— Я тоже хочу так научиться, — мечтательно протянула София. — Создавать новых существ…

— Будущее в твоих руках, Софья, — сказал отец. — Учись, стремись. Важны и знания, и нейронные связи, что ты вырастишь, их добывая.

Оторвавшись от созерцания светящегося окна, они двинулись дальше.

— А я в школу не хочу, — пробурчала Лиза. — Хочу, чтобы снова был июнь. Август – это когда надежды сгорели, а потом пришла осень.

— А вот и неправда! — возразила сестра. — Осень – это начало чего-то нового. Новых знаний, например!

— Какие же вы у меня умницы, — с нежностью усмехнулся отец. — Кстати, что нового сегодня узнали в школе?

Лиза промолчала, а София выпалила с восторгом:

— Мы узнали, что всё состоит из химических элементов! Мы, воздух, всё!

— И даже воздух? — недоверчиво спросила Лиза.

— И даже воздух! Потому что он и есть – химические элементы!

Где-то лаяла собака, а из соседнего двора доносились радостные крики детей.

— Лизонька, а ты сегодня какая-то задумчивая, — отец посмотрел на дочь сверху вниз. — Что случилось?

Она молча шагала, теребя ведёрко, и наконец призналась:

— Мне снился космос. И я всё бежала, бежала без остановки…

— Может, твой сон – не просто так, — задумчиво сказал отец и тут же добавил: — Я, конечно, не про погони. Кошмары – это игры разума. Но иногда они… предупреждают.

— А что тогда «не просто так»? — спросила Лиза.

— Ну, например… Сегодня день особенный. — Отец поднял вверх указательный палец. — И связан он как раз с космосом… Должно вот-вот начаться… Секундочку…

Он снял с плеча приёмник и прибавил громкость. Сквозь лёгкое шипение пробивался спокойный, уверенный голос диктора:

… — Есть готовность к пуску…

Весь мир, казалось, замер. Даже птицы на ветках молчали.

— Есть запуск двигателя ракеты-носителя… Двигатели вышли на режим плавной тяги…

Застыв изваяниями посреди улицы, две девочки и мужчина слушали голос из радиоприёмника.

… — Десять секунд, полёт нормальный… Двадцать секунд. Давление в камерах сгорания двигателей в норме…

— Пошла, родимая, — удовлетворённо констатировал мужчина.

… — Тридцать секунд. Стабилизация ракеты-носителя устойчивая…

— Что это, папа? — спросила София.

— Ещё одна «Ангара» ушла в небо, — пояснил отец. — Каждая мирная ракета — это кирпичик в фундаменте будущего… Ну что, пойдём? А то стемнеет, а мы без улова останемся.

— Не поймаем рыбёшку – значит будем ловить лягушек, — задорно заявила София…

Втроём они пошли дальше — отец, вслушиваясь в голос комментатора, София рядышком, а Лиза — вприпрыжку чуть впереди. Солнце уже почти коснулось макушек дальних деревьев, и тихий вечер готовился опуститься на крыши домов, наполняя дворы и площадки покоем.

Краем глаза Лиза заметила чёрное пятно и обернулась. Напротив крыльца администрации стоял огромный, угольно-чёрный внедорожник. Пассажирская дверь открылась, и из неё вышел человек. Очень высокий и бледный, в безупречном костюме, он сжимал в худой, почти прозрачной руке кожаный кейс. Поправив галстук, он вдруг, словно почувствовав на себе взгляд, повернулся к Лизе. Две тёмные линзы очков, закрывавшие пол-лица, уставились на неё.

В груди у Лизы ёкнуло что-то холодное и до боли знакомое, словно давно забытый страх. Она инстинктивно рванулась назад, к отцу, впиваясь взглядом в его клетчатую рубашку.

Всё в порядке. Вот он, улыбается, что-то говорит Софии. Преодолевая внезапно нахлынувший ступор, Лиза снова посмотрела на крыльцо. Долговязый человек поднимался по ступеням. Он вошёл под козырёк, потянул на себя тяжелую дверь и скрылся в здании. Чёрный джип остался стоять на дороге, а за его рулём шофёр скучающе листал ленту в телефоне…

… — Лиза, не зевай, — мягко, но твёрдо сказал отец, беря её за руку. Его ладонь была тёплой и надёжной. — Дорогу надо переходить, а не стоять посреди неё.

Три силуэта, подёрнутые алым маревом заката, пересекли асфальт. Они поравнялись с кустами отцветающего шиповника, поднялись на пригорок и растворились в колышущемся мареве между тёмным склоном и ослепительным диском солнца.

Это и был тот самый порядок вещей. Вечный танец материи и энергии, пронизанный временем насквозь. И имя ему – Вселенная. Та самая, которую способно изменить даже самое малое событие. Порой – до неузнаваемости. Та самая, где каждая душа, пройдя сквозь огонь и звёздную пыль, обязательно найдёт дорогу домой…

Малышка тихая, проблем не доставит — так уверяла меня сестра жениха, прося всего пару часов присмотреть за ребёнком.

Даша, год и семь месяцев, довольно тяжёлая и крупная для своего возраста, уже минут пять методично лупит погремушкой по ножке кухонного стола. Колокольчик, запертый в пластиковый шар на длинной ручке, жалобно тренькает, Даша радостно хихикает, а я нарезаю хлеб — бутерброда с кофе захотелось.

Чайник закипает, и я переставляю его на стол, вынимаю баночку растворимого кофе. Обычно я пью зерновой, но такового в шкафах найти не удаётся, придётся довольствоваться тем, что есть.

— Я вернулась! — из прихожей раздаётся звонкий голос Риты.

Я отставляю баночку и, позабыв про чайник, выглядываю в коридор:

— О, ты быстро.

— Я старалась, — смеётся она. — Не хотела портить тебе весь день. Ещё раз извини, что так получилось.

Предполагалась, что с Дашей посидит бабушка, но бабушка в последний момент позвонила и, сославшись на давление, отказалась. У Саши, моего жениха аврал на работе, и в результате осталась я.

— Рита, брось! — закатываю я глаза. — Мы же практически семья.

Наша с Сашей свадьба через неделю, и Рита официально станет моей золовкой. Интересно, если я переделаю её в кузину, она не обидится? Каждый раз мысленно спотыкаюсь, вспоминая правильное название сестры мужа.

— Как вы тут? Даша… Даша!

Лицо Риты искажается гримасой первобытного ужаса. Я рывком оборачиваюсь, и моё сердце тоже уходит в пятки.

Даша… Когда стих звон погремушки?! Бить ножку стола Даше наскучило в самый неподходящий момент, и малышка заинтересовалась торчащей над краем стола чёрной ручкой чайника с кипятком, отпустила игрушку и, пока мы с Ритой разговаривали, успела забраться на стул.

Крошечные, но невероятно цепкие пальчики обхватывают чёрную ручку.

— Нет!

Даша ничего не понимает и упрямо тянет чайник на себя. Я молю всех богов, чтобы у неё не вышло, всё же ребёнку сдвинуть четыре литра не так-то просто, но Даша повисает на ручке чайника всем своим весом, и чайник опрокидывается.

Рита истошно кричит.

Я успеваю в последний миг. Одной рукой подхватываю Дашу под попу и перекидываю со стула на столешницу, ногами прямо в тарелку с нарезанным хлебом. В голове вспыхивает совершенно глупая мысль — прощайте, кофе и бутерброды. Второй рукой я дёргаю чайник в противоположную от Даши сторону. Получается — на себя.

Кипяток выплёскивается мне на запястье, на живот, на ноги. Я тоже кричу, но не от страха, а от боли, нога подворачивается, и я падаю ничком на пол прямо в лужу. Рита что-то говорит, кажется, зовёт меня. Наверное, я ненадолго выключаюсь? В себя меня приводит холодная вода, которую Рита щедро льёт на ожоги.

Даши в кухне уже нет.

— Потерпи-потерпи, — бормочет Рита как заведённая. — Скорая уже едет.

Я всхлипываю от боли.

…приход врачей…

…благословенное обезболивание…

…короткая поездка до больницы под вой сирен…

…химические запахи лекарств…

…белый потолок палаты и голос медсестры, чем-то похожий на голос Риты…

Восприятие дробится, яркие кадры застревают в памяти ранящими осколками. Или это вернувшаяся боль?

— Даша не пострадала? — первое, что спрашиваю я придя в себя вечность спустя.

— Шрамы заживут бесследно? — первое, что спрашивает Сашка, появившись в палате.