В ту же секунду женщина ринулась мимо, толкнула на меня толстяка, и в три прыжка оказалась у двери в конце коридора. Щёлкнул замок. Я отпихнула от себя пухлую тушу – Вова грохнулся на пол, неуклюже поднялся и вновь замер с поднятыми руками. Он затравленно озирался, прикидывая маршрут бегства, но Алиса твёрдо держала его на прицеле.

— Ты только не убивай, пожалуйста, — дрожащим голосом обратился он к девочке.

Резкое движение – и девочка прицелилась толстяку в лицо. Пот ручьями струился по его жирному, грязно-бледному лбу, лысина под жидким чубом поблёскивала под тусклой лампой.

— Как раз это я и собираюсь сделать – убить тебя, — процедила Алиса полным ненависти голосом.

Встав рядом, я аккуратно положила руку ей на плечо и только сейчас, увидев капающую с моей руки кровь, почувствовала резкую боль на месте рассечения. Я встретила её взгляд – влажный, переполненный до краёв. Она была на пределе. Готова была прикончить его. Расстаться с последней пулей и последними остатками невинности, чтобы навсегда поселить в себе эту тёмную сторону и жить с ней бок о бок до конца. Совершить убийство.

Едва заметно я отрицательно помотала головой и мягко вынула пистолет из потных детских ладошек. Сразу же дикое напряжение хлынуло из неё крупным тремором и ручьями беззвучных слёз. Чтобы сделать хоть что-то, она подняла с пола свои штаны и принялась натягивать их дрожащими руками.

— У тебя есть ключ? — спросила я жирдяя, взяв его на прицел и кивнув на дверь в конце коридора.

— Д-да, есть, вот, это же мой дом… — Володымыр полез в карман и вынул связку ключей.

— Иди, открывай, — приказала я, и толстяк, нервно и подобострастно улыбаясь, засеменил к двери в тупике.

— Решил ей помочь, ты – вонючая нацистская тряпка?! — раздался злобный крик с той стороны. — Тряпка! Ты даже не мужчина! Мало того, что не смог одолеть соплюху, так ещё и развязал эту тварь! Зря мы тебя оставили после того, как помогли тебе расправиться с родителями! Надо было и тебя порешить!

Сонливости моей как не бывало, адреналин хлестал через край – как и кровь, струящаяся по руке. Меня колотила дрожь.

Плечи Володымыра – чубатого отцеубийцы и людоеда – суетливо елозили, им вторило всё тело, словно желе, пока он неверными руками отпирал замок. Дверь открылась. Володымыр вошёл в комнату, понуро прошагал к огромной двуспальной кровати и встал возле неё с виноватым видом, словно нашкодившая собака. В стороне от кровати, на странной столешнице с железными кандалами сидела Фергана, сверля меня полным ненависти взглядом.

— Кидай мне ключи, — приказала я толстяку с намерением запереть здесь этих двоих.

Взмах толстой руки – и звонкая связка летит мне в ладонь и исчезает в кармане.

Только сейчас до меня дошёл весь сюрреализм этой комнаты. Стол, заваленный интим-игрушками вперемешку со шприцами. Крючья с кожаными ремнями и кандалами. Непонятные устройства, похожие на орудия пыток. И над всем этим – стяги со свастикой и чёрно-красный флаг во всю стену. Но больше всего пугал крюк, ввинченный в стену на уровне колена…

Чем они тут втроём занимаются? Втроём ли? А может, вчетвером? Холодок пробежал по спине, и я покрепче сжала пистолет.

— Вы и мальчика в это втянули? — тихо спросила я.

Молчание. Володымыр отвёл взгляд.

— ГОВОРИ! — рявкнула я. — Зачем вы его впутали?!

— Мы любим, когда он смотрит, — выпалила Фергана. — Только и всего!

— Ну, не только смотг’ит, — затравленно проблеял толстяк, но тут же споткнулся об испепеляющий взгляд Ферганы. — Ты же сама…

— Заткнись, ублюдок! — прошипела она и вдруг осунулась, почернела, как пепел, будто постарела сразу на десяток лет.

Блуждающий взгляд мой зацепился за полку, на которой в порядке возрастания размеров стояли белые, отполированные черепа. Четыре штуки самых разных размеров. Не было лишь детского, которым они планировали дополнить эту «коллекцию».

Волнами ночного кошмара на меня накатывала тоска. Тошнотворный ужас. Не метафорический, а физический – острые шипы один за другим пронзали сердце, кровь замерзала в жилах.

— Вы их сожрали? — тихо вопросила я.

— Не полностью, — промычал Володымыр. — Остальное в подвале, в мог’озилке.

— И нас тоже? На съедение? — Я смотрела на него, не в силах осознать это.

— Да я пг’осто… — торопливо лепетал толстяк. — Клянусь Степаном Бандег’ой, мы давно уже завязали с этим… Мне пг’осто хотелось сделать дг’угу подаг’ок на день г’ождения. — Он неопределённо кивнул на дверь. — У нас с ним завтг’а, в один день…

— Вы хоть понимаете, что делаете? — Я едва слышала саму себя, тело разбирала дрожь, пистолет в руке ходил ходуном. — Кто-то вкладывает жизнь в человека… Растит его, бережёт. А потом такие, как вы, хотят надругаться над ним и сожрать его?

Алиса стояла позади меня, и взгляд её, казалось, сейчас начнёт прожигать стены.

— А что, у вас на Земле, в стг’анах пег’вого миг’а педофилия давно уже в г’амках закона, — с каким-то неожиданным подростковым вызовом произнёс Володымыр. — А каннибализм – это всего лишь пищевое пг’едубеждение. Чем мы хуже?

— Что ты такое несёшь, мразь? — Губы мои брезгливо скривились.

— Да, в Севег’оамериканских Штатах… В Скандинавии, — принялся загибать пухлые пальцы жирдяй. — В Бг’итании… Я читал, всё это в откг’ытых источниках лежит… Там уже давно полная свобода.

— Включи голову! — У Ферганы вдруг прорезался хриплый, убеждающий голос, она лихорадочно сверкала глазами, готовыми выпрыгнуть из глазниц. — Здесь можно ВСЁ! Никаких законов, никакой морали! Это и есть настоящая свобода! Оставайся с нами! Плевать на Дэна, он всё равно был уродом, к тому же он бил моего ребёнка! Пусть он сдохнет! Самое главное, что мы будем жить дальше! Ты только… Ты только убей его, пока он не обратился…

Я смотрела на неё и не могла понять, как вообще такое возможно. То, что они говорили, не поддавалось никаким оценкам. Как может мироздание оправдать существование подобных монстров? Холодная и твёрдая суть вещей обжигала, словно кислота в моём желудке. Эти адские твари были намного, намного хуже всего того, что я когда-либо встречала. И этими нелюдями оказались некогда люди…

— Оставаться с вами? — Моё горло сжалось от спазма. — Чтобы насиловать детей и пожирать людей? Вы в своём сатанинском притоне стали хуже любого мертвеца. Рядом с вами они кажутся… чистыми.

— Оставайся с нами, — увещевала женщина. — Мы будем жить, как короли, никто не будет нам указывать! А девчонка… Детям всё равно тут не выжить! Этот мир не для детей!

— Мы пг’осто хотели есть! — сорвавшимся голосом выкрикнул Володымыр, примирительно протягивая в мою сторону пухлые руки. — Обещаю, мы больше даже не подумаем тг’огать детей!

Но вы же уже подумали. И не просто подумали, а уже продумали всё.

— Хотели есть? — Ненависть сковала меня, и лишь палец на курке жил своей собственной, железной волей. — На, сожри, ублюдок!

Выстрел грохнул в замкнутом пространстве. Жирный нелюдь с визгом схватился за низ живота и рухнул на пол, извиваясь в расплывавшеся луже крови. Фергана, загородив лицо руками, приготовилась получить следующую пулю. Пулю, которой не было.

Кровь сочилась из раны, но я почти не чувствовала боли. Только холодную, стальную ярость. И уверенность. Совсем как тогда, когда я прикончила своего первого нелюдя, Маккейна. В несколько шагов я преодолела коридор, схватила за шиворот бездыханного Инея и волоком потащила его по шершавым доскам. Уже на полпути бренное тело засипело, словно пробитая шина, и стало подавать признаки жизни.

Так быстро?! Неужели вирус захватил его мозг за считанные минуты?! Но почему?!

Бросив тело посреди комнаты, я перешагнула через него и в последний раз взглянула на людоедов. Стрелять было больше нечем. Впрочем, они об этом не знают, поэтому я вскинула пистолет и прицелилась в голову стоящей твари. За прошедшие секунды она, кажется, успела взять себя в руки, и теперь смотрела прямо в дуло с каким-то подобием спокойствия.