Кое-как сбросив рюкзак, я встала на четвереньки в грязь и катаной поддела решётку рукоятью. Всё тело задрожало от напряжения, и увесистая чугунная рама с лязгом и стоном вышла из паза. Сдвинул решётку в сторону, я уселась на краю ямы и свесила ноги. Внизу трепетала сырость, пахло плесенью. Упираясь ногами в неровные стены колодца, я спустилась к самой воде и протянула руку. Зачерпнув ладонью, сунула в карман прямоугольную побрякушку на цепочке – металлический кусочек прошлого. Затем поспешно выбралась наружу, подобрала насквозь промокшие вещи и устремилась в обход корпуса, к оставленному в кустах гравициклу…

… Колёсный вездеход покачивался на рессорах, переваливаясь через очередной бархан Северного пустынного пояса Пироса. Сбоку, словно насмехаясь и паясничая, плясал, не отставая, песчаный вихрь. Рыжий джинн, закручиваясь в воронку раскалённый песок, дразнил изнывающий от зноя экипаж. Сидящий напротив меня Ричард Чеддер, стараясь перекричать дуэт рёва двигателя и свиста ветра, придвинулся и спросил ни с того ни с сего:

— Эй, Лиз! А ты знала, что председатель Конфедерации – ненастоящий?!

— Серьёзно? — Я приподняла очки, смахивая песок с ресниц. — А кто же тогда по всем каналам выступает? Актёр со стажем?

— Да нет же! Голограмма, мать её! — Ричи размахивал руками, словно пытался поймать невидимую муху. — Настоящего-то уже лет десять как в землю положили!

— А какая разница?! — крикнула я, облокотившись на борт кузова. — Решения всё равно принимаем не мы с тобой. А тем, кто принимает, на нас глубоко плевать… Зачем кому-то фальсифицировать председателя? Ради красивой картинки?!

— Неужели неясно? Нет там больше никакого правительства, только сплошной совет директоров! — Ричи сделал неопределённый жест, будто попытался обнять воздух. — А дурят нас ради порядка, чтобы народ не бузил лишний раз! Пока получается, но скоро всему этому придёт конец!

— С чего бы? — хмыкнула я, но тут же вспомнила слова Альберта. «Я собираюсь сделать то, что не удалось Каптейну – освободиться от Земли».

— Скоро какая-нибудь из планет хлопнет дверью и объявит: «А вашу куклу мы не признаём!» И всё, понеслась! Империя рухнет, как карточный домик.

В первый раз на Пиросе – а уже чует, к чему всё идёт, подумала я. Ну и славненько. Значит, мы в одной лодке.

— Нюх как у ищейки, — хмыкнула я. — Ты всего два дня здесь, а уже пронюхал, куда ветер дует, да?

— Вот! — Он оживился. — А ты меня ещё в конспирологии обвиняла!

— Я об этом и слова ни сказала. Просто… — я махнула рукой, глядя на пылающую пустыню. — Какая разница, кто дёргает за ниточки, если нас всех прокрутит через эту мясорубку?

— Разница в том, кому потом рога отшибать! — парировал он. — У любой мясорубки есть ручка и тот, кто её крутит!

— Знаешь, что? — бросила я, откинувшись на ящик с боеприпасами. — Хватит с меня политики. Здесь одни ломают чужие куличики, а другие делают вид, что так и должно быть…

А ведь когда-то мне доводилось слышать про фальшивого Председателя от дяди Вани, который с ностальгией вспоминал предвоенные времена. Тогда информацией по большей части владели лжецы и манипуляторы, но ложь ещё приходилось изобретать вручную. Враньё было кустарным, почти ремесленным, его транслировали карманные «лидеры мнений», но тогда редкие голоса правдоискателей всё ещё доносились над стройным гулом тех, кто транслировал чужие интересы.

С развитием технологий всё усложнилось. Сначала это были невинные шалости – дипфейки с поющими котиками, песни в исполнении мировых звёзд, которые не были ими спеты, а потом кто-то догадался, что поддельное заявление политика обрушит биржу быстрее настоящего. И понеслось. В сеть хлынули потоки заявлений, которые никто не делал, откровений и признаний, которые никто не совершал, доказательств и свидетельств несуществующих преступлений. Любой человек, оставивший свой след в сети, рисковал стать жертвой мошенников.

Мир, и без того хрупкий, захлебнулся. Одно утреннее фейковое заявление – и к вечеру экономика целого государства могла погрузиться в хаос. Банкротились целые корпорации, валюты летели в тартарары, а на окраинах вспыхивали самые настоящие войны, развязанные призраками в сети.

Противоядие, конечно, нашлось, и нейросети-детективы принялись вычислять нейросети-фальшивомонетчиков. Началась великая война алгоритмов, бесконечная, изматывающая дуэль без победителей. Правда и ложь смешались в один густой, удушливый туман, в котором можно было сойти с ума, пытаясь докопаться до сути.

— Знаешь, Ричи, — обратилась я к собеседнику. — Я бы на твоём месте вообще забыла о политике. Самые умные давно уже держатся подальше от сети. И, поверь, сетевое отшельничество идёт им на пользу.

Ричард хмыкнул, отвернулся и принялся разглядывать пылающую пустыню за бортом.

«Эра информационных фейков», — мелькнуло у меня в голове. Так это называлось. Она неожиданно вернула к жизни давно забытые ритуалы. Деловые переговоры «с глазу на глаз», которые были давным давно позабыты на фоне регулярных вирусных эпидемий, стали единственным способом заключить сделку, в которой можно быть уверенным. Рукопожатие снова стало дороже электронной подписи. Чартерные рейсы взлетели в цене, а частные перевозчики не успевали подсчитывать барыши, таская чиновников и топ-менеджеров на личные встречи через пол-Сектора…

Я старалась вылезать в сеть только по делу. Единственное, чему ещё можно было с натяжкой верить – так это география. Карты, маршруты, координаты… Сухие цифры и схемы. Всё остальное было тем самым вонючим комком из рекламы, пропаганды и бреда, который когда-то гордо именовался «Интернет». Даже исторические справки приходилось фильтровать через сито скепсиса и перекрёстных проверок – и то, без каких-то гарантий.

Как однажды, пару веков назад, сказал Джон Нейсбитт – мы тонем в информации и задыхаемся от нехватки знаний. В конечном итоге мы просто захлебнулись…

Двигатель взревел, машина подпрыгнула на насыпи и грузно ухнула на песок, а нас подкинуло в воздух. Чуть не вывалившись за борт, я стукнула кулаком по крыше кабины и прокричала:

— Полегче там, Софи! Не дрова везёшь!

Мы втроём – я, Оливер Уэст и болтун Ричард – сидели в открытом кузове, словно на раскалённой сковороде, возле обтянутых крепёжными тросами газовых баллонов, ящиков с оружием и тюков со снаряжением, а к самому горизонту тянулась оранжевая пустыня – слепящая и безжалостная. В стороне и чуть сзади мелькал в пылевом облаке второй вездеход, замыкающий пару. В его корму крепко вцепился прямоугольный бронированный прицеп на трёх парах таких же, как и у машины, двухметровых колёс. Обратным рейсом в прицепе планировалось увезти всё, что нам удастся собрать, будь то документы, научные образцы, объекты испытаний или даже ценные заложники.

Третий крытый вездеход с десятком вооружённых наёмников на борту отстал на пару километров и мчал за нами во весь опор, поднимая пыльные столбы где-то позади. Белое небо, палящая оранжевая тарелка Мю Льва, клонившаяся к горизонту, и злобный горячий ветер, бросавший в лицо горсти песка – эта троица была нашими постоянными спутниками последние двое суток, пока мы неслись на юг, в сторону лавовых полей Пироса…

На юге, прямо перед нами нависала стена бурого хаоса. Грозовой фронт пожирал небо, а ветер предвестником бури уже свистел в щелях кузова. Я включила коммуникатор:

— Софи, сколько до точки?

— Километров четыреста, не меньше. — Звонкий голос Софи Толедо, пилота головного вездехода, звучал отчётливо и бодро, словно она везла туристов на курорт. — Это впереди, о чём я подумала?

— Прямо по курсу песчаная буря, и объехать её уже не получится, фронт широкий. Вокруг совсем пусто, мы тут словно мишени не полигоне.

— Неужто ты расстроилась, что нет придорожного мотеля с бассейном и спа? — В голосе Софи звучала привычная насмешка.

— Мне хватит мягкого кресла. От твоего вождения я уже весь зад себе отбила, — заметила я.