Данила подошёл вплотную, мягко обхватил меня руками и прижал к себе.

— А ещё у меня невыносимо болит плечо… И мне негде спать…

— Это всего лишь вывих, сейчас вправим, — приговаривал Данила, поглаживая меня по спине. — Будешь как новая – и пойдём дальше.

И в этот момент я не выдержала, напряжение последних дней хлынуло наружу потоком слёз. Я уткнулась в его джемпер и отчаянно зарыдала…

* * *

— На вот, держи, — сказал Данила, протягивая мне жестяную тарелку, на которой дымился сочащийся кусок жареной рыбы и пара ломтей ржаного хлеба.

— Наконец-то, нормальная еда! — обрадовалась я, потирая ладони.

Небольшой уютный костерок прямо посреди полуразрушенного строения согревал и придавал благоустроенность хлипким развалинам дома. В решётке-гриль, установленной поперёк рогатин, дожаривались куски желтоватого филе, а Данила тем временем разливал из термоса горячий чай. Жестяная кружка оказалась рядом со мной, я жадно впилась зубами в мясо. Кажется, это мясо было лучшим в мире…

Привычно затарахтела лежащая рядом рация. Элли! Торопливо проглотив недожёванный кусок, я схватила передатчик и приняла вызов.

— Есть на чём записать? — без предисловий поинтересовалась она.

— Сейчас, погоди минутку… — Порывистым дыханием охлаждая обожжённое горло, я протянула руку в сторону своего попутчика. — У тебя есть бумажка с ручкой?

— Карандаш сгодится? — спросил немногословный Данила.

Я кивнула. Данила вынул из глубин лежащей комком куртки маленький потёртый блокнотик и огрызок карандаша.

— Пишу, — сказала я, прижимая рацию к ноющему после вывиха плечу.

— Рефат Азанчеев. Живёт в Инга-Кали на Риббон-стрит, двенадцать, семьдесят один. Служил в пехоте, после отставки исчез с радаров, а всплыл официально только после завершения активной фазы конфликта. Ты уже и сама знаешь, что это точно твой клиент… Герхард Нойманн… Можешь вычеркнуть… — Секундная пауза, шорох бумаги. — Хусам Тамим, Эсбо, улица Космофлота, сто десять, частный дом… Джереми Янгон, Бивер-Стоун, один, тридцать… Армин Ваймес… С этим сложнее, он пропал без вести…

Элизабет диктовала имена и адреса, а я записывала. Закончив перечислять подонков и убийц, она выдохнула и сказала:

— Пока всё. Возможно, список пополнится. Твою энергию нужно направить в верное русло. Только чтобы без невинных жертв, иначе все они лягут камнем на моей совести.

— Я сделаю всё, что смогу, — сказала я.

— Завтра утром в интернате под своим матрасом найдёшь конверт с фотографиями. У меня всё. Конец связи.

Стилл отключилась. Девять имён. Девять мест, где я с высокой долей вероятности могла найти этих существ, семеро из которых всё ещё оставались на Каптейне. Я перечитывала адреса и имена, и с каждой строчкой во мне зрели уверенность и спокойствие…

Теперь у меня было всё, что нужно – имена, местоположения, транспорт, оружие… Я была готова сорваться в смертоносный вояж по региону, чтобы острым лезвием вершить правосудие – жестоко, без оглядки, без разбора. Так и только так я могла задушить в себе чувства стыда и бессилия – ненавистью. Залить кровью.

— Ты уже отправляешься? — полюбопытствовал Данила, слышавший весь наш разговор.

— Надо бы, — выключив коммуникатор, ответила я.

— Я могу помочь тебе немного, достать пару вещей. Например, патроны пятого калибра вот для этой штуки. — Он показал на карабин.

— Ты что угодно можешь достать? — вопросила я и принялась загибать пальцы, не особо, впрочем, рассчитывая: — Спальный мешок, сухофрукты, бронежилет… Зарядник для рации, кое-какая одежда… Набор хирургических инструментов…

По мере того, как я фантазировала о том, как буду расправляться с жертвами, я перечисляла нужные мне предметы, а брови Данилы поднимались, пока не застыли в крайней степени удивления. Наконец, я закончила, а он сказал:

— Спальник сперва.

— И подушку с пухом, — добавила я.

— Ты решила объявить миру войну, — заметил Данила. — Я только об одном спрошу. Ты согласна довериться ей? Отвечать сразу необязательно.

Вопрос доверия… А ведь это, наверное, самый важный из вопросов. Начав их задавать, рискуешь завязнуть в сомнениях. Но сейчас мне было явно не до них, я обязана была показать результат. Прежде всего самой себе.

— И ещё… — Я помедлила в нерешительности.

— Я так надеялся, что обойдётся без этого, — разочарованно протянул он.

— Если я не буду эффективной, я рискую не добиться результата…

— За каким чёртом тебе эта дрянь сдалась? — Встретив мой умоляющий взгляд, он почесал затылок и вздохнул. — Да уж, без него ты несколько недель потеряешь на отходняках. А дела не ждут, верно?

Я молча кивнула. Было понятно, что я загнана в угол, но сдаваться я не собиралась. И я не представляла, что делала бы без случайно встреченного человека, сидящего напротив…

— Прежде чем ты взвалишь на себя эту ношу, скажи… — попросила я. — Зачем это тебе? Возвращаешь долг, которого нет?

Он пожал плечами, пару секунд посмотрел себе под ноги и сказал:

— Я вообще верю в правду. И хочу, чтобы она была сильнее.

— И поэтому вписываешься в какие-то сомнительные разборки с мутными людьми, — заметила я.

— А знаешь, как правду опознать? Правда тогда, когда человек весь в этом. Ему некогда скрывать или утаивать что-то, а это можно определить даже по голосу. Эта твоя тёзка верит в то, что говорит…

… Снаружи о стальную обшивку гермодвери яростно колотились мирметеры. Надо мной нависла чёрная тень, и я подняла голову. Закованный в тяжёлую броню боец снял шлем, стянул с лица подшлемник, и я узнала Рамона. Глядя на меня, он в недоумении хлопал глазами и тёр лысину массивной перчаткой, словно силясь понять, сон это или ещё явь.

— Лиза?! — удивлённо взрыкнул он наконец. Мирметеры, услышав его, забарабанили в дверь ещё более настойчиво. — Неужто ты решила заглянуть к нам на сиесту?

Наконец, впервые за долгое время я улыбнулась. Почему-то показалось, что вымученно и устало.

— Меня даже камеры не опознают, а ты вот узнал. Молодец.

— Уж если кого и может занести к чёрту на куличики, так это тебя, — заявил он и уселся на полу рядом со мной. — Мне нравились твои скулы, не нужно было их подрезать. Но ты лучше скажи, как и почему ты тут оказалась, дьявол тебя дери?!

— Мы – вторая экспедиция, — ответила я и поморщилась от тёплого запаха наполовину переваренной пищи и накатившего приступа мигрени. — Альберт послал нас следом за вами, но беспокоиться, как погляжу, вовсе не о чем. Ты просто выключил телефон и решил немного подработать в этом прекрасном заведении.

— Ты про это? — Рамон оглядел свою форменную броню штурмовика Конфедерации. — Она казённая, а жаль…

— И всё-таки, что у вас произошло? — Я изучающе смотрела на него, сопоставляя Рамона с ним же самим, только двухлетней давности.

— Мы с ребятами выследили эту лабу, а потом вернулись обратно и встали лагерем на ночлег, чтобы подумать, что делать дальше. — Взгляд моего тренера и наставника стал отрешённым, он погружался в воспоминания. — Островок совершенно неприступный, но, как казалось, абсолютно пустой. Мы никого и ничего не выследили за целые сутки, а потом отправились обратно к лагерю на ночёвку. А посредь ночи, когда мы уснули, эти твари приземлились на помойку, чтобы полакомиться объедками. Их было буквально пара-тройка, и нам удалось отпугнуть их без потерь. Но лично мне было понятно, что они ещё вернутся, поэтому я отдал приказ о перемещении, и мы спустились с горы вниз…

— Один из ваших багги сломан, я видела масляную лужу, — вспомнила я. — Но второй-то должен быть на ходу. Почему вы пошли пешком?

— Мы собрали из двух машин одну, но она так и не завелась, чёртов песок забил всё. — Рамон с досадой махнул рукой. — Насекомые затихарились, а мы решили попытать счастья здесь, у лаборатории, ведь звать на помощь было больше некого. На месте могла родиться идея, как пересечь каньон. Но мы попали в полную задницу, да ещё на открытой местности… Я потерял троих бойцов, а Василий нас спас. Вчера Родригес умер от кровопотери, и из нашей группы остался только я…