– Жених здесь! Невеста прибыла!

Отец усиливает хватку.

– Больно, – рыкаю я шёпотом.

– Потерпишь! – но хватку чуть ослабляет.

Папаша, надувшись осознанием собственной важности, торжественно выводит меня из-за ширмы. Я иду с трудом – путаюсь в подоле, потому что никто не подогнал платье на мой рост и размер. Оно даже не матери Бьянки, а то ли бабушки, то ли вовсе прабабушки, нашлось в сундуке на чердаке.

Подведя меня к чёрному кругу, папаша сбивается с шага, растерянно замирает. В этот момент жених должен принять мою руку, но это светский жест, дань этикету и вежливости. Для завершения ритуала вполне достаточно, что я сделаю шаг сама. И я его делаю.

Есть в моей самостоятельности некий символизм.

Поравнявшись с князем, я останавливаюсь слева от него, с сердечной стороны.

– Князь Даниэль Нордтаг, твёрдо стоя на ногах на пороге новой жизни, даёте ли вы согласие взять в супруги Бьянку ла Соль, чтобы священный огонь сплавил ваши судьбы воедино? – спрашивает помощник жреца.

Другой помощник опускает рогатину, голова Даниэля безвольно падает, и помощник возвращает подпорку в прежнее положение, То, что я увидела, ни разу не похоже на кивок, но…

– Князь Даниэль Нордтаг выразил своё согласие жестом, – свидетельствует жрец.

– Бьянка ла Соль, твёрдо стоя на ногах на пороге новой жизни, даёте ли вы согласие стать супругой князя Даниэля Нордтага, чтобы священный огонь сплавил ваши судьбы воедино?

У меня как такового выбора нет.

Ставлю на что угодно, что независимо от исхода ритуала, папаша, видевший, насколько плох князь на самом деле, а главное, как с его светлостью обращаются, следующего восхода не увидит.

Откажусь – проверю мастерство наместника в устроении несчастных случаев на собственной шкуре. Как у княгини у меня ещё есть шанс.

Но при ответе твёрдой уверенности лучше не показывать – настоящая Бьянка не хотела за князя и здраво полагала, что брак будет несчастливый, короткий и окончится отнюдь не разводом, а похоронами, причём будет как в сказке – скончались князь и княгиня в один день.

– Д-да, я согласна, – откликаюсь я, неловко изображая смущение и заикание.

– Бьянка ла Соль выразила своё согласие словом! Да благословит священный огонь супружество князя Даниэля Нордтага и княгини Бьянки Нордтаг!

Чёрный круг краснеет, как разгораются потухшие угли. Огонь вспыхивает стеной, закрывает нас с князем от жрецов, от наместника и его свиты. Какие они Даниэлю друзья и соратники? Они… предатели, вставшие на сторону новой власти.

Сейчас муж должен поднять с моего лица вуаль, только он не способен. Но поднятие вуали – традиция светская, поэтому я справляюсь сама. А вот поцелуй обязателен.

Я встаю лицом к мужу. Рогатину уже успели убрать, голова висит.

Я знаю, что в отличии от людей в зале, священный огонь меня подождёт, поэтому я не спешу. Между мной и князем всё ешё остаётся немного пространства, и, прежде чем его сократить, я обращаюсь к мужу:

– Даниэль…?

Снаружи, по ту сторону стены священного огня, нас слышать не могут, я уверена. Что касается мужа… Мой голос да него долетает, а вот смысл… Ох, сто раз повторить готова – лучше бы сознание князя беспробудно спало. Даже горе-папаше или наместнику я не пожелаю оказаться запертыми в собственных телах. Хотя насчёт наместника не уверена – позволить ему ощутить то, на что он обрёк князя…

Ни малейшей реакции на обращение я не вижу. И её просто не может быть. Даже чудеса не случаются без причины.

Я подаюсь вперёд, вплотную прижимаюсь. Несмотря на полгода неподвижности тело у Даниэля по-прежнему крепкое. Я бережно беру его лицо в свои ладони, аккуратно приподнимаю. Глаза князя слепо смотрят перед собой. Мне мерещится, что он всё же пытается задержать на мне взгляд, но это просто игра воображения – ни моргать, ни двигать глазами князь не способен, его настоящие соратники ещё до того, как наместник окончательно прибрал власть, проверяли в надежде общаться хотя бы на уровне да-нет.

Привстав на цыпочки, я касаюсь губами его губ. Они у него совсем сухие, растрескавшиеся. Шершавые… Наш первый поцелуй не похож на поцелуй, зато вполне в духе похоронной свадьбы.

Огонь, взревев, сходится конусом под потолком, обрушивается на нас жаром, и бесконечно долго вокруг нас бушует стихия. Или для нас?

Действительно ли огонь сплавляет наши судьбы? Не знаю…

– Брак заключён и подтверждён! – радостно объявляет главный жрец, и пламя после его заявления стихает.

Я лишь успеваю шагнуть в сторону от князя, чтобы никто не видел, как я отпускаю его голову – осторожно, не роняю и тем более не бросаю.

Наместник встречает объявление скупыми аплодисментами. Свита подхватывает, и аплодисменты звучат набатом.

Я же оборачиваюсь, нахожу взглядом отца Бьянки. Прощай, горе-папаша…

Свадьба завершена.

Мужчины, которые притащили князя в храм, принимаются расстёгивать ремни, а ко мне, не спеша, подходит наместник. Рыжий, с ямочкой на левой щеке, выглядящий моложе своих лет и уж точно не похожий на злодея, но вся его миловидность перечёркнута безобразным рваным шрамом, тянущимся от левого глаза через нос до подбородка, переходящим на шею и скрывающимся под воротом камзола.

Мне до дрожи становится не по себе, горло сдавливает спазм. Наместник вызывает во мне почти невыносимое отвращение, а собственная беззащитность перед ним пугает. Реши он меня убить, прямо сейчас я не смогу защититься.

Но придёт час…

– Девочка, княжество возлагает на тебя великие надежды, – он одаривает меня скупой улыбкой. – Нашего господина исцелят только твои забота и любовь. Ты с князем отправишься в загородную резиденцию, где суета города не отвлечёт тебя от исполнения твоего долга как супруги и княгини. Ты хорошо меня поняла, девочка?

– Д-да, господин.

– Вот и умница, – он касается моей щеки, проводит большим пальцем вверх к скуле, сминает кожу.

Я с трудом удерживаю себя на месте, хотя внутренне содрогаюсь. К счастью, наместник не хочет тратить на меня много времени. Кивнув жрецу, он уходит, и свита следует за ним.

– Девочка, не отставай, – командуют мне мужчины, занятые князем. Мой новый статус княгини для них, как и для наместника, шутка.

– Да, господа, – я почтительно склоняю голову.

Вопреки традиции я покидаю храм последней, слишком долго борюсь на лестнице с подолом, путаюсь в обилии ткани.

– Бегом залезла! – понукают меня.

– Д-да.

Снаружи ждёт экипаж, в который мужчины уже затащили князя, и своей медлительностью я отнимаю у них драгоценные мгновения. Им лишнюю секунду прождать невыносимо.

Я не хочу, чтобы меня схватили за шкирку и закинули как котёнка, поэтому стараюсь не провоцировать мужчин, торопливо подбираю подол недопустимо высоко, шагаю на ступеньку, с неё – в салон. Дверца хлопает раньше, чем я успеваю затянуть за собой метровый шлейф полностью, и кружево оказывается зажато между дверцей и стенкой, но я не осмеливаюсь возмутиться.

Почти сразу экипаж трогается, а я, упав на сиденье, наконец могу выдохнуть и осмотреться. Явно, что экипаж не лучший, но он хорош, потому что плохих у князя не было. Сиденье мягкое, обивка кожаная – ехать будет удобно. Я быстро задёргиваю обе шторы, и лёгкую полупрозрачную, и плотную, непроницаемую, оставляю только щель для солнечных лучей, пусть в салоне будет светло.

Князь брошен на сиденье против хода движения, у передней стенки. Удачно, потому что иначе от рывка экипажа я рисковала бы приземлиться прямо на него.

Что сказать? Мой муж не миловиден, как наместник, он красив настоящей мужской красотой. Лицо скульптурное, с резко выделяющимися чертами лица и беспорядочно разметавшимися по сиденью волосами цвета молочного шоколада, на солнце пряди, я уверена, будут отливать золотом. Выделяются острые скулы, нос прямой, подбородок благородно скруглён, не выпирает квадратным ковшом. Глаза князя открыты, взгляд устремлён в потолок, лицо пустое, без тени выражения…