«Совсем одна. Блуждаешь по выжженной пустоши и безмолвно взываешь к ночи, но ответа нет – даже ветер стих…»

* * *

Я двигалась сквозь посёлок под названием «Спинетта», один за другим преодолевая перекрёстки. Завидев впереди бесцельно бродящих заражённых, я ныряла в ближайшие кусты и по широкой дуге, крадучись, обходила мертвецов дворами.

Похоже, ночью их прыть заметно утихала, они вели себя как сомнамбулы, спали на ходу, никак на меня не реагируя. По крайней мере, пока я к ним не приближалась. Возможно, они очень плохо видят в темноте – ведь их глаза залиты кровью полопавшихся капилляров. В любом случае, ночью передвигаться по улицам оказалось довольно безопасно. И далеко не в последнюю очередь потому, что львиная доля мертвецов в этом городке была выкошена авианалётом…

Я превратилась в один сплошной слух, в зрение, в крадущуюся тень. Потеряла счёт минутам и перестала замечать дома и перекрёстки. Спустя какое-то время посёлок оборвался. Асфальт сузился до двухполоски и упёрся в стену тьмы. Дома закончились, отступили, сдав позиции безымянной степи. И в этот момент справа, на третьем этаже большого дома на самой окраине мелькнул тусклый, едва заметный свет. Я присела на корточки у деревянной оградки и стала наблюдать.

То появляясь, то пропадая, робкий свет мерцал в окне башенки, венчавшей дом с массивным крыльцом и верандой при входе. Рядом с башенкой торчала кирпичная труба, окна первого этажа были зарешёчены и закрыты изнутри чем-то очень плотным – ни единой щёлочки не было, ни одной дырочки, так что дом производил впечатление нежилого.

Я поднялась. Не отрывая взгляда от окошка на третьем этаже, пересекла улицу по диагонали, в сторону крыльца. Каждый шаг отдавался в тишине гулким эхом, и на середине моего пути свет в башенке погас. За стеклом мелькнула чёрная тень, и серым полотном окно загородила занавеска. Меня заметили. В доме уже знали – я чувствовала кожей чей-то напряжённый взгляд. Впрочем, меня могли принять за мертвеца и затаиться, как наверняка уже делали многократно. Меня беспокоило лишь одно – только бы по мне не стали стрелять…

Вот и крыльцо – высокое, основательное. Дом – крепость из красного кирпича. На оградке стояли цветочные клумбы – земля была совсем сухая, разноцветные увядшие лепестки скукожились, как сгоревшие мотыльки, и уже вот-вот собирались опадать. В углу, под вьюном стояла деревянная скамья. Посреди крыльца возвышалась мощная стальная дверь с глазком, а узкие витражные окошки по бокам были забраны сантиметровыми решётками.

Сделав глубокий вдох, я постучала костяшками мехапротеза по двери. Звук был звонкий, хорошо слышный и внутри, и снаружи.

Тишина. Такая густая, что в ушах начинало звенеть. И сквозь этот звон я почти слышала чьё-то частое дыхание за дверью. Ещё пара ударов, вновь безответных…

Постояв у двери, я отошла и присела на ступеньки, и тут же прошедший изнуряющий день дал о себе знать – заныли все мышцы тела – плеч, живота, бёдер, шеи. Подкатило голодное изнеможение.

— Пожалуйста, уходите, — раздался приглушённый голос на чистейшем русском языке.

Детский. Девичий.

— Я не могу, мне некуда идти, — ответила я. Чуть помедлила и попросила: — Девочка, позови родителей, пожалуйста.

В ответ – молчание. Девочка не ушла. Она стояла за дверью и водила тонкими пальчиками по кожаной обивке. Вверх-вниз, вверх-вниз…

Откуда я это знала? Скрип кожи, едва слышный сквозь сталь… Я будто чувствовала, а воображение дорисовывало картину.

— Ты одна в доме? — спросила я, и вновь молчание было мне ответом.

Минуты тянулись, как смола. Арденум постепенно переползал с одной стороны улицы на другую, а я легла на спину, подложив под голову руку, и прислушивалась к пустоте внутри. Мысли разбежались, оставив после себя лишь свинцовую усталость в пустой голове.

— Вы хороший человек? — тихо спросил голос из-за двери, и я поперхнулась от неожиданности. — Вы русская, но папа сказал – открывать дверь можно только хорошим людям.

Прокашлявшись, я замерла и вслушалась в окружающий мир – где-то в кустах трещал сверчок. Только сейчас, отвлёкшись от биения собственного сердца, я это заметила.

— Я не знаю, — сказала я наконец. — Откровенно говоря, я совершила ужасно много плохих поступков… Я не могу сказать, что я хороший человек. О таких вещах можно судить только со стороны.

— Папа сказал, что скоро вернётся, — невпопад сообщил голос.

— Ну что ж, я могу подождать, — пожала я плечами, с трудом подавив зевоту. — Мне теперь некуда спешить, у меня в распоряжении всё время мира. Я просто буду сидеть тут и…

Шорох кустов поодаль заставил меня насторожиться. Подобрав под себя ноги, я нащупала монтировку и аккуратно выглянула из-за дощатой балюстрады. Через дом от кустов отделился тёмный силуэт и, пошатываясь, заковылял по тротуару в мою сторону.

Я спустилась с крыльца и изготовилась к встрече. Порыв ветра подтолкнул чёрную фигуру в спину и швырнул мне в лицо волну застарелого запаха испражнений, будто предупреждая о том, с кем я имею дело. Сделав десяток неуверенных шагов, существо заскрипело, вытянуло вперёд крючковатые руки и устремилось на меня…

Размашистый удар монтировки в район грудины, следом второй куда-то в шею – и мертвец рухнул оземь. В свете луны я увидела старика – слабого, истощённого. Он рычал, бешено крутил чёрными глазами и барахтался на брусчатке, тщетно пытаясь подняться. Мой удар точно сломал ему пару рёбер. Будь он человеком, единственным его желанием было бы поскорее отправиться в больницу, но это существо с завидным упорством пыталось подняться и не могло – просто потому, что ослабленный организм не позволял.

Идеальный солдат. Не чувствует боли, не знает страха. Горизонт планирования сузился до одной цели: дотянуться и укусить. Научи эту тварь пользоваться оружием – и любая вражеская армия обречена на поражение. Интересная мысль – сейчас мне почему-то казалось, что для лаборатории доктора Адлер не только опыты с водой имели второстепенное значение, но и планы по зачистке Пироса…

Посильнее размахнувшись, прицельным ударом в голову я прикончила несчастное создание и устало вернулась на крыльцо. Вдалеке по улице рассеянно бродила ещё одна тень. Влево, вправо… Влево – и куда-то в заросли, из поля зрения.

Позади раздался щелчок – металлический, чёткий. Затем второй – и вновь давящая тишина, теперь уже прерываемая тяжёлым шарканьем в отдалении. Кто-то приближался. Обернувшись, я увидела всё ту же закрытую дверь. Поднялась, подошла, взялась за ручку и толкнула от себя. Дверь со скрипом отворилась.

Посреди тускло освещённой прихожей стояла девочка – долговязая, растрёпанная, в пижамном костюме и мохнатых тапочках. Обеими руками она держала кухонный нож, кончик которого смотрел прямо в мой живот. Она смотрела исподлобья тёмными впадинами – настолько сумрачен был её взгляд, что я не могла разглядеть глаз.

— У вас есть вода? — глухо, сипло, совсем не по-детски спросила она.

— Да, немного есть. — Я аккуратно вынула из сумки бутылку и протянула ей. — Вот…

Не выпуская ножа, она схватила бутыль, с силой открутила крышку и залпом выпила всё до дна. Я слышала стук горлышка о её зубы. А позади, с улицы доносилось шарканье и хриплое дыхание. На брусчатку перед крыльцом наползла тень.

— Закройте! — Голос девочки сорвался в визгливую команду, и я тут же захлопнула входную дверь.

Щёлкнул тяжёлый запор, задвинулись щеколды. И тут же в дверь глухо, с мясным шлепком, ударилось что-то. Девочка, крадучись и не спуская с меня глаз, всё также с ножом в руке обогнула меня, прикрыла внутреннюю деревянную дверь, завесила её толстой мохнатой шторой и вернулась на место. Только теперь я заметила царапины – ими были покрыты её руки, лицо. Свежие и не очень – она буквально вся была исцарапана.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Алиса.

— Меня зовут Лиза. — Я протянула руку живую руку навстречу лезвию ножа. — Давай знакомиться?

Девочка немного помедлила, поглядела на протянутую ладонь и неуверенно опустила нож. Пожала – её ладонь была холодной, липкой от пота и мелко дрожала.