— Сколько тебе лет, Алиса?

— По-пиросиански или по-земному?

— Пожалуй, по-земному будет удобнее.

— Восемь. А по-местному тринадцать с половиной.

Восемь лет… Высокая для своего возраста. Или пиросианский год длиннее?

— Где твои родители?

— Папа сказал, что скоро вернётся, — вновь повторила она, развернулась и решительно направилась из прихожей в глубь дома.

Снаружи по двери зашуршало. Вяло, словно сухие листья по асфальту. Я аккуратно прислонила монтировку к стене, повесила сумку на крючок для одежды, кинула внутрь пистолет и прошла в гостиную.

Алиса, судя по звукам, орудовала на кухне, а я оглядывала помещение. Было чисто, прибрано, гостиная, куда падал приглушённый свет, дышала скромностью и вкусом. Хозяин дома любил хорошее дерево – крепко сбитые массивные полки были уставлены деревянными фигурками слонов, карикатурных человечков и даже моделями парусников. За стеклом продолговатого шкафа виднелись разноцветные корешки книг, а два широких окна были наглухо забиты мощными досками – вдоль и крест-накрест. К изоляции дома подошли со знанием дела, и всё это – вдобавок к толстым решёткам снаружи.

По полу был расстелен благородный ковёр, на котором расположился основательный стол и полдюжины стульев. А вот и хозяин дома – огромный мужчина под два метра ростом улыбался мне с фотографии. Вот он держит на плече счастливую девочку, а здесь, на другом снимке расположилась целая семья – глава семейства с дочерью и женой, а рядом, очевидно, дедушка с бабушкой. Спокойные и уверенные лица. Уверенные в завтрашнем дне…

Из кухни появилась девочка с двумя тарелками. Подошла к столу, аккуратно, даже несколько манерно поставила тарелки напротив стульев, положила пару ложек и взгромоздилась на одно из сидений. Она молчала, нахмурившись, и смотрела на меня немигающим взглядом. Её глаза, пронзительно-голубые, с сеткой красных прожилок, были неестественно взрослыми. Маленький рот с обкусанными губами был сжат в упрямую ниточку.

Робко улыбнувшись, я села и взяла ложку. На тарелке лежала какая-то волокнистая масса вперемежку с зелёным горошком, и пока я пыталась угадать происхождение мяса по запаху, девочка сказала:

— Это говяжья тушёнка.

И в эту секунду я ощутила, как желудок буквально переваривает сам себя – ведь я с утра ничего не ела, а если учесть последовавшие приключения, можно считать, что и с предыдущего вечера. Отбросив в сторону стеснительность, я набросилась на тушёнку с горохом, которая показалась мне лучшим деликатесом на свете, и благодарный желудок отозвался тёплой, почти болезненной судорогой.

Алиса тем временем вяло ковырялась ложкой в своей тарелке. Посмотрела на меня. Затем на настенные часы – была почти полночь. Встала из-за стола, пододвинула свою тарелку ко мне и отрывисто проговорила:

— Ешьте, вы голодная, вам нужны силы. А я не хочу есть, к тому же мне давно пора спать.

С этими словами она бесшумно соскользнула со стула, тенью шмыгнула мимо меня, и по лестничным половицам едва слышно заскрипели удаляющиеся шаги. Я же прикончила вторую порцию, взяла обе тарелки и проследовала в кухню.

Здесь царил бардак. Не хаос разрушения, а причудливая детская система, логику которой мог понять только её создатель. Целые башни из мисок, кастрюль и тарелок вразнобой были сложены на полу возле плиты, на которой стояла ещё одна башенка из сковородок с чем-то пригоревшим. Очевидно, девочка пыталась что-то готовить самостоятельно.

Вдоль заколоченного окна выстроилась шеренга мультяшных пластилиновых фигурок, на столе – целая дюжина открытых детских книжек с картинками подпирала робкую пирамидку разнообразных банок с консервами. В раковине была свалена огромная гора немытой посуды, и на всё это с кухонного стола взирала огромная плюшевая черепаха. Её стеклянные глаза были полны молчаливого укора.

Я поставила рядом две тарелки и крутанула кран с водой – ничего. Ни горячей, ни холодной. И эта часть цивилизации – централизованное водоснабжение – предсказуемо приказала долго жить. Распахнув холодильник, я обнаружила там аккуратно расставленные пустые банки из-под тушёнки и консервированных овощей. Рефрижератор работал – видимо, девочка догадалась сложить туда пустые банки, чтобы они не воняли.

Я кивнула черепахе, как сообщнику по несчастью, покинула кухню и отправилась по лестнице прямиком на второй этаж. Во всём доме горел приглушённый свет – где-то неподалёку, видимо, находился автономный источник энергии. По стенам в коридоре были развешаны рисунки – птички, бабочки, зверюшки, голубое небо и зелёная трава. Вкривь и вкось, кое-как они держались на пластилиновых лепёшках.

Двери в комнаты были открыты. Заглянув в кабинет – столь же добротный и основательный, как и гостиная, – я увидела изящный камин и услышала странный, совершенно неуместный звук. Что-то тихонько позвякивало из черноты дымохода, и я подошла поближе. Прислушалась – тонкий звук был похож на перезвон колокольчиков, успокаивающий, убаюкивающий. Треньканье звучало будто из другого мира. Из того, что остался в прошлом. Там гуляли с колясками, а дети смеялись, тянулись к солнцу пухлыми ручонками, щупая колокольчики на коляске, изучая их, удивляясь новым звукам – таким тихим и деликатным…

Слабость накатывала волнами вместе с тоской по живым людям, по простому человеческому быту…

«Перестань думать», — приказала я себе. — «Ты просто на грани. Очень устала, вымоталась, но нашла укрытие. И здесь есть другой живой человек. Держись за это. Всё остальное – не сейчас».

Смахнув предательскую влагу с ресниц, я прошлась по коридору и заглянула во все комнаты. Все три спальни, включая детскую, пустовали. Алисы нигде не было – наверное, она ушла в башенку, на третий этаж.

Я выбрала ложе попросторнее, скинула с себя одежду и рухнула на бескрайнюю, холодную двуспальную кровать. Не помешало бы помыться – волосы всё ещё отдавали сладковатым зловонием, но я почти сразу закрыла глаза и забыла обо всём. Сон накрыл меня с головой, и я провалилась в небытие, будто выброшенный инструмент, у которого наконец окончательно села батарея…

… — Нам нужна вода, — прозвучал детский голос над самым моим ухом, и я от неожиданности села на постели.

Девочка стояла рядом с кроватью – серьёзная, исцарапанная – и сверлила меня немигающим напряжённым взглядом, а рядом с ней на ковре стояли два жестяных вёдра.

— Где мне её взять? — Голос был хриплым ото сна.

— В колодце. — Она мотнула головой в сторону окна. — Я бы сама, но первое правило – не выходить из дома.

Я поднялась с постели, аккуратно сдвинула занавеску и выглянула наружу, в пустой двор. Куцые деревья кидали разлапистые тени на пожухлую траву. За окном вовсю разгорался новый день – скорее всего, время было ближе к полудню. Определённо, я поспала от всей души, и к тому же выспалась. Давненько такого не было.

— Далеко колодец?

— Через три дома, — последовал ответ.

Мысль о выходе заставила похолодеть кожу. Мягкая постель за ночь вытравила из меня всю бдительность. Но выбора не было – без воды мы сдохнем.

— Ну что ж, в таком случае присмотри за мной с башенки, — сказала я, влезая в чужие штаны.

Начинался новый день, и мне предстояло сделать вылазку из нашего за͐мка, чтобы найти воду…

Я прильнула к глазку. Ничего, кроме размытого света. Прислушалась. Тишина. Ни шарканья, ни хрипов. Ничего. Наконец, с монтировкой наперевес я приоткрыла входную дверь и вышла на крыльцо. Было пустынно и тихо, лёгкий ветерок доносил еле заметный запашок гари и эхо далёких выстрелов, которые отсюда казались лёгкими постукиваниями по деревяшке.

Солнце припекало, где-то чирикала птица. Идиллию портили лишь выбитые окна напротив и грязный труп с пробитой головой, валявшийся у крыльца.

— Папа прятал их, чтобы я не видела, — раздался голос позади меня – Алиса, как водится, подошла совершенно бесшумно и стояла в дверном проёме. — Но я подсматривала из окна, как он уносил их в соседний двор…