Дядя Ваня немного помедлил, а затем спросил:

— Володя, куда ведут эти врата?

— Неизвестно, — ответил Агапов. — Оттуда не возвращались.

— Билет в один конец, — констатировал старик.

— С высокой долей вероятности…

— Эх… Ну и в кашу же я ввязался, — пробурчал дед в своей капсуле. — Что скажешь, внучка?

— Здесь нас или убьют, или снова запрут в клетку. — Я посмотрела в тёмное стекло обзорного купола, за которым царила мгла. — А там… неизвестность. Наша давняя подруга. Ну а если Врата не сработают… что ж, это будет быстрый и чистый конец.

Под обзорным стеклом сквозь предрассветную темень, которая будет длиться ещё много часов, проносились скалы и клубился серый снежно-пыльный шквал. Корабль набирал ход и нёсся над самыми скалами, пилот-призрак виртуозно вплетался в танцующий ландшафт.

Мы отворачивали от полыхающего розово-фиолетовыми сполохами неба. Объятое электромагнитным сиянием, оно пропускало сквозь себя быстрые белые кометы и злые красные лучи. И всё это летело с разных сторон в большой чёрный шар Стирателя, в котором тонуло без следа. Синие веера корабельных орудий вспыхивали россыпями и гасли. Кажется, весь вражеский флот втянулся в решающий бой – вся преисподняя сцепилась в последней схватке. И им было не до нас…

И тут мир взорвался белым светом. Не вспышка – всё сущее стало негативом себя самого. На миг проступил ад: рой стремительных истребителей и гигантские, словно живые, «кальмары» в вышине. Титаны проявились лишь на миг, – я насчитала полдюжины, – а затем растаяли в мареве маскировочных полей в прозрачной стратосфере. И тогда на поверхности Стирателя вспыхнуло целое солнце. Ослепляющий, ошеломляющий огненно-жёлтый пузырь, раздуваясь, поглотил половину чёрного шара – и тут же без остатка втянулся в его черноту. Был просто проглочен.

— Это… что это было? — ошеломлённо пробормотала я.

Лампочки на приборной панели разом взбесились и тут же погасли.

— Не зря я ставил электромагнитный поглотитель! — трещал дядя Ваня. — Нас ядерным чихом не возьмёшь!

— Неужели конец света выглядит именно так? — прошептала я.

— Только не наш, — бросил старик.

Несколько секунд тишины – густой, как смола. А потом, во вновь воцарившейся тьме, ударная волна накрыла нас. Корабль затрясло, словно ребёнка в руках разъярённого гиганта. Вцепившись в подлокотники, я пыталась не вылетел из кресла. Сзади, из коридора, донёсся оглушительный грохот и лязг – всё, что могло упасть, падало. Всё, что могло разбиться – колотилось вдребезги.

А внизу, в разрывах облаков, разворачивался ровный ряд огней. Серпантины, опоясывавшие белёсый ледяной склон, уходящий в никуда.

— Вот он – спуск в преисподнюю, — восторженно проскрежетал дядя Ваня. — Воронка Новикова. Кладезь чужеродных технологий…

Огромный карьер был чужим. Нечеловеческим. Испещрённый ниточками раскатанных самосвалами колей, он погружался вглубь, как шахта лифта в брюхо планеты, теряясь в белёсой мгле. На дне мерцали прожектора и стояли тёмные силуэты промышленных машин, когда-то вгрызавшихся в криолит. В самом центре зияла дыра. Чёрная дыра, искусственная и оттого ещё более жуткая, окружённая какими-то механизмами, странным оборудованием, опутанная паутиной кабелей, тянущихся в темноту. Яркие фонари освещали начало отвесного спуска – ледяную стену молочного цвета, укреплённую стальными решётками, и две ровных металлоконструкции подъёмников, скрывавшихся в бездне.

— Как думаешь, протиснемся? — спросил дядя Ваня.

— Ты в своём уме? Туда? — вырвалось у меня.

— Времена нынче неспокойные, — заметил старик. — Опасные исторические моменты требуют радикальных решений… Но если у тебя найдётся идея получше – я весь внимание.

«Виатор» лёг на вираж и по широкой дуге пошёл над карьером, выходя на траекторию спуска. Я пыталась разглядеть через обтекатель хоть что-то, но видела лишь чёрный бок огромной сферы, скрывавшейся в мареве над горизонтом, да хаотично мелькающие сполохи вдали.

— Владимир, мы на подходе! — выпалила я. — Мы уже над карьером!

Селектор шелестел помехами, сквозь которые едва пробивался дребезжащий голос:

— … семьдесят миллионов градусов, необходим прогрев до ста… Когда реактор наберёт нужную температуру, я подам импульс… Это… Сорок пять секунд… Сорок три…

— Должно хватить, — сообщил дядя Ваня. — Надюша, рассчитай скорость. Ровно через сорок секунд мы должны оказаться в забое скважины.

— Траектория рассчитана, приступаю к манёвру, — невозмутимо отозвался бортовой компьютер.

«Виатор» с воем описал в небе тугую спираль, набирая высоту и сжимая пружину для последнего прыжка. Компенсаторы хрипели, с трудом гася перегрузку. Корабль выровнялся. Овал ледяного карьера лежал внизу, огромный, как вход в иной мир.

— Внимание, корабль под огнём, — сообщила Надюша. — Энергощит не активирован, недостаточно мощности… Внимание, корабль под огнём…

«Виатор» дёрнуло, будто гигантский кулак врезал сбоку. Оглушительный хлопок, и следом – душераздирающий вой разорванной гидравлики где-то во чреве машины.

— Главный маршевый двигатель повреждён, — невозмутимо констатировала Надюша.

— Поздно пить боржоми! — воскликнул дядя Ваня. — Нате-кась, выкусите!

Корабль довернул – и ринулся вниз, в круг мутных огней. Рухнул камнем. Прямо в чёрный зёв шахты, сквозь снежные вихри, в самый центр этого ледяного капкана.

— Готовься открывать калитку, Агапов! — выпалил дядя Ваня в динамике.

Голос Надюши был невозмутим:

— До столкновения с поверхностью двенадцать… одиннадцать…

Тьма пульсировала в глазах, перегрузка вдавливала в кресло, выжимая душу. Мимо обтекателя понеслись ледяные стены, тёмные вспышки металлических каркасов и огни, сливающиеся в тонкие, яркие сплошные нити. Казалось, ещё чуть-чуть – и кости превратятся в пыль.

— Девять… восемь…

Гулко и страшно скрежетнуло снаружи, алыми огнями замерцала консоль управления.

— Хвостовик левого крыла потерян… Хвостовик правого крыла потерян… Шесть… пять…

Прощай, Ковчег. Прощай, утопия, оказавшаяся клеткой. Прощайте, все, кто остался там, и кто остался здесь. Прощай, Софи. Ты до конца была верна своим словам. И прошла проверку на прочность…

— Три… два…

В висках – раскалённые иглы. В глазах – пляшущие багровые пятна. И последнее, что отпечаталось в сознании – невыносимо-белая вспышка, что выжгла всё дочиста…

Сознание накатывало обратно, как прилив – медленно, нехотя. Слабость отступала, сменяясь ровным, безжалостно-белым светом. Светом не-места. Светом нигде.

Я всё ещё здесь. Сердце бьётся. Лёгкие наполняются воздухом. Но где это «здесь»?

Перед глазами мигала консоль, а впереди, за обтекателем простиралось ничто. Абсолютное. Тот самый свет юной Вселенной, что мы всегда видели каждый раз, совершая прыжок сквозь Врата. На долю секунды, мгновенное озарение плотного облака, поглощающего всё вокруг – перед сменой декораций…

Сейчас всё было иначе.

Я растекалась по креслу, тонула в этом молочно-белом свечении. Оно проникало под веки, выжигая остатки мыслей. Тишина была оглушительной. Нарушало её лишь моё собственное дыхание. Дыхание одного-единственного человека в забвении.

— Лиз? — резко, почти испуганно позвал дядя Ваня. — Ты здесь? Я уж думал, что отъехал в лучший мир, а тут… чувствую телеметрию. И тебя.

— Тут, — выдавила я, и голос прозвучал глухо, будто поглощённый ватой.

— Где мы? Что происходит?

— Затянувшийся прыжок. Других идей нет.

— Так не бывает! — заворчал он. — Пузырь не может держаться дольше трети секунды…

— Когда-то и полёты считали ересью, — заметила я и отстегнула ремень. — И уж тем более перемещение быстрее скорости света.

— Физика, внучка, не ересь! — возразил старик. — Мы не превышаем скорость света, а меняем её в отдельно заданной области пространства, в туннеле… И я тебе не советую шастать по салону. Мало ли где мы оказались…