Впереди снова была неизвестность. Но теперь я буду в ней не одна.

— Алиса, — позвала я, прислушиваясь к утихающей боли в спине и постепенно усмиряя дыхание после пережитого шока. — Ты просто молодец.

— Вы так думаете? — тихо спросила она. — Я очень испугалась, и они чуть не достали нас.

— Напротив, ты очень смелая.

— Честно?

— Мы с тобой теперь боевые подруги. — Я взглянула на неё, и в её глазах поймала что-то новое – хрупкую ниточку доверия. — Так что давай на «ты». Договорились?

— Договорились, — она кивнула, и на лице её наконец дрогнула первая за всё это время настоящая, робкая улыбка…

Спустя некоторое время, когда Спинетта оказалась позади, Алиса вновь ушла в себя. Она почти всю дорогу молчала, тиская мягкого белоснежного медведя, и отсутствующе глядела в окно на проползавшие мимо пейзажи.

Я поглядывала на дорогу и перебирала частоты радиоприёмника в поисках хоть какого-то сигнала, и наконец нашла его. Уже знакомый женский голос, вязкий и гипнотический, пробивался сквозь помехи, зачитывая свою жуткую проповедь:

… — Разница в одном – они увидели это не через свет Божий, а так, как я учу вас. Я учу вас видеть свет Божий и пониманию Божьему, потому что, когда вы увидите лицо Бога, вы умрёте. И от вас ничего не останется, кроме божественного мужчины или божественной женщины или божественного дитя… День и ночь молитва будет на устах ваших, будет литься песнь Юбилея в ожидании вашего Короля, и более ничего вы не станете искать в этом мире. Кроме вашего Бога. Ибо всё это сон. Сон в смерти…

Больших усилий мне стоило щёлкнуть тумблером, разрывая паутины этих слов.

— И это приносит кому-то облегчение?

— Похоже на гипноз, — подала голос Алиса впервые за полчаса. — Он тоже когда-то задумывался, как лекарство. Только не для тела, а для души…

Встрепенувшись, она принялась копаться в рюкзаке у своих ног. Через мгновение на коленях у неё уже лежала карта, в подстаканнике устроился компас, а в тонких пальцах замерли линейка с карандашом. Сжимая его тонкими пальцами, она выводила на карте наш путь. Потом долго шептала что-то, считая.

— Четыреста девяносто. — С сосредоточенным лицом она повернулась ко мне, блеснули синие глаза, озарённые косыми лучами звезды. — Здесь очень много мест, где можно проехать через поля.

— В стороне от дороги?

— И мимо городов и деревень. Только один раз придётся выехать на дорогу, чтобы пересечь реку.

— Таракоа? — уточнила я, и Алиса кивнула.

Таракоа – самая полноводная река Пироса, которая брала своё начало на юго-западных холмах, извилистой змеёй пересекала почти всю Сонору и уходила в разлом, где исчезала в сети каньонов и котловин, по колено наполняя их мутной грязной водицей. Река жизни, которая питала добрую половину сельхозугодий региона.

— Лучше проехать через дамбу Эль Ремансо, — заметила девочка. — Есть ещё мост, но это далёкий объезд.

— Ну что ж, на этой машине мы можем ехать и без дороги. — Я опустила взгляд на панель за «баранкой» массивного джипа. — Но сейчас лучше поискать какую-нибудь отдалённую заправку. Судя по расходомеру, ехать нам осталось впятеро меньше, чем до твоего дедушки…

Пересечённая местность и узкие разбитые дороги сменяли друг друга, пока мы двигались на юго-восток, постоянно сверяясь с картой. Мотор мерно гудел, машина катилась сквозь поля по жухлому степному разнотравью, то сходя с сетки просёлочных дорог, то ненадолго возвращаясь на колею. Редкие акации размечали огромные пространства, поросшие сорняком. Местами среди хрустящей степной травы попадалась символическая деревянная изгородь или покосившаяся бытовка, но за всю дорогу мы так и не встретили ни единой живой души.

По пути иногда попадались брошенные легковушки, но все они были выжаты досуха, а из открытых горловин топливных баков уже давно выветрились последние пары бензина. Покрытые слоем песочной пыли, машины на сдутых шинах распластали свои раскрытые двери, словно крылья погибших птиц.

Иногда в самых неожиданных местах лежали пыльные тела. Вдали, за канавами, проплывали тёмные силуэты. Скособеченные, с безвольно опущенными руками, они метались по степи, словно марионетки с перерезанными нитями, а когда видели машину, устремлялись в самоотверженную погоню, пока не отставали и не скрывались позади за очередным пригорком…

— Лиза, а какие правила у тебя? — вдруг спросила девочка.

— Правила? — Я на секунду задумалась, глядя на бесконечную степь впереди. — Самое главное… Если упала – вставай. Всегда. Даже если кажется, что все кости сломаны. Даже если нет сил дышать. Вставай и иди. Не можешь встать – ползи. Только не останавливайся.

— Никогда? — Её взгляд стал пристальным, изучающим.

Похоже, это был экзамен.

— Пока можешь и даже если совсем не хочешь… Ведь остановиться – это согласиться на смерть. А другое правило… Если драка неизбежна, бей первой. Не жди, пока тебя прижмут к стене. Бей на опережение.

— Папа говорил, что от этого одни проблемы.

— Твой папа – хороший человек. Но мир сейчас стал другим, и в нём выживают не хорошие, а быстрые. Все остальные правила… — я махнула рукой, — их можно гнуть и ломать. Жизнь всё равно заставит. А эти два – нет.

— Взрослые всегда так? — В её голосе прозвучала не детская усталость. — Говорят одно, а делают другое? Нарушают свои же правила?

— Мы просто устаём, Алиса. И иногда правила становятся слишком тяжёлыми, чтобы нести их дальше.

Проницательные синие глаза изучали меня.

— А у тебя есть правило… ни к кому не привязываться? — Её тихий голос был похож на укол булавкой.

Сердце сжалось. Никому не верь. Ни к кому не прикипай. Ударили по щеке – оторви голову… Нет, о таком с ней говорить нельзя. Эти правила были ядом. Они помогали выжить, но выедали душу изнутри. А что касается слов… Каждое слово, предназначенное ребёнку, должно быть взвешено. Каждая фраза – выверена до мелочей.

— Я думаю, нам пора завести собственные правила, — сказала я.

— Какие? — В голосе звучало такое доверие, что становилось страшно.

— Например… если нашёл того, кто не бросил тебя в беде, держись за него изо всех сил.

— Мне повезло, что ты пришла, — сказала Алиса, и в её словах была не просто благодарность, а мольба.

— И мне повезло, что ты открыла дверь. — Я на мгновение отвела взгляд от дороги, чтобы встретиться с её глазами. — Одна я бы, наверное, уже сошла с ума. Или просто сдалась.

— А теперь не сдашься?

— Теперь нет. Теперь у меня есть ради кого вставать… А всё-таки ловко мы с тобой удрали, — перевела я тему.

— Ты хорошо владеешь пистолетом, — констатировала девочка. — Настолько, что тебе даже не приходится стрелять.

— Пистолеты всегда были моим коньком, — призналась я. — Наверное, из-за их лёгкости и удобства.

— Но арбалет лучше, — протянула Алиса задумчиво. — Хотя, к нему ещё нужно привыкнуть.

Затем она выудила из рюкзака на свет рубиновый компакт-кристалл и вставила его в приборную панель.

— А это ещё что? — поинтересовалась я.

— Это папина музыка, — ответила девочка. — Тут ещё сказки, аудиокниги. Много всего, чтобы было нескучно в дороге. Мы всегда что-нибудь слушаем, когда куда-то ездим.

Несколько секунд тишины сменились гитарным напевом. Откуда-то издалека он неторопливо лился вместе с мягкими, деликатными ударными. Вкрадчивый и мелодичный мужской голос запел:

Кровь городов в сердце дождя,

Песни звёзд у земли на устах,

Радость и грусть, смех и печаль –

Всё в наших руках…

Эта мелодия родилась в другом мире, в другую эпоху. У тех людей были другие заботы, они гнались за каким-то своим, неведомым нам счастьем. Бессмертная песня путешествовала по носителям информации, кочевала по мирам и по аудиосистемам, и наконец добралась сюда, вплыла в салон машины, движущейся через пустоши.

… Визг тормозов, музыка крыш,

Выбор смерти на свой риск и страх,