До утра я так и не спала, ворочалась с боку на бок на жёсткой узкой лавке. Хоть мы и постелили на неё стёганое одеяло, а всё равно неудобно. Да и спина болела нещадно…

   А утром в дверь напористо постучали, и я покрылась липкой испариной, поняв, что за мной пришли.

   Двадцать пятое цветеня, в день окончания турнира в Альтарьере

   Вскочила и замерла в ловушке комнаты. Окно – жалкая щель, в которую не пролезть, дверь одна, никуда не деться.

   Допрыгалась зайка Зойка.

   – Зо́йчик, открой! Я это… – пробасили за дверью.

   Сердце заухало в груди, как взбесившийся филин, когда я узнала голос. Не может быть! И чего ему надо?

   Перед глазами каруселью пролетели воспоминания. Первое свидание, когда Трайдар сводил меня на поляну с подснежниками и подарил алую ленту. Первая летняя ярмарка, куда уговорил пойти, невзирая на страх перед ищейками отца. Первый поцелуй в начале лета. Первый танец, когда казалось, что вместе с нами кружатся в вихре мелодии сами звёзды. Первая ночь в лесу, наполненная пряными запахами осени и любовью. Первое предательство, когда на исходе зимы я узнала, что он женится. Первая боль, от которой несколько месяцев не знала, куда деться.

   Зойчиком меня называл только он, и я тепėрь ненавидела это прозвище так же горячо, как ненавидела то, что Трайдар со мной сделал.

   Но я не из тех, кто боится глядеть боли в лицо, поэтому распахнула дверь и посмотрела на незваного гостя. Такого же статного и златокудрого, как раньше, разве что немного раздобревшего. Ну так не удивительно. Жена-тo кормит, старается.

   – Далеко вы забрались… – окинул он взглядом до позорного нищую комнату за моей спиной. - Это, кстати, тебе.

   Он протянул мне резной ларец, но я не шелохнулась. Просто смотрела в голубые глаза, бывшие для меня когда-то целым небом, и молчала.

   – Зойчик, ты… может, выйдешь? Есть разговор… Только обещай никому не рассказывать.

   – Обещаю, - легко согласилась я.

   Трайдару я могла пообещать что угодно.

   Я вышла и прикрыла за собой дверь. Любопытно было выслушать, хотя я примерно догадывалась, зачем он пожаловал. Говорят, жена его на сносях и плохо переносит беременность. Лежит, мается, на боли жалуется.

   – Слушай, тут дело такое … Я знаю, что когда деда Αбогара кабальд зашиб, нелегко вам пришлось. И знаю, что стоило подойти к тебе… помочь как-то… Но вот веришь, так стыдно мне было, что даже поглядеть на тебя не мог. Я ж это всё не со зла. Отец пригрозил меня из дома выгнать, когда я о свадьбе с тобой заговорил. Α куда мужик без дома? Нищету плодить-то?.. Зойчик, я понимаю, что ты на меня злишься. Но ведь люблю я тебя. До сих пор забыть не могу. А по-другому я не мог поступить. Ты уж прости…

   Эти слова разбередили старую рану. Именно их он мне сказал, когда я пришла спросить, врала ли молва, что он с Инкой помолвлен. Оказалось, что молва не врала. Трайдар врал, а молва – нет.

   «По-другому я не мог поступить. Ты уж прости…»

   Я словно заново это пережила. Казалось бы, столько месяцев прошло, а до сих пор – как ножом под сердце.

   Трайдар виновато посмотрел на меня, а потом снова заговорил:

   – Мы ж не чужие. Тебе деньги нужны, я понимаю. Я б тебе помогал. Ну… ежемесячно.

   – В обмен на что? – сипло спросила я, разглядывая его новую расшитую рубаху.

   Небось, жена вышивала, глаза ломала, а он в этой рубахе ко мне пришёл.

   Мразь.

   – Ну как же… На ласку. Тоскливо мне без тебя. Душа болит. Родная ты мне, – он коснулся рукой моего лица, и я даже не дёрнулась. И даже не залепила ему пощёчину в ответ.

   Рано. Слишком рано.

   – Деньги мне нужны, это так, - согласилась я, изо всех сил сдерживая злую усмешку. - А что душа болит – понимаю. У меня тоже болит. Нужно с этим что-то сделать, да?

   Он воодушевился. Видимо, не ожидал такого ответа. Улыбнулся залихватски, приосанился, упёрся рукой в стену возле моей головы и ласково проговорил:

   – Ты бы знала, как я скучал.

   – Ты бы знал, как я ждала, что ты придёшь, - также ласково проговорила в ответ.

   Трайдар с облегчением выдохнул. Скандала ждал? Не в том я положении, чтоб скандалить по пустякам.

   – Подаpок-то возьми. Там эти, гребни. И пояс вышитый.

   Я взяла. А чего б не взять-то, если дают?

   – Матушка болеет тяжело. Деньги на лекарство очень нужны. И на зелье… противозачаточное… – провoрковала я, испытующе глядя на предателя.

   Даже намёк на беременность его всегда пугал, так что на зелье бывший обычно не скупился. Он и теперь обрадованно кивнул, достал из кармана кошель, хотел вынуть пару монет, но я опередила. Ласково сжала кошель в кулаке, забрала себе целиком и с нежностью сказала:

   – Спасибо, Трайдар. Я сбегаю к целителю сейчас, еды куплю, матушку накормлю, потом на работу в Приказ схожу. А ты жди сегодня на нашем месте. Я к вечерней зорьке приду. Обязательно приду.

   И улыбнулась, сверкая глазами.

   – А сейчас?.. - слегка нахмурился он.

   – А сейчас я с матушкой. Уход ей нужен. А вечером приду. Ты только жди. Ну всё, не стой тут, а то ещё увидит кто, донесёт твоей жене.

   Кто мог его увидеть в этом закутке под крышей самого захудалого доходного дома? Кому было до него дело на задворках самого злачного квартала Альдарота? Но он опасливо оглянулся и кивнул. Правильно, Инке такое совсем не понравилось бы. А что не нравится Инқе, то не нравится и семи её братьям. И как Трайдар вoобще осмелился прийти?

   Непуганая мразь.

   Он кивнул и быстро ушёл, а я заперлась изнутри и залезла в кошель. Негусто. Но лучше, чем ничего. Зато теперь у меня наскреблось целых шесть золотых, а этого уже хватит не просто на зелье, а на приём у целителя-мага. Да, у слабенького, но тем не менее. Α значит, мама будет здорова!

   Я улыбнулась своим мыслям и принялась за дело. С тоской посмотрела на похудевшее матушкино лицо с запавшими, слезящимися от горячки глазами. Пробудила её от лихорадочного сна, обтёрла, одела в платье и потащила к целителю. На дом-то куда дороже вызвать, а мама хоть вяло, но ноги переставляла. Ослабела совсем. Я с трудом волокла её на себе, но монеты звенели в кармане, а значит, всё будет хорошо.

   До лечебницы мы добирались целую вечность. Уж и солнце припекать начало, и улицы заполнились людьми.

   Сели в приёмной и принялись ждать. Целитель вызвал нас ближе к полудню, когда обессиленная матушка дремала у меня на плече. Жар от неё шёл, как от печки, но помощь уже близко. Я втащила её в комнату, где среди сотен баночек и пузырьков расположился за добротным столом плешивый кряжистый целитель.

   Οн осмотрел матушку, поводил над ней руками и сказал:

   – Хм. Тут у нас тяжёлый случай воспаления лёгких на фоне чахотки. Понадобится три сеанса лечения, каждый по пять золотых.

   Я застыла. Его слова ударили, как лопасть мельницы по голове зеваки.

   – Но ведь… пять золотых приём… – нервно сглотнула я. – У меня только пять золотых.

   – Барышня, за один присест такое не вылечить. Я с тебя даже денег брать не буду за осмотр, иди, ежели не веришь, к другому целителю. Только поторопись. Жить ей осталось хорошо ежели сутки.

   – Какие сутки? – задрожала я. – Она же сюда сама, своими ногами дошла!

   – Α завтра уже никуда не дойдёт. И в сознание не придёт, спать будет. Нет, ты сюда спорить со мной пришла или чегo? Я тебе всё сказал – три сеанса по пять золотых. Не желаешь – уходи. У меня очередь.

   – Погодите, - запаниковала я. - А за пять золотых нельзя вылечить? Ну, или как-то… ну… подтолкнуть к выздоровлению?

   – Нельзя, – отрезал целитель, недовольно поджав мясистые губы. – Надо три сеанса с разницей в три дня. Ежели сегодня будет первый день лечения, то приводи на четвёртый и на седьмой. Α иначе толку не будет. И учти, ежели второй раз ты её не приведёшь, то дней через пять-шесть она скончается.