—  Смотря, в каком плане…, —  задумчиво тяну я и, улыбаясь, накручиваю на палец прядку волос.

—  Это что за ответ, Иви? —  Ирвин чуть отстраняется.

Я закидываю руки ему на шею, чтобы не сбажал:

—  В глобальном плане —  ни с чего. Я давно поняла, что люблю тебя, что именно тебя я хочу видеть отцом моих детей. Просто… не хотела торопиться? Или, скорее, боялась, что свадьба сглаживает отношения, что пропадёт острота ощущений.

—  Звучит… невразумительно.

Я пожимаю плечами.

Не объяснять же ему, что боюсь, что со свадьбой закончится наш конфетно-букетный период. Сейчас понимаю, что страх глупый, к реальности не имеющий никакого отношения. Ирвин и в глубокой старости будет ухаживать не менее трогательно, чем сейчас.

—  Я не всегда бываю разумной, —  фыркаю я.

Ирвин отвечает с улыбкой, но тон серьёзный:

—  Я тоже тебя люблю, Иви.

Я касаюсь его щеки.

—  В плане же повода, почему именно сейчас…

Приоткрытое окно с шумом распахивается, на подоконник очень вовремя приземляется Сквозя и изрекает:

—  Птенцы!

—  Иви?! —  Ирвин меняется в лице.

Хах, чему он удивляется? Как будто не знает, откуда берутся дети!

—  Угу. Птенцы, они самые, —  я опускаю ладонь на живот.

—  Иви!

—  М-м-м?

Ирвин смотрит на меня растерянно, как будто не понимает, что делать, а во взгляде ядрёная смесь:  не понимаю, как может сочетаться желание расцеловать и желание придушить. Кстати, придушить за что? Ирвин в своих желаниях определяется быстрее, чем я нахожу ответ.

Головокружительный поцелуй и тихий шёпот:

—  Иви, больше никакой работы.

—  Да-а-а… Э?! Ты о чём?!

Ирвин невинно моргает:

—  Иви, тебе нужно себя беречь.

—  Радость моя, если я девять месяцев, ничего не делая, пролежу в гнезде из пуховых подушек, то будет у тебя жена страшная и оглупевшая. Нагрузка по силам только на пользу, тебе любой нормальный целитель скажет.

—  Точно, с этого момента мы оба слушаемся сеньору Дейвис.

А-а-а, спасите. Девять месяцев под неусыпным контролем целительницы-цербера я не выдержу!

Но опомниться и возразить Ирвин не оставляет мне шансов и вовлекает в ещё более головокружительный поцелуй, плавно переходящий в большее. По телу растекается жар, сменяющийся острым удовольствием и сладкой негой.

И если бы не сознательность Ирвина, вспомнившего, что будущим мамочкам следует питаться не только правильно, но и вовремя, вряд ли бы мы встали до полудня, ведь так приятно просто поваляться, обнявшись, поговорить о глупостях, обсудить свадьбу, пофантазировать, будет у нас мальчик или девочка.

—  Тётушка будет счастлива.

—  Пфф, тётушка, —  Ирвин с некоторых пор обращается к ней как родной, — молода и, уверен, заботами сеньоры Дейвис сама сможет стать мамой. Мне показалось тот офицер искренне в ней заинтересован.

—  Было бы здорово. Надеюсь, у тёти всё сложится, и она будет счастлива. Кстати, надо обрадовать девочек, что мы с ними… Ты ведь не против тройной свадьбы? —  вдруг Ирвин на самом деле хочет тихую?

—  Кто бы до нашего с тобой знакомства, Иви, сказал мне, что я разделю свою свадьбу с Ларсом… Опеределённо, мне нравится тройная свадьба.

—  Четверная, —  влезает Сквозя.

—  Что?

На подоконник рядом со Сквозей опускается попугай с малиново-жёлтым оперением и белоснежным хохолком. Учитывая ситуацию, скорее попугаиха. Лапку отставляет и шею выгибает о-очень кокетливо.

Сквозя клювом с нежностью проводит по её перьям:

—  Позвольте представить. Моя невеста синьорина Штормина.

Жениха втаскивают в зал будто куклу. Он безвольно висит в руках своих друзей, голова покачивается в такт их шагам, ноги бесполезно волочатся по мраморному полу семейного храма. Со стороны может показаться, что князь Даниэль Нордтаг настолько бурно отмечал предстоящую свадьбу, что теперь к женитьбе не пригоден, но правда в том, что мой жених… овощ.

Несчастный случай приковал его к постели около полугода назад, а ближайший соратник князя, ставший при больном господине наместником, не придумал ничего лучше, чем вспомнить древнее суеверие – свадьба это большое счастливое событие, которое должно привлечь удачу и исцеление.

Убийственная забота…

Не удивительно, что атмосфера в храме похоронная. Не поёт хор младших жриц, над курительницами не клубится дымок благовоний, даже колокольчики не звенят – никто не потрудился их развесить.

Наместник князя стоит в окружении своих сторонников, у алтаря в одиночестве скучает пузатый жрец, задыхающийся от духоты – окна от случайных зрителей плотно закрыты витражными ставнями. Я же наблюдаю за брачным фарсом из-за тюлевой ширмы и слушаю сопение отца, крепко держащего меня за руку. Он будто боится, что я, увидев князя воочию, попытаюсь сбежать прямо от алтаря.

Пфф!

Его дочь, настоящая невеста, сбежала ещё ночью – я выхожу замуж вместо неё и бежать никуда не собираюсь, потому что не собираюсь повторять её ошибку.

И лично я не удивлена, что папаша, посадивший состояние на карты, выпивку и женщин лёгкого поведения, готовый продать родную дочь, выдав за полутруп, до сих пор не обнаружил подмены.

Князя дотаскивают до алтаря, и двое помощников жреца без капли почтения пристёгивают Даниэля к колонне, теперь его светлость висит на ремнях.

Отвратительно…

То, что они с ним делают, отвратительно. Мне страшно представить, что сейчас творится в его душе. Для его же блага надеюсь, что его сознание спит, что он действительно полный овощ, а не осознающий действительность паралитик.

Мужчины, притащившие князя, занимают места в свите наместника, но тот им даже не кивает.

Один из помощников жреца присаживается на корточки и поправляет ноги князя – брачный ритуал требует, чтобы жених и невеста твёрдо стояли на ногах. Другой помощник в это время фиксируют голову князя – упирает в подбородок рогатину на длинной палке.

Оба поспешно отступают к стене.

В зале воцаряется гробовая тишина, и нарушает её жрец.

– Мы готовы, ваша светлость, – он обращается к наместнику как к князю.

– Поторопитесь.

Жрец кивает, трясёт всеми своими тремя подбородками разом, и наместник едва заметно морщится. Я про себя усмехаюсь – наместник отослал верных князю жрецов в пешее паломничество в далёкий храм на действующем вулкане молиться об исцелении, и нашёл… этого. Любуйся теперь, господин наместник. Впрочем, со своими обязанностями новый главный жрец справляется – он проводит ладонью над алтарной чашей, и в ней жарко вспыхивает пламя.

Алтарь и пол вокруг чернеют, будто стремительно обугливаются.

– Ты ещё будешь меня благодарить, – шепчет на ухо отец невесты. – Не смотри, что он такой. Князь сильный маг, не сегодня, так завтра встанет на ноги, а поздно, ты уже жена и княгиня Нордтаг. Господин наместник знает, что делает.

– Господин наместник прибрал княжество к рукам, – фыркаю я. – Лекарей-то он не пригласил, не считая пары шарлатанов.

– Да что ты можешь понимать! Делай, что сказано. И обязательно проверь, способен ли князь как мужчина. Как можно скорее ты должна от него понести.

Если бы у меня был гигантский тапок, я бы прихлопнула этого папашу, как таракана.

Бьянка решилась уступить мне место сразу после того, как вчера вечером притащенная папашей пропитая шлюха из дешёвого кабака несколько часов к ряду в самых грязных выражениях и очень откровенно её учила, что делать, если мужчина бревно. Хоть бы мадам из заведения классом повыше привёл, но нет.

Спасибо, что я этого не видела и не слышала. Бедная Бьянка…

Жрец завершает короткую молитву-призыв. Пламя в чаше разгорается ярче, веселее, и жрец белоснежным платочком утирает лысину. Скороговоркой выдав, что сегодня князь Даниэль Нордтаг сочетается браком с Бьянкой ла Соль, он повышает голос и на весь зал, перекрывая злой треск пламени, провозглашает: