— Свою долю я прогоню через прачечную и, наверное, куплю новый дом. И автосервис. Или не автосервис, а что-нибудь ещё, — пожал плечами Марк.

— То есть, проще говоря, ты тоже не знаешь, куда их девать.

— Да, не знаю. Но с ними мне спокойнее. Я всегда уверен, что есть запас на чёрный день, и нам не придётся стоять с протянутой рукой, если вдруг всё полетит к чертям. А теперь пошли, нужно их спрятать.

Поднявшись из-за стола, он подхватил сумку и вышел на улицу. Я прихватила на веранде лопату, и мы направились к роще акации. Там, возле самого массивного, пожилого, медленно умирающего дерева мы укрывали кровно заработанное. Большой деревянный ящик, вкопанный в сухой грунт под кустом, был накрыт крышкой и присыпан толстым слоем земли, которую сейчас осторожно, стараясь не повредить крышку, остриём лопаты откидывал в сторону Марк.

Вот серая доска выглянула из-под песка. Доски, словно старые половицы в давно заброшенном доме, открывались взору одна за другой, и вскоре Марк присел на колени возле ящика и принялся руками смахивать землю с деревянной поверхности.

Сверху на нас смотрели любопытные звёзды, тишину нарушали лишь редкие дуновения тёплого ночного ветра. Я сидела рядом, на торчащей из земли толстой змеистой петле корня, и перед моим взором вдруг предстало кладбище. Обычное, аккуратное кладбище с мраморными крестами, но не эта, старая его часть. Мой разум двигался дальше, в низину, которая день за днём заполнялась крестами и холмиками, поглощалась растущим погостом.

Свежая могила, ожидавшая своего вечного квартиранта, была уже выкопана и источала холод, а деревянный ящик, в котором человек обретёт покой, прибудет на катафалке с минуты на минуту. Этот ящик тоже сделан из дерева, и он – словно зеркальное отражение того, который откопал сейчас Марк. Вот, загребая свёртки ладонями, Марк кладёт в ящик заработанные деньги – те самые, которые нам заплатили за то, чтобы в свой последний ящик лёг человек…

Неожиданно в темноте беспокойно запрыгал луч фонарика. Я соскочила с корня и спряталась за массивным стволом дерева. Отсвет мелькнул по лицу Марка, тот чертыхнулся и бросил в ящик сумку прямо так, с оставшимися в ней разноцветными свёртками. Со скрежетом надвинул щербатую крышку.

— Кто тут шарит по ночам?! — раздался грозный голос дяди Алехандро. — А ну, покажись!

— Это я, пап. — Марк встал, прикрывая лицо от яркой полосы света, шарившей по его лицу. — Мы тут с Лизой.

Чуть прихрамывая, мой отчим подошёл ближе. В одной руке он держал фонарь, а в другой – верное охотничье ружьё. Одет он был в пижаму и свои домашние тапочки, покрытые степной пылью, лицо сонное, заспанное, брови нахмурены в недоумении, а рот – чуть приоткрыт. Бросив в нас с Марком по тяжёлому взгляду, он опустил глаза и увидел крышку ящика с разрытой вокруг землёй. Махнул в его сторону ружьём:

— Это что?

— Это… Мы собирались тебе сказать, но всё как-то момента подходящего не было… — Марк мялся, поглядывая на меня в поисках поддержки, но я молчала. Наконец, он отыскал нужное слово и выпалил: — Это наши сбережения.

— Что за сбережения? Покажи, что там внутри.

Зацепив носком ботинка, Марк сдвинул крышку в сторону. Туго перетянутые цветные свёртки, едва посыпанные песком, беспорядочной кучей проступили на фоне яркого света звёзд. Казалось, ночные светила нарочно старались поярче осветить этот сундук с сокровищами – блестящие защитные полоски так и искрились на новеньких купюрах.

— Тут же целое состояние! — воскликнул дядя Алехандро, в глазах его сверкнули было, но тут же потухли искры.

Он строго посмотрел сыну в глаза. Ростом он был чуть ниже Марка, стоявшего, к тому же, на возвышении, но сейчас Марк казался маленьким и жалким, а его отец – большим и суровым великаном.

— Где вы их взяли? — вопросил он.

— Заработали.

— Что это за работа? Неужели за честную работу могут столько платить? Что вы делаете? Это взяточничество? Воровство? Отвечай, сын! — потребовал дядя Алехандро. — Мне нужно знать!

Марк молча отвернулся лицом к полю и взялся руками за голову – то ли не находил правильных слов, то ли не мог позволить себе сказать правду. Дядя Алехандро вопросительно повернулся ко мне. Я не стала врать и увиливать и просто сказала:

— Мы убиваем людей.

Секунду он смотрел на меня. Его глаза, всегда такие добрые, теперь были полны тьмы, будто он увидел не меня, а какое-то страшное чудовище, притаившееся в моей тени. В его коротком взгляде пронеслись ужас, отвращение, разочарование, безнадёжная тоска… Покачав головой, он выключил фонарь и произнёс совершенно потухшим, бесцветным голосом:

— Моё сердце разрывается, и мне стыдно. Мне больше некого винить, кроме себя.

— Папа, да почему?! — воскликнул Марк. — Мы уже взрослые люди, и сами отвечаем за свои решения! Мы, по сути, очищаем этот мир от злодеев! Если бы ты хоть одного из них узнал получше…

— Некого, — будто не слыша Марка, продолжал дядя Алехандро. — Это я не смог дать вам всё, что должен был. И я чувствую вину за то, во что вы, мои дети, превратились…

Я нервно теребила подол платья, не зная, куда деться. От страшной правды мой отчим старел прямо на глазах.

— Не переживайте, я не сдам вас в полицию, — тускло произнёс он. — Ведь полиция уже здесь. Вот она, передо мной…

Он мимолётно взглянул на Марка, развернулся и понуро заковылял в сторону дома.

— Папа! — воскликнул Марк. — Всё не так, как ты думаешь! Мы делаем этот мир лучше!

Его силуэт становился всё меньше, и до нас донеслось тихое, едва различимое:

— А эти грязные деньги, пахнущие смертью… Они не принесут счастья…

… Лучи пополуденного солнца серебрились в заснеженных шапках, укрывавших острые горные пики. Лёгкие утренние перья облаков растворились без следа, небо было чистым и ясным, и я наслаждалась полётом, вдыхая полной грудью морозный воздух через фильтр шлема. Смягчая нервные импульсы, терморецепторы рук кричали мозгу об ощутимо отрицательной температуре воздуха, но меня это совсем не беспокоило – я чувствовала себя неуязвимой на этой высоте.

Далеко внизу показался едва различимый, присыпанный снегом силуэт «Виатора». Он сливался с местностью и отсюда был похож на занесённую лесную поляну необычной формы – одну из многих сотен таких же полян, скрытых меж горных хребтов, у кристальных озёр и вдоль юрких речушек…

Спустившись вниз, я аккуратно закатила гравицикл в раскрывшийся шлюз и погасила двигатели. Насвистывая одну из тех забавных бравурных мелодий, которые любил дядя Ваня, вытащила из багажника пакет с покупками и прошагала в кают-компанию. Дядя Ваня, профессор и Марк сидели за столом. На одной ноге я сделала изящный оборот вокруг своей оси и поинтересовалась:

— Как вам моя обновка? Пуховичок отличный, в нём не холодно и не жарко, а ровно так, как нужно!

Мою беззаботность встретила гробовая тишина.

— Лиза, мы как раз ждали тебя, — проигнорировав мою реплику, прожужжал Ваня. — Присаживайся, нам нужно кое-что обсудить.

Я кинула пакет на диван, устроилась на одном из свободных мест, стукнула об стол пару смартфонов и восхищённо ткнула в них пальцем.

— Видали? Вон чего нашла – вернулась старинная мода на сенсорные телефоны. Тут, в горах, это лучший способ связи, а эти номера – предоплаченные и анонимные, так что нужно очень постараться, чтобы вычислить нас.

Дядя Ваня, не обратив никакого внимания на телефоны, сообщил:

— Мы получили послание от заказчика. Посмотри и скажи нам, что ты об этом думаешь.

Он вытянул откуда-то планшет и положил его передо мной. «Вы отлично поработали! Жду в ответном письме ваши координаты, после чего вышлю группу вам на подмогу». Вроде ничего необычного.

— Вроде ничего необычного, — пожала я плечами. — Кратко и по делу.

— Отлично. — Дядя Ваня постучал манипулятором по столу. — А теперь давай поразмыслим. Мы сидим здесь, без связи, придавленные к земле флотскими поисковиками. Как только мы взлетим – нас либо посадят и возьмут на абордаж, либо ликвидируют на месте, и заказчику об этом известно. Никто в здравом уме не станет объявлять войну Конфедерации ради того, чтобы вытащить нас отсюда, а значит, та группа, которую к нам хотят прислать «на подмогу», в лучшем случае просто заберёт артефакт, оставив нас здесь, а в худшем… В худшем – и чего похуже.