Спустя несколько недель в одно редкое солнечное утро дверь в палату приоткрылась, в дверном проёме возникла небритая всклокоченная голова доктора Хадсона и сообщила:

— Лиза, тебе пора выписываться. Мы тебя подлатали, выкормили, на ноги поставили – настало время начать приносить пользу. Сегодня найдём тебе спальное местечко вместе со всеми, а завтра утром пойдёшь в швейный цех. Умеешь шить, да?

— Никогда этим не занималась, вообще-то…

— Придётся научиться… — Заметив, как я разглядывала протезы, он попытался меня успокоить: — Да ты не дрейфь, машинку дадут. Всё, бывай, я убежал.

Голова исчезла, дверь захлопнулась, а я осталась наедине с мыслями…

У ребят здесь была настоящая иерархия наподобие тюремной – я узнала об этом от Отто. Триста человек были разделены на две части – девочки и мальчики жили в разных бараках. В мужском бараке царила настоящая дедовщина – старшие и сильные, сбившись в небольшую стайку, «управляли» теми, кто был послабее, и всячески над ними издевались. Девочки же поделились на несколько групп по возрастам, которые хоть и не враждовали в открытую, но были не прочь напакостить друг другу исподтишка.

Мне предстояло спуститься в этот мир с его неписаными законами. Быть новенькой – это приговор, а уж новенькой на костылях… Сердце сжималось от тревоги, но радовало одно – я была не одинока здесь, у меня был верный друг – Отто. Мы почти не виделись с тех пор, как я встала на костыли, но иногда, вечером или утром, он забегал, чтобы узнать, как у меня дела и рассказать про свои, и эти минуты были глотком воздуха в затхлом больничном существовании…

В тот же день ближе к полудню ко мне в палату явились пара девочек лет пятнадцати в застиранных рабочих комбинезонах.

— Привет, Лиза, — сказала одна из них, с двумя русыми косичками. — Тебя переселяют к нам в корпус. Я Мария, а это – Дженни. Собирайся и пойдём, нам на обед ещё надо успеть. Манатки твои я возьму, а с остальным Дженни поможет.

Чернявая Дженни молча двинулась в мою сторону, чтобы помочь подняться, но я резко дёрнулась и, ухватившись за костыли, поднялась сама. Пока я ковыляла по лестнице, цепляясь за перила, девочки нетерпеливо перетаптывались внизу.

— Ну сколько можно? — раздражённо вопрошали они. — Давай поможем, а то до вечера тут простоим!

— Не надо, я сама дойду. — Я была непреклонна, чувствуя, как дрожат от напряжения руки. — Ноги есть, ходить могу.

Снизу послышалось приглушённое:

— Ага, тебе только стометровку бежать на своих культях.

Мария фыркнула. Я сделала вид, что ничего не услышала…

Барак встретил нас длинным коридором, уставленным безликими дверями. За каждой из них была своя маленькая жизнь, свои секреты и распри. Я слышала гул голосов, схема, чьих-то ссор.

Мое жильё было на первом этаже, в самом конце коридора. Внутри ждали три кровати, застеленные казённым бельём, и одна из них была моей. На колченогой тумбочке лежало моё скудное богатство: пара комплектов одежды, включая тот, в котором меня подобрали у ворот несколько месяцев назад, зубная щётка да полтюбика пасты. Хозяйки двух других коек отсутствовали – видимо, обедали в столовой. Есть мне не хотелось, а тело ныло тупой, выматывающей болью после долгого путешествия через территорию интерната, так что я свалилась на жёсткий матрас, свернулась калачиком, прижавшись лбом к прохладной стене, и почти сразу заснула…

… Я утопала в одеяле из стекловаты, падала в него всё глубже и глубже, оно триллионом микроскопических крючков цеплялось за кожу. Из поролоновой толщи раздался голос:

— Не переворачивайте её на спину, мистер Сантино, не хватало ещё, чтобы она язык проглотила!

Кажется, это профессор Мэттлок. Где он? И почему так жарко?!

— Ещё раз увижу этого червяка… — откуда-то издалека доносился хриплый голос Марка. — В его интересах окуклиться, отрастить крылья и улететь, пока я его не прихлопнул! Лиз, ты мне только не вздумай снова отдавать концы!

— Вот, это должно помочь, — сказал Мэттлок, и носоглотку обжёг едкий нашатырь.

Мир дёрнулся и с грохотом ввалился обратно в сознание: сначала рёв Марка, потом ослепительный свет люстры, а затем – ощущения в собственном теле, горячем и ватном.

— Кажется, прошло… Да она вся горит! Профессор, неси воды скорее!

По лбу струился пот, а глаза как будто засыпало колючим песком. Я с трудом разлепила веки и сквозь ослепительно яркий свет увидела, как Марк мечется по крошечной, обитой деревом комнатке жилого модуля туда-обратно. Я лежала на одном из диванов – видимо, меня туда водрузили, пока я была без сознания.

— Марик, хватит кружить… — Голос мой звучал словно снаружи, из-за двери, я даже не узнала его. — Что-то меня поднакрыло, но вроде уже легче… Нормально всё, просто устала… Кажется.

Марк с размаху зацепил головой низко висящую люстру, мигом оказался рядом и принялся заглядывать мне в лицо.

— Чёрт возьми, Лиз, ты меня в гроб вгонишь! Этот… уродец до тебя своим усиком дотянулся – и тебя будто током шарахнуло… Я уж думал – всё, конец… la muerta allegado, приехали.

Входная дверь с треском распахнулась, и в тесном помещении появился профессор Мэттлок с походной флягой цвета хаки.

— Вот, мисс Волкова, попейте. Это хорошая вещь, помогает прийти в себя. И, как недавно выяснил Свенсон, особенно хорошо – при похмелье.

Старый археолог явно испытывал облегчение – сегодня возиться с чьими-то останками уже не придётся. Припав к горлышку, я жадно глотала солоноватую прохладную жидкость, пока фляга не опустела.

— Что это было, профессор? — спросила я, наконец переведя дыхание.

— Очевидно, телепатический контакт. — Мэттлок поправил очки на носу. — Мой первый опыт прошёл куда мягче. Я и предположить не мог о подобной реакции. Надеюсь, это разовая реакция на установление связи…

— До ближайшего врача несколько тысяч километров, — заметил Марк. — Ты вспомни об этом в следующий раз, Лиз, когда опять решишь хватать всё руками.

— Это моя вина, — сказал Рональд Мэттлок. — Простите, мне следовало предупредить вас, но я просто не успел… И давайте держать это в тайне. Вам ведь без особой разницы, больше одной тайной или меньше? Я же, в свою очередь, сохраню в тайне тот факт, что вы вовсе не из полиции.

Мы с Марком переглянулись. Конечно, он ведь чуть раньше назвал мою настоящую фамилию, чему никто из нас значения не придал. Незаданный вопрос повис у меня на языке, а Мэттлок продолжал:

— Не стоит так удивляться. Я знаю, кто вы, уважаемые гости. Томас мне рассказал. — Профессор кивнул в сторону прикрытой двери своего кабинета. — И я знаю, зачем вы здесь, охотники за ценностями… Как рассказал, вы спрашиваете? Дело в том, что регулярное… Кхм… Общение с этим существом с какого-то момента избавляет от необходимости физического контакта. Я могу обмениваться с Томасом мыслями, а он, в свою очередь, помогает мне понять, что скрыто в чужих головах. И даже больше… Как это происходит – я сам до конца не понимаю. Он просто рисует в моём воображении картинки, образы.

— И вы не боитесь нам это рассказывать? — спросила я наконец. — В мире миллионы людей, которые разберут вас и Томаса на запчасти, чтобы завладеть таким могуществом.

— Да, но на случай, если вы захотите оглушить меня и бросить в багажник, у меня заготовлены пара сюрпризов. — Он пожал плечами. — К тому же я успел изучить вас. Ваши принципы, ценности, и даже то, что вы будете делать дальше.

— Чушь, — фыркнула я, окончательно приходя в себя. — Докажите.

— Легко, — кивнул профессор. — Сейчас, мисс Волкова, вы вспоминаете свой последний контракт перед «переходом» из одной преступной группы в другую. Тот самый, где ваша жертва была бесцеремонно брошена в багажник… Да, сто тридцать тысяч – это большие деньги… И да, к сожалению, с ним в броневике действительно была его дочь.

Я смотрела на него, ощущая, как холодеет внутри. Старик, словно книгу, читал мысли, галопом и наперегонки несущиеся у меня в голове.