Шар погас. Не с хлопком, а с тихим вздохом. Он схлопнулся в точку и исчез, а пыль, его составлявшая, мягко осела на паркет. Вновь комната окрасилась оранжеватым светом горящего камина. В кресле напротив меня сидела невзрачная девчонка, чем-то отдалённо похожая на мышь, едва выбравшуюся из-под пыльного плинтуса. Одета она была в тёмные штаны и безразмерный мешковатый серый свитер, в рукавах которого прятала руки. На голове – неопределённого цвета небрежный хвост. Взгляд – два заряженных пистолета, нацеленных в упор. Не моргая, она сверлила меня своими – моими – волчьими глазами. Это была я.

— Ты – это я? — спросила я.

— Я – это ты, — сказала я-она моим голосом и выдержала короткую паузу. — Твоя лимбическая система. Ощущения. Переживания. Из всех твоих ипостасей я пришла в этот мир первой и уйду из него последней. Я вижу, что тебе неуютно. Не беспокойся. Здесь не бывает *необычного*. Здесь бывает только *возможное*. И всё уже когда-то было. Даже если из-за угла покажется гиппопотам, одетый в костюм-тройку, ты его вспомнишь. Она его вспомнит. — Лимбическая система мотнула головой в сторону – поодаль от стола, пристально изучая книжные корешки и почёсывая подбородок, стояла её точная копия.

— А ты, стало быть, мой неокортекс? — догадалась я.

— Осознанное мышление, речь, моторика – это всё я, — сказала она и обернулась. — Я обработаю всё, что ты мне покажешь. Пока что ты можешь показывать, а я – вспоминать.

Гиппопотам, значит? Ну что ж, проверим…

Я с силой оторвалась от цепкого, когтистого взгляда Лимбической системы и напряжённо уставилась на запертую входную дверь, *ожидая*. Вот-вот, уже прямо сейчас загрохочут тяжёлые шаги, задребезжат многочисленные канделябры, и бегемот войдёт через эту дверь с заставленным яствами подносом. Я заставила себя *услышать*.

И раздался гулкий удар. Затем другой и третий. Грузная поступь приближалась, тянулись долгие секунды, и в тот самый момент, когда зверь должен был распахнуть дверь и явить себя, сидящая в кресле она-я заявила:

— Убери его, он будет только мешать. Это была лишь фигура речи, а нам с вами нужно обсудить кое-что важное. Без посторонних.

Немигающий взгляд её скользнул ниже, и я непроизвольно проследовала за ним, к рукавам своего свитера цвета пепла и золы. И замерла. Из складок грубой колючей шерсти показались пальцы. Хрупкие на вид, они светились изнутри голубоватыми прожилками. Я сжала их в кулак, чувствуя каждую мышцу, каждое сухожилие. Но… этих рук не должно было быть. Я *помнила* металл. Я помнила, как их отняли. Я точно знала, что потеряла свои руки давным-давно. И я спросила:

— Скажите мне, я сплю?

— Вовсе нет, — усмехнулось отражение моего отражения и удовлетворённо откинулось на спинку резного кресла – подсказка достигла цели.

— Значит, умерла?

— Это не смерть, — сказала вторая я-она, присаживаясь на нижнюю ступень стремянки. — Смерть пока за гранью. Это – безвременье. Мы здесь, и мы везде. И лишь здесь, в этой точке покоя, можно разглядеть каркас мироустройства, не отвлекаясь на шум существования.

Они переглянулись. Голос Неокортекса звучал странно и неестественно – так всегда бывает, когда слышишь себя со стороны. Даже в записи голос чувствуется совершенно не так, как внутри собственной черепной коробки с её неповторимой акустикой тканей, полостей, туннелей, их рельефов и переплетений.

— Здесь до вас уже был тот, кого волнуют вопросы мироустройства, — нахмурилась я. — Думаете, это сейчас важно?

— Только это имеет значение, — многозначительно кивнула Неокортекс. — Понимание законов этих миров – ключ к несметным богатствам. Всё остальное – всего лишь механика на пути к нашему общему концу.

— Хорошо, — согласилась я, гадая, куда заведёт нас этот разговор. — Если понимание – это ключ, тогда помогите мне понять, как я попала в этот мир? В это самое *безопасное* место? — Я сопроводила слово резким, колким жестом – воздушными кавычками.

— Пришла сюда своими механическими ножками, — бросила Лимбическая система без тени улыбки. — Шаг за шагом, день за днём, по чужим костям и мимо всех своих шансов. — Голос её смолк на мгновение. — Твоё беспокойство растёт. Ширится. Тебе здесь некомфортно?

— Я люблю дома͐, в которых много книг. — Я вновь обвела взглядом величие и незыблемость комнаты особняка – наверное, одной из многих и многих. — Они не кажутся пустыми, когда в них никого нет. Но здесь непривычно. Странно.

— Я вижу, ты забыла это место, — сказала Неокортекс. — Но точно помнишь другое. Как насчёт…

Старый дом с горящим камином и вечностью, шелестящей каплями дождя за окном, дрогнул – и поплыл. Потрескивание камина растворилось в рокоте мотора, а стены с книгами растаяли, сменившись тесной кабиной глайдера. За обтекателем царила почти полная тьма – лишь где-то внизу плыли мутные пятна лесных массивов.

… — Важно понять, что пределов не существует, — тихо журчал голос моего отражения – теперь она была одна и сидела за штурвалом слева от меня. — Твоя Вселенная – лишь комната. Выйди из неё – и окажешься в Доме. Выйди из Дома – увидишь город. И так до бесконечности. Каждый новый мир вмещает в себя предыдущий. И двери между ними – это преодоление их законов. Так устроено всё.

— И откуда ты это знаешь? — удивилась я.

— Не я – *ты* знаешь всё это. Наш общий друг… лишь приоткрыл дверь.

— Наверное, это как с температурой, — сказала я, ухватившись за туманный обрывок всплывшего было воспоминания об институтской лекции, на которой мне довелось побывать когда-то в прошлом. — Абсолютный ноль – это лишь точка отсчёта, начало. Но температурного предела тоже не существует.

— Всё так, это общий принцип, и тебе это известно. Как известно, что смерть – не конец пути, а лишь возврат в исходную точку. Туда, где мы встретимся вновь после краткого мига расставания.

Неокортекс смотрела на меня, а я смотрела на неё. Она всегда безошибочно ловила мой взгляд, когда я смотрела на неё. В её сосредоточенности читалось напряжение – будто за спокойным фасадом она сдерживала рой моих личных демонов, прижимая их своими скрещёнными руками. Она была единственной, кого я хотя бы на толику знала в этом странном мире.

Наконец я вынырнула из водоворота тёмных глаз и огляделась. Бежевый салон аэрокара был просторным и старым. Потёртые кожаные сиденья потрескались от времени, но всё ещё держали форму.

— Знакомая машина, — заметила я. — Кажется, я видела её в каком-то фильме, но вот только не могу вспомнить все детали. Да и чем кончился… Наверное, мне, как обычно, не дали его досмотреть.

— Ты часто бывала в этом месте с другом, и тебе было тут хорошо, — с ноткой разочарования, будто я не прошла какую-то проверку, произнесло отражение моего отражения. — Поэтому мы здесь. Для тебя твоя память сейчас – что-то вроде картотеки, откуда можно безболезненно и без лишних волнений вынуть что угодно. Что-нибудь. Перед тем, как забыть навсегда.

— Вынуть, небрежным движением смахнуть пыль, рассмотреть пристально, внимательно, беспристрастно, — одними губами прошептала я и замерла, прислушиваясь ко внутренним ощущениям.

Где-то в груди, в самом её центре космическая пустота гудела магнитными ветрами. И даже демоны замерли без движения – лишь урчали в унисон их ненасытные чрева.

Нет. Пожалуй, сейчас копание в картотеке воспоминаний не имело никакого смысла. Прошлое хранит печали, даёт им настояться и забродить. Лучше держаться от этого подальше. Есть риск забраться слишком глубоко, перебирая фотоальбомы моментов – и тогда станет больно.

Лёгкое касание, толчок – и увесистый ящик со слайдами закатился обратно в нишу.

— Пусто, — с облегчением выдохнула я. — Никаких переживаний. И это… прекрасно. Как долго я смогу оставаться здесь и сейчас?

— Это в твоей власти, — ответила я-она и пожала плечами. — И, ты не поверишь, но мы можем отправиться куда угодно – куда только твоего воображения хватит. Просто используй подсистему медиальной височной доли. Вот так…