Нужно было возвращаться в «Виатор». Здесь всё давно погибло и заплесневело, и сидеть в этом металлическом гробу не имело смысла. С точки зрения запчастей эта машина не имела никакой ценности. Кроме, пожалуй, капитанского кортика – хоть какое-то оружие…

По коридору я вернулась до выхода в грузовой отсек, смятого неведомой силой. На карачках пробравшись к люку, который стал препятствием для местной мегафауны, я осторожно выглянула наружу. Было видно грузовую рампу, а в темноте под ней плясали огоньки, и я разглядела существ размером с некрупную собаку о трёх ногах с огромным фасеточным глазом вместо морды. Они тоже увидели меня и заголосили – звук был похож на лесной птичий гомон. А затем существа разбежались кто куда.

Отдалявшиеся отрывистые чириканья стихли, и я решилась вылезти наружу.

… — Как слышишь? — раздался искажённый динамиком голос. Женский. Вера. — Лиза, как слышишь? Устроила себе экскурсию по местным достопримечательностям?

— Кто тебе дал рацию? — проворчала я, сжимая рукоять кортика.

— Иван Иваныч, кто же ещё? — голос Веры был сладок, как сироп. — Он волнуется. Будто ты можешь деться куда-то с этой помойки.

— Было дело, — скрежетнул старик. — Мы несколько часов тебя ждали.

— Думали, что ты уже откинула копыта, — вставила Вера.

— Спелись, значит? — я говорила вполголоса, вслушиваясь в тишину. — Прекрасный дуэт. Предателя и убийцы.

— Кто прошлое помянет – тому глаз вон, — скрежетал дядя Ваня. — А у тебя, дорогая, оба на месте. Давай, не задерживайся…

Я ступила на рампу.

— Ну что, пока у нас есть немного будущего… придумали, как его провести?

— Вера, — перевёл стрелки старик, — а у твоей оболочки срок годности есть?

— О, огромный. Пока коррозия не съест. Или пока следующая экспедиция не найдёт то, что от нас останется. — В её голосе танцевала ядовитая насмешка. — Мы станем неплохим музейным экспонатом. Три дурака в одном тазу пустились по морю в грозу…

Я стала спускаться по рампе, держа старый клинок наготове. Постояв некоторое время внизу, я подождала, когда глаза привыкнут к темноте. Я отчаянно моргала и вращала глазами, чтобы хоть как-то освободить веки от застывших под ними капель крови.

— Так ты трогала эту штуку? — вопросила Вера. — Что ты почувствовала?

— Думаю, я стала немного ближе к пониманию, как всё устроено, — задумчиво протянула я.

— О, откровения, — с фальшивым восторгом воскликнула Вера. — Ты телепат. А теперь уже почти пророк… Может, попросишь Мироздание прислать за нами такси?

Выбрав направление, я осторожно пошла вперёд. Вокруг было тихо, если не считать отдалённого курлыканья невидимых животных. И мне казалось, что я раньше видела этих «собачек», только совсем в других обстоятельствах.

Что-то заставило меня перестать смотреть под ноги, задрать голову вверх, и я узрела сказочное звёздное небо, окрашенное пятнами туманностей, будто гигантскими бензиновыми кляксами, растянувшимися по поверхности воды. Не было на небесах давешних зеркальных облаков, а сквозь искрящийся небосвод пролетали камни. Большие и маленькие, группками и по-отдельности, неспешно и лениво они наискось дрейфовали вдаль. Я отлично видела их отсюда, в свете множества огоньков, что росли на этих кусках камня горстями и шевелились на гибких ножках, будто грибницы.

Я вспомнила тот далёкий миг, когда впервые соприкоснулась с джангалийской гусеницей. Тогда Марк ещё отпускал идиотские шутки, провидец Мэттлок готовился оставить своих коллег-археологов, а перед моими глазами маячило число с несколькими нулями, обещанное за поимку инопланетного артефакта. Мы были слепыми котятами, что тыкались носом в дверь, за которой ждал ураган.

— Дед, помнишь ту гусеницу, которую таскал с собой Мэттлок? — спросила я.

— Ещё бы такое не помнить, — хмыкнул старик. — Мультипеда-как-её-там… Томасом звали. Как того, из «Мюнхгаузена»…

— Она показала мне этот мир. Только не снизу, с поверхности, а сверху. С этих самых летающих камней. Тот вид… Он был оттуда. — Я указала пальцем вверх, на одну из глыб.

— Дар предвидения, переданный Рональду, — протянул дядя Ваня. — Наверное, ещё тогда нам нужно было отказаться от контракта. Развернуться и бежать без оглядки. Но кто же отказывается от золотого тельца, когда он мычит у тебя под носом?

— Никогда не знаешь, какое решение может стать роковым, — сказала я, глядя на дрейфующие камни. — Оно приходит буднично. Ты его не замечаешь. А оно уже живёт, как семя, упавшее в почву. — Я сделала шаг вперёд, в багровый сумрак. — Ты не видишь его. А когда возвращаешься взглядом… на месте уже стоит дерево. И изменить это уже нельзя… Можно только срубить его или сгореть в его тени.

Шаг за шагом я продвигалась в заданном направлении, обходя ямки и неровности в едва заметно пульсирующей земле. Тишина вокруг царила всеобъемлющая, будто весь мир лёг спать. Или, быть может, все его обитатели сейчас неотрывно смотрят в сверкающие ночные небеса.

— Расскажи-ка, дядя Ваня, раз уж выдалась минутка, — попросила я. — Зачем «Базису» этот артефакт? Что им так нужно от него? Владеть миром? Он и так у них в кармане.

— Эта кучка преступников скупила человечество на корню, — сообщил старик. — Но им этого мало. Они захотели владеть его прошлым и будущим. Стать не королями, а богами.

— С помощью этой штуки? — усмехнулась я. — Она просто показывает разные вещи. Как кино. Трагедию длиной в миллионы лет. Не думаю, что это сделает кого-то богом. Скорее… сошедшим с ума зрителем.

— Без ключа? — насторожился старик.

— Какого ещё ключа?

— Сар’ит Ракт’а. Я тебе говорил об этом когда-то… «Красная река» на санскрите… «У одинокой сущности будет ключ, и он поможет открыть артефакт». Как-то так, вроде…

— С чего вдруг ты взял это всё?

— Об этом говорил Мэттлок… Похоже на бред сивой кобылы, знаю. Но здесь… Красная земля, бордовые леса… Может, ответ где-то недалеко?

— Пропавшие джангалийцы оставили послание, — вмешалась Вера. — Камень с символами и знаками, криптографику, среди которой нашли санскрит. Видимо, профессор Мэттлок был в курсе этой находки. Раз уж даже я в курсе…

— А инструкции по применению они не оставили? — спросила я. — «Вставить ключ А в паз Б»? Тыкать наугад я смогу только четыре дня, пока воздух на корабле не выйдет…

Четыре дня – это много или мало? Пожалуй, пока я не чувствовала нехватку времени, но этот момент был не за горами.

— Знаете, я вот только одного никак не пойму, — пробормотала я.

— Это чего же? — хором спросили дядя Ваня и Вера.

— Зачем мне эта «книга»? Почему она так и липнет ко мне? Я не учёный, не пророк… Я просто… кукла, которую пинают все кому не лень.

— Может, именно потому, что всю дорогу она была тебе неинтересна? — предположила Вера.

Всегда не хватало времени, подумала я. Его всегда было слишком мало, а потому возможность его чувствовать была редкой привилегией и облечением. И самым доступным способом почувствовать время было движение. Я шла под звёздными коврами, что были развешаны над головой, мышцы работали, и я постепенно приближалась к тому, чтобы начать чувствовать время. Не как песок, утекающий сквозь пальцы, а как пульс, как дыхание этого гигантского, живого мира.

— Ночь – это нормальное состояние Вселенной, — пробормотала я. — А день – просто аномалия, вызванная ближайшей звездой. Мы, люди, рождены во тьме…

Вера вдруг спросила:

— Лиз, каково это – знать, что ты эксперимент, вышедший из-под контроля?

— Я к этому уже привыкла, — пожала я плечами. — Лабораторная крыса редко имеет собственное мнение о лаборатории. Но моё мнение неизменно – с идеями о сверхчеловеке, как правило, носятся безумцы. И от этого страдают обычные люди.

— Немножко прописных истин, — хмыкнула Вера.

— Меня давно не покидает ощущение, что всё вокруг – это один большой эксперимент, — сказала я. — Слишком много всего происходит, и я не могу ни на что повлиять.

— Ещё как можешь, — возразила Вера. — Думаешь, всё это происходит без твоего участия? Да счас! Просто каждое событие предваряется накоплением критического объёма факторов. И когда веса у них становится достаточно – ход событий сдвигается в ту или иную сторону. Это как… Ну, не знаю. Птицы, которые отъедаются и наконец отправляются на юг…