Онемение окутывало меня густой пеленой, засасывало в себя, словно втягивало в бездонную яму с жидким цементом. Я снова находилась в ложе посреди стеклянно-стальной комнаты, а сиреневое небо надо мной подпирал прозрачный потолок. Насквозь пропитанное влагой тело стремительно деревенело, остатки боли оттенялись бесформенным маревом обезболивающего.

— Необходимо передать её отделу «П» в исходном виде, — говорил угасающий, удаляющийся голос. — Вплоть до молекулы. Ассистент номер четыре, займитесь. И уберите уже, наконец, рвоту…

Я пошевелила рукой, и перед глазами возникла чёрная ветвь высохшего дерева. Не было ни бинтов, ни кожи, ни даже мяса. Всё это спеклось и иссохло на паре обугленных по локоть, изогнутых костей – лучевой и локтевой. Ладонь в резиновой перчатке властно опустила огрызок конечности вниз. Сверху на меня надвинулась чёрная крышка, что-то металлически щёлкнуло во тьме, и налитые свинцом и солью веки опустились под невыносимой тяжестью…

Искры нервных импульсов бежали по синапсам, по одному включая органы чувств. Первым пробудился вестибулярный аппарат. Мир вокруг качнулся, вызывая головокружение. Звуковая вибрация побежала сквозь пространство, пробуждая слух, который стал вторым чувством, сбросившим с себя сон – зажурчал тихий бархатный голос, пробиваясь через вязкое чёрное желе небытия:

… — Где ты теперь? Что же будет с миром, который мы должны были спасти?

Сердце гулкими, глухими толчками гнало кровь через онемевшее тело. На коже проявлялись ощущения мягкого окутывающего шёлка. Трель электронного соловья ворвалась в пространство, а следом за ней хриплый мужской баритон не терпящим возражений тоном затребовал:

— Старший инженер, где пропадаете?! Почему не на посту?!

— Я только что из центрального узла, вице-адмирал, — спокойно, но со звоном в голосе ответила неведомая женщина. — Всё подготовлено, осталось лишь, что называется, дёрнуть рубильник. Это я могу сделать откуда угодно.

— Мы постараемся выиграть время! — Далёкий хриплый голос окутывали звуки – затихающий реактивный гул, лоскуты чужих отрывистых фраз, шуршание и вой ветра. — Автоматы будут держать их на дальних подступах столько, сколько смогут, но мы должны быть готовы, когда они войдут в атмосферу! Тогда понадобятся все технические возможности, включая ваши! Так что распечатывайте запасы!

— При всём уважении… Я могу получить подтверждение от моего непосредственного руководства? — поинтересовалась девушка.

Ещё один мужской бас был по-отечески тёплым, но непреклонным:

— Считай, что это мой приказ, Софья. Мы давно хотели проверить сверхсолдат в настоящем бою. Теперь у нас есть такая возможность.

— Сколько у нас времени, генерал Матвеев? — спросила она.

— Его нет. Через пятнадцать минут твои питомцы должны сесть в поезд, а через полчаса – прикрывать все гражданские убежища и контролировать в заданном районе каждую щель. Эвакуация уже объявлена.

— Сделаю, — коротко ответила она, и шум оборвался. Я услышала глубокий вдох, а затем девушка властно распорядилась: — Ной, режим администратора, вход в систему…

— Вход успешен. София Толедо, администратор первого уровня, — произнёс бесцветный тенор сразу отовсюду. — Ожидаю команду.

— Приказ – расконсервировать контейнеры с «богомолами» на всех периметрах. Раствор хранения – на переработку. Адреналин внутривенно, полтора грамма на килограмм, внешние модули распределить с хранения…

— Расконсервация запущена, — с готовностью ответил робот.

— По готовности всех на магнитный лифт, — продолжала девушка. — Отбытие на подвижном состав на второй глубине через пятнадцать минут. Сценарий – осаждённая крепость, подчинённый алгоритм – приоритетная защита гражданских. При малейшем сбое докладывать мне.

— Приступаю к выполнению, — отозвался механизм, и стало тихо.

Загудела механика, по закрытым векам полоснул яркий, нестерпимый свет. Почувствовав щекой лёгкое касание, я отдёрнулась, словно от удара.

— Знаешь, иногда ты напоминаешь мне дикое животное, — вкрадчиво произнесла кареглазая черноволосая девушка. — Каждый день – всё по новой, по нескольку раз. Я ежедневно знакомлюсь с тобой заново. Приручаю тебя по утрам. Одно моё неловкое движение – и ты пугаешься, как лесной зверь…

Тёмные очи блеснули прямо передо мной, в них заплясали отражения десятка разных чувств, но все их моментально сковала налетевшая стужа. Минул краткий миг – и я увидела размытый овал лица, и где-то в глубине этих очей на самом дне стылый ледяной камень надвинулся и заслонил собой последнюю искру жизни.

Только теперь я заметила, что лицо её было покрыто ссадинами и кровоподтёками. Под изящной загорелой шеей, обрамлённой в белоснежный воротник, чернел наглухо застёгнутый мундир. Чёрные блестящие перчатки скрывали руки. Взгляд скользнул по смоляным прямым волосам, что ниспадали на плечи, и внутри кольнуло ощущение – что-то не так. Картина неполная. Словно волосы стали такими лишь недавно…

— Пульс учащённый, давление сто сорок на сто, — констатировала девушка и улыбнулась в поллица, через силу – мешал огромный желтоватый синяк на щеке. — В глазах осознанность. Ты вновь вернулась в мир, ко мне… Удивляешься моему внешнему виду? Не нужно. Недавним долгим вечером ты вновь хорошенько отделала меня, но я нисколько на тебя не сержусь.

Уголки её губ дрогнули в едва уловимой, загадочной улыбке, которая не дошла до глаз.

Я огляделась. Округлый серебристый зал метров пятнадцати в диаметре походил на огромный тор без сердцевины, над которым в центре возвышался потолок – один большой хирургический инструмент с разъёмами, шлангами, электродами, тубами и другими механизмами. Конструкция напоминала то ли небольшой орга͐н, перевёрнутый вверх тормашками, то ли ежа, готового ощетиниться медицинскими иглами. Внизу безмолвным помощником застыл передвижной стол-тумба. Всё вокруг меня сверкало отполированным серебром и нетронутым с самого конвейера сероватым пластиком.

Идеальная, стерильная чистота, и лишь полтора десятка капсул в человеческий рост выделялись из общей картины. Подвешенные многосуставчатыми захватами на рейлингах, они напоминали гробы. Словно в футляре, в такой же капсуле пребывала и я, стиснутая полиэстеровыми ремнями и прижатая к шёлковой подложке…

Едва заметное движение – изящные пальцы девушки возникли почти у самого моего лица, скользнули вниз, мягко прошлись вдоль ключицы. Странная, несвоевременная нежность этого прикосновения вновь заставила меня отпрянуть. Впились в бёдра и плечи непреклонные фиксаторы, установившие меня внутри ложемента, набитого мягкой тканью, будто на дне коробки для новенькой фарфоровой куклы. Деваться было некуда – я была беспомощна. Уязвима.

— Где я? — наконец выдавила я из себя.

— На дне биокомплекса, — сообщила девушка. — Обычно я паркую нашу лабораторию пониже, поэтому здесь не слишком людно. Забавно, что тут, глубоко под землёй боязнь высоты даёт о себе знать чаще всего. Что касается самого комплекса, здесь ты проводишь бо͐льшую часть времени, но иногда мы с тобой выходим на прогулку… Помню, как страшно мне было поначалу, но больше я не боюсь наших прогулок. Теперь я даже не отключаю боль…

— Зачем ты держишь меня здесь?

— Конкретно здесь для того, чтобы ты могла отдохнуть в тишине и покое. Последние шестнадцать часов тебя никто не тревожил.

Всё помещение дрогнуло. Пошатнулись, тихо звякнули металлические капсулы на рейлингах. Мигом смахнув с себя странную и страшную нежность, девушка отступила на два шага. Сверкнули вычищенные до блеска пуговицы на юбочном мундире с тёмно-синими петлицами, мелькнули блики на чёрных туфлях, подводивших итог загорелым ногам. Но её глаза… Недавний пожар в них был теперь придавлен, словно тяжёлой бронедверью, и лишь языки пламени бились о щели изнутри. Или мне всё это кажется?

— У меня есть новости, и начну я с хорошей, — сказала девушка. — На днях нам с тобой удалось почти невозможное. После того, как коллеги из доследования повернули вспять процесс расщепления долговременной памяти, мы с тобой кратно увеличили время твоего пребывания в осознанности между разрывами. Правда, это было нелегко, и для этого тебе пришлось вновь меня убить…