— Вот. — Она поставила устройство на стол. — Дедушка давал его мне поиграть, но теперь он точно нам пригодится.

— Какая же ты умница, — улыбнулась я. — Что бы я без тебя делала?..

Вновь отправив Алису собираться в дорогу, я вышла на крыльцо с намерением посмотреть, что может стучать в подвеске. Вопреки ожиданиям, вокруг не было ни единой души – ни живой, ни мёртвой. Лёгкий освежающий ветерок играл высокой травой, а где-то в отдалении, похоже, стрекотал вертолёт. Звук его всё отдалялся, пока не стих совсем, но его отголосок напомнил мне о том, что мы здесь всё же были не одни.

Я завела «Носорога» и вывернула колёса, чтобы добраться до переднего моста. Присев на корточки, я вглядывалась в лабиринт рычагов и амортизаторов. Всё выглядело целым, никаких видимых трещин, люфтов, подтёков. А тот предательский стук… будто испарился. Это было даже хуже, чем найти явную поломку. Потому что невидимая угроза всегда опаснее известной.

Затем я решила проверить сарай и обнаружила в нём всякую всячину, от старой мебели и садовых инструментов до неприкосновенного запаса дров и целого арсенала банок со всякой лакокрасочной химией. Бензин в помещении я не нашла, зато слила из оставленной снаружи машины добрые два десятка литров.

Я вернулась в дом, помогла Алисе перетащить плюшевых компаньонов в кузов и сгребла в сумку оставшиеся вещи. Мы погрузились в салон, пахнущий теперь не смертью, а бытовой химией. Двигатель ровно и уверенно рокотал. «Райно» плавно тронулся с места, оставляя за спиной одинокий дом на пустынном поле. Не приют. Не убежище. Просто ещё одна точка на карте, которую мы посетили по дороге к новой надежде. Или к новому разочарованию…

* * *

Мы двигались вперёд. Вымершие дороги, заросшие поля по сторонам и брошенные поперёк проезжей части автомобили – таким стал мой мир. Редкие придорожные мотели и заправки превратились в кладбища, от которых за нами пускались в погоню бывшие люди, скалясь и протягивая жадные крючковатые руки. Тёплый ветер, пахнущий тленом, врывался в окно и трепал мои волосы. Алиса же, уткнувшись в одну из своих книг, всю дорогу неотрывно читала.

— Ну как, вы с мишкой уладили вопросы? — спросила я, взглянув на девочку.

— Какие? — Выпав из чтения, она нахмурилась.

— Вчерашние вопросы с леденцом.

— Как мы могли с ним уладить вопросы? — недоумённо вопросила она. — Он же неживой!

— А я думаю, что всё как раз наоборот, — Я задумчиво почесала подбородок. — Что человек способен наделить душой и жизнью всё, что угодно. Камень, дерево, кусок ткани. Мы так устроены – нам нужно одушевлять мир вокруг, чтобы не сойти с ума от одиночества. А мишка… Он просто немой. Он ограничен в своём плюшевом теле, у него нет голоса, чтобы ответить. Но это не значит, что он не слышит и не чувствует.

— Разве ему есть чем чувствовать? — риторически спросила Алиса. — Он же плюшевый, и мозг у него тоже плюшевый.

Снисходительно посмотрев на меня, она вновь погрузилась в чтение. Хмыкнув, я отвернулась на дорогу. Краем глаза в какой-то момент я заметила, как Алиса, которая так всё время и держала на коленях медведя, сделала вид, что отвернулась к окну, а сама склонилась к нему и прошептала что-то совсем уж неслышно …

* * *

Полями объехав Эсперу по дуге, мы подбирались к окраине городка, к огромной асфальтированной парковке. Согласно радиотрансляции, лагерь для беженцев был разбит именно на стоянке. Неровная холмистая гряда проплывала в стороне, а почти сразу за ней начиналась окраина этой самой площадки. В сотне метров впереди гряда обрывалась и сменялась молочно-белым небом, и когда джип докатился до края гребня я нажала на педаль тормоза.

— Оскар, сиди здесь, — приказала я, и собака послушно присела. — Алиса, выходи только после меня.

Оглянувшись по сторонам, я убедилась в том, что вокруг чисто, и выбралась из машины на траву. Несколько шагов вверх по склону холма – и я лежу в зарослях на его верхушке. С шелестом плюхнувшись рядом со мной, Алиса припала к своему биноклю.

— Вон там стоят палатки, — сказала она, глядя в направлении сетчатого забора, протянутого вдоль обширной, почти бесконечной бетонной площадки.

Многочисленные зелёные навершия армейских тентов пестрили вдали, но было очень тихо – ни голосов, ни шума двигателей. Среди тентов виднелись пара военных грузовиков, торчала передвижная радиомачта, а в канаве, опоясывающей лагерь, валялись беспорядочные кучи мусора. Алиса вдруг едва заметно всхлипнула и судорожно втянула носом воздух.

— Ты что-то видишь? — спросила я.

— Больные, — прошептала она и сунула бинокль мне в руки.

За сетчатым забором, между зелёных армейских палаток, бродили они. Неспеша, поодиночке, сталкиваясь и расходясь, словно потерянные марионетки. Ни криков, ни стонов – только сухой шелест волочащихся ног по бетону, который было слышно даже отсюда.

Кладбищенская тишина, в которой чёрные птицы на небе были единственными живыми существами. Бинокль наткнулся на что-то возле одной из палаток. На земле валялась детская кукла, безмятежно глядящая в молочно-белое небо.

Вне периметра тоже скитались доходяги – то исчезая, то появляясь, их головы мелькали в высоких зарослях кочковатого поля.

— Если здесь и есть дедушка, то он уже один из них, — выдавила из себя Алиса.

— Он может быть где угодно, в любом безопасном месте.

Эта чума, скорее всего, уже сожрала все места скопления людей. По страшной иронии самым безопасным местом был именно дом дедушки. Где его самого не оказалось.

— Может, поедем в другой лагерь? — спросила девочка, с надеждой глядя на меня.

— Как бы мне ни хотелось, боюсь, что это невозможно. Чтобы объехать, а уж тем более обыскать все лагеря, уйдёт целый год, и это будет чертовски опасно…

Надежда в её лице буквально на глазах сменялась отчаянием – тем, о котором она знала изначально, но не хотела в него верить… И я сделала единственно возможное – обняла девочку и прижала к себе. Она тихо подрагивала в моих объятиях, а я смотрела на силуэты в отдалении и думала о том, как же такое могло произойти. Как вообще всё это возможно?

Мы, люди, высунулись из своей скорлупы, в которой ютились столетиями. Сделали робкий шаг за порог – и тут же столкнулись лицом к лицу с чем-то чудовищным. Раньше я бы сказала – мы заслужили это. Что человечество само накликало на себя все катаклизмы, все эти «десять казней египетских» в виде войн, Чёрных сфер и вирусов. Мы веками убивали – не для еды, не для защиты, а из любопытства. Чтобы «разобрать и посмотреть». Чтобы завладеть чем-то чужим. Или просто посмотреть, как уходит жизнь.

«Но они?» — Я смотрела на бредущие в отдалении тени. — «Они ходили, говорили и работали, ковырялись в носу и обнимали своих детей. Строили планы, думали, мечтали. Эти, что бессмысленно бродили теперь по полям… В чём их вина? Почему они должны были разделить эту кармическую расплату с теми, кто творил зло? И чем, в конце концов, провинился этот ребёнок, что дрожит у меня на груди? Чем он-то заслужил этот ад?»

— Поехали отсюда, — сказала я.

— Куда? — обессиленно простонала Алиса. Голос её был пустым, выгоревшим.

— На восток, к морю. Туда, куда шёл Лео. Доберёмся до воды, найдём лодку. И уплывём. Будем ждать, когда всё это закончится. Когда весь этот кошмар передохнет от голода. Хорошо?

Я не ждала ответа. Это был не вопрос, а приказ. Себе.

Алиса подняла заплаканное лицо и вновь уткнулась мне в джемпер.

Куда мы поплывём? Остались ли ещё на этой планете безопасные места? Я не знала. Моя фантазия отказывалась рисовать уцелевшие острова, но это было неважно. Потому что теперь у меня был не просто пункт на карте. У меня был курс, и этого было достаточно, чтобы двигаться вперёд…

Дорога виляла между заброшенных ферм, то взбираясь на пологие холмы, то ныряя в лощины, заросшие бурьяном. Я вела «Райно» почти на ощупь, стараясь объезжать крупные выбоины, но на очередном подъёме переднее левое колесо жёстко ударилось о скрытую травой кочку. Раздался глухой удар, и машина кособоко подпрыгнула.