно было думать о том, что этот мужчина был ребёнком когда-то. Маленьким мальчиком, которому приходилось убивать, чтобы отомстить и чтобы выжить…

Хрийз быстро накрыла на стол, снова порадовавшись провидению в лице матушки Милы, уговорившей взять с собой не только инжировые булочки, но и пирожки с рыбой, с яйцами и капустой. Всё это Хрийз красиво разложила по тарелочкам. Не как в ресторане, конечно, но всё же.

Терпкий запах горячего счейга поплыл по квартирке, смешиваясь с изумительным духом свежей выпечки. сЧай взял пирожок, повертел его в руках, а Хрийз подумала с беспокойством, что моревичи, может, пирожки не едят, и зря, получается, отказалась от ужина в ресторане. Пусть бы пялились, но человек бы нормально поел… Что такое голод после сумасшедшего холодного дня Хрийз себе очень хорошо представляла. Но гость съел пирожок не поморщившись, и от сердца отлегло. Почему-то ей было не всё равно, а почему, не понимала сама.

Хрийз вдруг очень остро ощутила всю дичь происходящего. Вот перед ней влиятельный, известный военный чин, из тех, про кого говорят — высшие круги. Сидит в её маленькой квартирке, счейг пьёт и пирожок ест, плюшки с инжиром пробует. Рассказать кому, не поверят. Что вот так вот запросто…

— Я тебя не признал сразу, — заговорил сЧай. — Ты очень сильно изменилась с того дня, как последний раз тебя видел. Твоя аура изменилась, хочу сказать. Не сравнить.

— Извините… — Хрийз не нашлась, что ещё сказать.

Но она сама чувствовала, что действительно изменилась. Ощущала себя совсем иначе, чем раньше. Хрийз затруднилась бы объяснить суть произошедшей с ней перемены. Она просто её чувствовала.

— Мне говорили о Вязальщице Хрийзтеме, — продолжил сЧай. — В голову не пришло, что это ты. Ожидал увидеть другую женщину, старше. Это сейчас среди молодых имя не встречается, а раньше каждая пятая была Хрийзтема….

— Мне говорили, — осторожно сказала Хрийз, — что в Третьем мире сейчас нет Вязальщиков, что все они умерли…

— До сих пор находят людей… застывших в 'саркофагах'… как Гральнч Нагурн, к примеру. Могли найти Вязальщицу… Я их всех по именам не помню; могла быть среди них и Хрийзтема.

— Ну… об этом бы все тогда говорили, разве нет так? — предположила Хрийз. — Всё-таки не самое заурядное событие.

— Я что-то… в последнее время, — он потёр шею ладонью.

А Хрийз вдруг увидела, насколько же он устал. Тени под глазами, осунувшееся лицо, зализанные назад тусклые волосы, застарелое пятно на рукаве, общий помятый вид. Наверняка ему очень давно уже не удавалось как следует выспаться. И ел он всякую флотскую дрянь на бегу, сухой паёк какой-нибудь…

— В общем, мог пропустить разговоры, — закончил он фразу. — Вот и подумал…

— Нет, — сказала Хрийз, — ещё одну Вязальщицу не нашли. Это обо мне вам говорили. Я…

Она хотела сказать, что сейчас занята, заканчивает заказ для Канча сТруви, а потом возьмётся за ещё одну вещь, для Здеборы, и ему придётся подождать в любом случае, что бы он ни попросил. Но сЧай понял её по-своему.

— Я заплачу. И деньгами — на пряжу. И вот…

Он достал из кармана плоскую коробочку, раскрыл её. И Хрийз раскрыла глаза. Широко.

В коробочке лежал накопитель

Один в один такой же, как на схемах в тех книгах.

— Мне нужно шесть, — сорвалось у неё с языка.

Убей веником, не поняла, откуда взялось это количество, шесть. Почему не семь и не пять, почему не двадцать или, чего мелочиться, сто.

— Будет шесть, — не стал торговаться сЧай. — Этот себе оставь, остальные потом получишь.

Как отказаться? Без накопителей ничего не сделаешь для Здеборы. А с ними… как бы не опоздать. Ещё ведь надо закончить заказ для сТруви!

Но Хрийз согласилась. Объяснила, что придётся подождать, сЧай не возражал. Надо было ему связать две рубашки, и девушка, услышав об этом, решила, что успеет. Рубашка — не костюм ниндзя, как доктор сТруви потребовал, рубашка — вещь попроще. И по объёму меньше.

Она ещё не знала, что небольшие вещи, как правило, сложнее и труднее в исполнении, чем крупные.

Ненаш сошёлся с живой девушкой именем Пельчар, что она родила ему дочку. Мы все ходили смотреть малышку и нашли её красавицей. Потом я говорила с Дахар, что со Златой без толку такой разговор, Злата совсем ребёнком была на начало метаморфоза, ребёнком и осталась, мужчины её не интересовали вовсе. А Дахар сошлась со Станчем Занчови, и так они вместе были уже давно, мы над ними всё посмеивались, что Занчьёваш её звали да спрашивали, когда свадьба, а она злилась, а и права была. Свадьба — это торжество жизни и будущие дети, а какую жизнь могут привести в мир неумершие? Разве что себе подобную, но для того не свадьба надобна, а дозволение старшего. И я спросила, что она себе думает, а Дахар сказала — ничего, а и права была снова, что провести через метаморфоз живого человека слишком большая ответственность. А вспоминалось, что сами в метаморфозе были, а и воспоминания те не радовали.

Потом у них всё же появилась младшая, с дозволения доктора сТруви, была она горянка именем Светана из рода Сияющего Камня, а метаморфоз ей трудом большим дался из-за начальной инициации Светом, а и страшен же мёртвый Свет, как ничто другое не страшно. Светана сохранила полностью контроль над родной изначальной силою, что поистине грозой для желтоволосых стала, и они трепетали её имени и боялись сильнее всех неумерших вместе взятых. Мы сами терпели, что со Златой она ссорилась, так их в ссоре обеих скрутило, что я пошла как старшая среди Девяти и велела Дахар усмирить свою младшую, не то сами мы усмирим её и упокоим, а не посмотрим, чья над нею воля, а и пусть Дахар думает, кого другой раз через обряд вести. Так мало проку получилось, и быть бы поединку, что обе они рвались друг другу устроить, что ничего доброго с того мы не ждали, но вскоре сама собою гроза разрешилась.

А было дело так.

В битве за Двестиполье пришлось нам несладко, что до того с победой шли, возвращая себе свои земли, а под Двестипольем схлестнулись насмерть. И мы ходили навьими тропами, тревожили желтоголовых, а упились собственной силою, а и забыли, что враг не дремлет. Научились желтоголовые с нами бороться, хорошо научились, что не стало возможным больше их обманывать, видели они ауру нашу мёртвую, определяли её и били. Так не стало под Двестипольем нашей Златы, что Светана разум обронила и мстить за неё желтоголовым начала. Говорили ей, что сама хотела Злату упокоить и что теперь за неё так рваться, на что отвечала она — вот сама бы и упокоила, а этим псам оно не по чину вышло. Били по ней, но Свет её мёртвый превозмог силу желтоголовогых магов, что отпустили мы всех их потом за Грань. А только Злату уже не вернуть было. И со Светаной стало то, что со Златой было в начальные годы: живых видеть не могла без того, чтобы не растерзать насмерть.

Тахмир мой думал унять Светану, как Злату когда-то, но не совладал с её мёртвым Светом, что страшен вышел поединок меж ними, так не стало с нами ещё и Светаны. Дахар горевала по ней, но не сказала слова ни мне ни желтоголовому моему, что мы в своём праве были. И то же сделал Станч Занчови.

А после у них появился ещё один младший, славный паренёк именем Барс, из рода степных Белозёровых. И стало нас снова Девять, но без Златы всё это было уже иначе. Не равен стал нам Барс, Дахар была ему старшей, а мы к нему через неё обращались, и то же самое делал Канч сТруви.