Позади рычала и горланила стая голодных убийц. Притормозив на миг, я обернулась, прицелилась и выстрелила – одно из чудовищ, подкошенно, упало. Второй меткий выстрел подсёк другого нелюдя. Да сколько их тут?! Десятки распахнутых пастей, добрая сотня безумных бордовых глаз… А от кромки леса отделялись всё новые силуэты…

Беги, дура, беги! Нет больше вариантов! Нет их, просто беги!

Задыхаясь, я отдавала движению последние силы. Откуда-то доносился мерный гул, но я его уже не слышала – он сливался с гулом в ушах от продолжительного бега на износ, в груди лучами разгоралась боль, мои артерии сгорали в огне.

Овраг… Небольшой холм… Вперёд, вперёд… Низкие колючие кусты, высокая трава – и запах. Его источник приближался, обжигая пылающие лёгкие, наполняя их отвратительной гнилью с едва заметной приторной ноткой. Вонь гниющего мяса, которую чувствуешь уже за сотню метров – так пахнет только смерть…

Я едва сумела затормозить, пыльно прочертив подошвами по земле, и застыла на краю бескрайнего котлована. Метрах в двух внизу, насколько хватало глаз, неровным слоем были свалены тела – десятки, сотни, тысячи. Пестрившие всеми возможными цветами блеклые пятна одежды, торчащие из захоронения тут и там конечности, навсегда замершие слепые бордовые глаза, жужжание миллионов мух…

Если ад существовал, то он выглядел именно так. И этот ад, похоже, был моим, личным, персональным. Тем, который я выстрадала и заслужила…

Сёрбающие хрипы, горловой клёкот, предвкушающие сладкую человечину взрыки прямо за спиной. Обернувшись, я ткнула пистолетом в воздух перед собой. Они уже здесь – пришли за мной, чтобы отправить меня в мой ад…

Палец сам давил на курок, ствол подскакивал в руке, а в тёмном туннеле над головами мертвецов, над высокой травой, над далёким лесом, прямо поверх торчащей в небо, смолкшей навсегда покосившейся красно-белой радиомачты в воздухе парила аспидная хищная стрекоза с раздвоенным хвостом. Растопырив лапы и исторгая вниз фиолетовое пламя дюз, она висела в небесах, а из распахнутого брюха её низвергался на деревья рой чёрной жужжащей смерти.

Вот и всё, сейчас всё закончится…

Судорожными рывками втягивая в себя приторно-колючий воздух, я подняла пистолет и упёрла его в подбородок. Ещё мгновение… Сейчас… Сейчас… Страха нет! Я прощаюсь… С Софи, с Ковчегом, с призраком Марка. Прощайте. В этот раз я не промахнусь…

Всё никак не решаясь нажать на спуск, будто во сне я обречённо смотрела, как сотня мертвецов под предводительством косматого, лупоглазого, небритого здоровяка в драной бордовой рубахе несётся прямо на меня. Полубредовым видением мелькнуло на мгновение лицо Рамона – его последний смертный бой с заразой перед неминуемым поражением. Он проиграл, и я тоже проиграла. Это конец…

Мгновение спустя грузное тело врезалось в меня, всем своим весом сшибая с ног, обрушивая в котлован, в легион гниющих тел. В спину ударилось что-то податливое, резиново-упругое – и в *это* сверху меня вдавил огромный немытый монстр.

В титановое запястье с лязгом впились плотоядные зубы, саккады безумных багровых глаз, грозящих выскочить из орбит, выписывали чудовищные пируэты в сантиметрах от моего лица. С хрусткими шлепками где-то рядом в котлован сыпались всё новые мертвецы – они на четвереньках ползли ко мне, толкали и пихали друг друга оголодавшей стаей волков в борьбе за желанное мясо…

Где пистолет, в бога вашу мать?! И где мой резак?! Его нет, отобрали, обезоружили! Ничего нет! Получи, тварь, ногой, коленом… Ты не чувствуешь боли, нет! Ты можешь только рвать зубами плоть, до которой от тебя – всего лишь расстояние в мехапротез, но что я ещё могу?! Что?! Не могу я, не могу больше… Задыхаюсь…

Десятки окровавленных челюстей на цепких шарнирных руках приближались по рыхлым разлагающимся телам, и клацали, клацали, клацали гнилыми зубами… Уйди, прошу тебя, отстань и уйди… Сожрут, они сожрут меня, сожрут, слопают! Этот чудовищный, невыносимый смрад…

Вместе с десятками заражённых я рычала и кричала, обессиливающий тёмный туннель поглощал всё вокруг, беснующийся монстр тяжелел, челюсти его приближались, а воздух наполнял зудящий, шелестящий шум. Всё ближе и ближе подступали эти звуки, заволакивая уже почти невидимое небо чёрной тучей, разрезая его на мельчайшие лоскуты и проглатывая без остатка. Жужжащая и стрекочущая стая саранчи накрыла котлован, и что-то хрустко застучало по суетящимся на его поверхности телам, словно десятки пневматических молотков вбивали железнодорожные костыли в мясные туши – хрясь-хрясь-хрясь…

Сутолока вокруг меня угасала с каждым ударом, затихала, замирала, возвращая бескрайнюю открытую могилу во власть бесчисленных мух.

Хрясь! Неистовый мертвец на мне дёрнулся, коротко и недоумённо взвыл и распластался, расплылся поверх меня всем центнером своего веса. Лицом к лицу я встретилась с кровавыми озёрами его глаз, гнилостный смрад смешался с вонью немытого тела и недопереваренного мяса…

Я не могу дышать… Мне не хватает воздуха…

Мир почти сжался в точку, а я из последних сил пихнула тело, сталкивая его с себя. Ещё один жадный глоток прогорклого смрада – и силы окончательно покинули меня. Сознание, словно камень, пошло ко дну, в тёплые, смрадные волны забытья…

… Бежать… Все бежали на север. Туда, где даже мох не растёт. Где каждая ночь – русская рулетка с морозом. Где человеческий силуэт вдалеке почти наверняка означал не-человека, готового преследовать, пока не кончатся твои силы… Или пулю конфедератов. А мёртвых… мёртвых уже не хоронили. Их просто сваливали в ямы бульдозерами и прикапывали землёй, а потом и это стало роскошью. Их просто оставляли на растерзание солнцу, мухам и воронам. Словно выброшенные манекены, они заканчивали свой век на этих стихийных полигонах смерти…

… Этот нечеловеческий смрад…

Ожить… Пробудиться… Очнуться… Я отчаянно хотела проснуться. Вырваться из этого кошмара, где вонь стала осязаемой субстанцией. Открыть глаза и увидеть не бело-оранжевое небо, а стерильный потолок на далёком, чужом Ковчеге…

Разрывая слипшиеся ресницы, я приоткрыла щёлочку глаз. Бело-оранжевое небо висело сверху, мне на живот давил недвижимый мешок трупа, а внизу, подо мной что-то вяло копошилось в податливом человеческом ковре. Сбросить его с себя, скорее, скорее… Перевернуться… Поднимайся, вставай… Мехапротез был покрыт коркой свернувшейся крови, живая рука утопала, вязла в чём-то склизком. Что-то намертво прилипло к ладони…

Только не дыши носом, дыши ртом – это единственный способ не захлебнуться смрадом… Не смотри, только не смотри… Закрой на замок и не открывай глаза, иначе – сойдёшь с ума…

Мухи суетливо жужжали, потревоженные незваным вторжением в безобразный банкетный зал, в их пир. А я вслепую карабкалась на четвереньках, оскальзываясь в чём-то влажном и липком, продавливая что-то размяклое и скользкое, увязая в истлевшем на жаре, сгнившем тряпье. Дорога сквозь ад была бесконечной, невообразимой, ужасающей, я жмурилась до боли и пляшущих под веками разноцветных нитей, раскрыв рот, чтобы не дышать носом, и пропитываясь зловонием разложения, и карабкалась, карабкалась, карабкалась…

Земля под ладонями, песок… Спасительный песок утекал сквозь пальцы, сыпался в яму, но я по-пластунски лезла вверх по склону с одной только мыслью – не открывай глаза, не дыши… Не открывай глаза, старайся не дышать, а если не можешь не дышать – дыши ртом, иначе – смерть…

Быстро перебирая руками и ногами, я ползла на четвереньках вперёд, и в какой-то момент почувствовала жухлую траву. Открыв наконец глаза, сквозь слёзы и пот я увидела свои руки – они были измазаны чем-то, что невозможно было описать словами. В животе уже поднимало голову что-то холодное, зубастое; запоздалый страх подкатывал к горлу, а вместе с ним – горьким потоком к горлу подкатило всё моё нутро.

Меня рвало спазматически, отчаянно, и вся серая масса съеденной накануне каши и кусочков чего-то разноцветного вместе с желчью валилась наружу, на песок, забрызгивая грязные руки. Тело пронзали ознобы, пот струился по коже ручьями, а время застыло на месте…