Танатос позволил себе на миг прикрыть глаза.

-

Сумей спрятаться, Ли.

Умоляю. Видишь, до чего я готов опуститься? Я готов умолять.

Спрячься, отступи, спасай свою жизнь. Это ведь разумно, особенно когда дело доходит до таких, как они... как мы. Я ничего не могу сделать, но ты можешь убежать. Это ведь человеческий инстинкт. Ты всегда так любила жизнь, а значит...

Убегай, спрячься.

Тогда я сделаю вид, что не вижу тебя. Я изо всех сил постараюсь тебя не найти

— Нам некуда бежать, — сказала Ли спокойно, — и отступать тоже некуда. Это тот факт, который нужно просто принять. Мы, бойцы космического флота Гвады, исполним свой долг, каким бы он ни был.

— Хрень собачья! Почему умирать должны мы?! — Ив был зол. Но это, конечно, напускное: страх и беспомощность заставляют людей думать, будто они злятся. Это просто норма. Особенно в таких обстоятельствах. А Ив… Ив очень молод. Двадцать два — разве это возраст, по каким угодно меркам? Ему бы по свиданиям бегать, в вирт-игры резаться и сдавать экзамены в институте. Но он здесь, сейчас… Проклятые, несправедливые времена, в которые им выпало жить. И с этим уже ничего не поделаешь.

Мальчишка зарывался. И нарывался. Но Ли не спешила отправлять его в карцер или наказывать, не хотела спешить с этим.

Они все устали. Такое время.

— Боюсь, вопрос “почему” уже не релевантен, — сказала она спокойно. — Так случилось, Ив. Мы здесь и сейчас. Никто не хочет умирать, что всего лишь нормально. Но у нас вопрос стоит очень просто: кто-то должен попробовать прикрыть отход оставшихся сил. Выбор пал на нас, потому что такова военная целесообразность. Точка.

— Знаете, где я видел такую целесообразность?!

— Ив, ты переходишь границы.

— Мне уже плевать! Мне там умирать!..

— Если тебя это утешит, то мне тоже. И я буду прямо перед тобой, вести крыло в атаку и делать всё, чтобы спасти как можно больше наших. Если тебе этого мало… что же, значит, ты неправильно выбрал себе судьбу. Или ты не сам записался в добровольцы?..

Лиана примерно представляла себе этот процесс, впрочем. Как ни крути, военные агитки всегда имели мало общего с действительностью; это, можно сказать, правило на века.

— Они засунули нас сюда и хотят использовать, как пушечное мясо! Это несправедливо!

— Война вообще не про справедливость. Как и жизнь в целом, — отрезала Ли. — К сожалению, возможно, но это не то, что мы можем изменить. Так что — отставить разговоры! Возьмите себя в руки, пилот Ив. Подготовь машину к вылету, напиши письмо для матери, прочисти мысли. Просто помни: у нас есть важная работа, которую мы должны сделать хорошо. У нас за спиной наши товарищи, которых надо спасти, и вся Гвада, которой угрожает катастрофа. У нас приказ. Ты сможешь отступить сейчас? Сможешь это всё предать? Обдумай ответ, обдумай внимательно, и реши для себя, кто ты. Реши, чего стоит или не стоит твоя жизнь. И пойми для себя, сможешь ли ты лететь. Мне не нужны на этом задании чужие сомнения и метания. Мне нужны люди, которые понимают свою ответственность и сделают свою работу. Сделают хорошо, несмотря ни на что. Я ясно выражаюсь?

Он молчал, смотрел, тяжело дыша. Ли видела, как злость сменяется более честными и уместными эмоциями: горечью, беспомощностью, страхом и болью.

— Я ясно выражаюсь? — повторила она громче.

Бросив что-то сквозь стиснутые зубы, он шагнул прочь.

— Да, капитан, — напомнила Ли стальным тоном.

Он застыл.

— Да, капитан, — всё же повторил он.

— Свободен.

Ли мрачно проследила, как парень уходит, и скосила глаза на старпома. Тот с умеренной достоверностью изображал всё это время дрёму.

— Скажи уже это, — предложила она устало.

— Что именно сказать-то? Ты уточняй, кэп. Мы — народ подневольный, копаем… в смысле, летаем отсюда и до обеда.

— Джексон.

— Да-да?

— Кончай паясничать. Признаем честно: я не гожусь в капитаны.

Он хмыкнул и посмотрел на неё с едва уловимой насмешкой.

— Вот потому-то я и спросил, сечёшь, кэп? Чтобы знать, какой ответ правильный.

— Капитаном должен был быть ты.

— Не-а, — усмехнулся он. — И мы оба знаем, почему. Я им там, наверху, не нравлюсь. И оно, может, правильно. Потому что я много вопросов задаю слишком. Спрашиваю, например, на кой ляд мы вообще в эту заваруху влезли, встряли между Земным Союзом и Альдо, да ещё и так тупо, что хоть плачь. Почему слили всех офицеров в первые месяцы, и теперь приходится работать с нестреляными сопляками вроде этого Ива. И где были — и остаются — мозги у нашего командования… Я задаю вопросы без ответов. А ты вот прекрасно понимаешь, что их нет смысла задавать. Потому-то ты капитан. И капитан хороший, без дураков.

— Я вот даже не поняла, похвалил ты меня или нет.

— А хрен его знает, — вздохнул старпом. — По мне — таки похвалил. Ты правду этому парню сказала: нам никто ответов не даст. Потом, может быть, над нашими пустыми могилами прочитают какую-нибудь красивую речь… или обругают, как вариант, если альданские мутанты победят и такая будет повесточка. И это наша работа, кстати, это то, что мы понимаем: чтобы над нашими могилами всё же наши чего-то там читали. А что уж это будет — дело десятое… Но, как бы ни повернулось, потом нам придумают и ответы, и смысл — заочно. И не спросят, кем на самом деле мы были. А сейчас у нас вариантов нет, мы должны работу свою делать. Стоять за своё и своих, бить альданскую погань и по возможности жить. Как можем и сколько можем.

Он хмыкнул, вгрызся зубами в красный бок яблока и мечтательно уставился на звёзды.

— Ты всё правильно говоришь, кэп. И правильно делаешь. Не парься. Скушай вон яблочко.

Ли не стала отказываться.

*

Звёзды сияли сверху, и искусственная атмосфера придавала им лёгкий розовый оттенок. Шевелились под лёгким ветерком ветки яблонь, бросая вниз и плоды, и лепестки, и пожелтевшие, отжившие своё листья.

Яблоко было алым, словно кровь, и вкус его почему-то показался необычайно ярким и насыщенным. Возможно, все вкусы становятся такими — в шаге от смерти?

Там, над нами, кружил флагман “Танатос”. Это была настолько огромная махина, что увидеть её можно было невооружённым взглядом — и Ли смотрела, не отрываясь.

Ты там, верно? Узнал ли меня? Думаешь ли обо мне?

Не так я хотела встретиться. Не так…

В глазах её предательски защипало, но слёз не было. Наоборот, так и тянуло улыбнуться. Посмеяться над бредовой абсурдностью ситуации, оценить иронию судьбы.

Она ведь хотела с ним встретиться. Потом, после войны. Но здесь, сейчас, так…

У тебя отличное чувство юмора, судьба. Шутка засчитана.

Бог смерти… Ли стоило подумать об этом раньше. Стоило быть умнее. Но, если честно, ей бы и в голову не пришло, что безбашенный, высокомерный и чуток своеобразный парень, с которым она гоняет на теневых вирт-гонках, может оказаться одним из ужасных альданских монстров. Как могла бы она предположить такое? Он казался таким… нормальным.

Хотя, по свидетельству многих очевидцев, безумные маньяки и отбитые военные преступники тоже кажутся нормальными, пока им в руки не попадает оружие, беспомощная жертва или абсолютная власть.

И всё же, поверить сложно. Если не предположить, что это всё было специально подстроено конечно — но зачем? Зачем лок-генералу Коалиции обычная кибер-спортсменка, какой она была на момент их первой встречи? Это попросту не имеет никакого смысла.

Может, это всё ошибка? Может, от нервного перегруза у неё уже банально едет крыша? Ли думала об этом снова и снова, но…

-

— И всё же, почему бог смерти? Не мог придумать менее пафосный ник?

Они отдыхали после очередной гонки, развалившись на обогретых зелёным солнышком камнях. Вирт-пространство, где проводились гонки “Последнего турнира”, было нелегальным и суперреалистичным. Настолько, что при определённом раскладе человек мог перепутать это с реальностью. А уж для Ли, профессиональной кибергонщицы, это и была реальность.